И она должна найти этот ответ как можно быстрее.
На необследованной ею стороне улицы находились два ювелирных магазина, две лавки для туристов, торгующих сувенирами и тому подобным, и еще несколько бутиков с одеждой.
Джоанна думала, что урожай сведений о Кэролайн будет столь же богатым, как и вчера, но ее надежды не оправдались. Она начала с бутика. Молодая продавщица по имени Сью (как значилось на ее нагрудной карточке) с профессиональной вежливостью спросила, не помочь ли ей, и, услышав в ответ, что Джоанна хочет «просто посмотреть», немедленно отошла. И в течение следующей четверти часа Джоанна всей кожей ощущала, что за ней следят.
Не рассматривают, не глазеют. Следят!
Выйдя из магазина, она вздохнула с облегчением и поспешила прочь от его окон, чтобы избавиться от этого очень неприятного чувства.
Просто я похожа на Кэролайн. Вот и все.
Расправив плечи, с приветливой улыбкой Джоанна вошла в следующую дверь — дверь сувенирной лавки. Одинокий продавец сидел у кассового аппарата и читал газету под тихое бормотание радио, настроенного на волну музыки ретро.
Джоанну так уязвило это вызывающее отсутствие интереса к ней, что она наугад взяла какой-то сувенир — это оказался тяжелый кованый бобер, предназначенный для того, чтобы хвостом удерживать дверь в открытом состоянии. Ей пришло в голову, что, может быть, откровенная нелепость такого выбора сломает лед.
Она подошла к кассе и поздоровалась с продавцом, предъявив покупку.
— Это все, мэм? — Продавец, мужчина средних лет, говорил вежливо, но абсолютно незаинтересованно.
— Да, благодарю вас. — И, глядя, как он заворачивает покупку, добавила:
— Какие у вас здесь замечательные вещи.
— Спасибо, мэм. С вас тридцать восемь пятьдесят, мэм.
Она протянула две двадцатки и попробовала еще один заход.
— Меня зовут Джоанна.
Его выцветшие голубые глазки по-прежнему не выражали ничего. Отсчитав сдачу и положив бобра в прочный пакет, он сказал:
— Да, мэм. Спасибо за покупку.
Есть в этой незаинтересованности, подумала Джоанна, что-то нарочитое — она словно бы хорошо отрепетирована. То безразличие, с которым он опять уткнулся в газету, как бы совершенно не замечая единственного покупателя в магазине, было явно неестественным.
Выйдя на улицу, Джоанна с тяжелым и громоздким свертком под мышкой поискала глазами следующий магазин. Так — ювелирный. Джоанна чуть нахмурилась. Что ждет ее там?
Там ее ждал мистер Ландерс; он был очень мил, рассказал прелестную историю о том, как Риген купила своей маме ожерелье. Но когда Джоанна попыталась ненавязчиво выяснить, что он, собственно, думает о Кэролайн, его любезная улыбка потускнела, а в глазах появилась настороженность. Красивая была женщина — вот все, что он сказал. А при упоминании имени Скотта мистер Ландерс вдруг сообщил, что его, знаете ли, ждут дела, — так чем я могу вам помочь?
На сей раз Джоанна ничего не купила. Все это было очень… странно. Не может же быть, что Главная улица делит Клиффсайд по принципу дружелюбного и не очень отношения к Джоанне. Стало быть, остается предположить, что со вчерашнего дня что-то изменилось, и люди начали ее опасаться. Может быть, Гриффин, вернувшись с ленча, тихонько отдал указание, чтобы на ее вопросы о Кэролайн больше не отвечали?
Но почему? Чем опасны ее вопросы?
А если дело не в распоряжениях шерифа, то почему сегодня она столкнулась с такой глухой стеной недоверия? То ли в маленьких городках вообще не любят, когда задают вопросы, и ее интерес к Кэролайн и ее семье сочли чрезмерным, то ли это своего рода вежливое предупреждение. Или в сомкнутых рядах горожан Клиффсайда таится нечто куда более зловещее?
В несколько подавленном настроении Джоанна вошла в следующий магазин. Это был еще один бутик с одеждой. Здесь ее встретили приветливой улыбкой: юная продавщица представилась (ее звали Линн) и не замедлила сообщить, что знает Джоанну.
— Я думаю, вам это уже не в диковинку, — сказала она. — И неудивительно, ведь вы так похожи на миссис Маккенна. Вы ищете что-то конкретное, Джоанна?
— Пожалуй, нет. Впрочем, неплохо бы приобрести свитер. Здесь оказалось прохладнее, чем я ожидала.
Линн предложила ей несколько свитеров. Она была энергична и дружелюбна, строго в рамках своих обязанностей, и совершенно не расположена к болтовне. Как только Джоанна коснулась темы Кэролайн, Линн, ответив ей туманно-вежливо, извинилась и отошла к другой продавщице.
Джоанна выбрала свитер и, оплачивая покупку, уже нисколько не удивлялась, что глаза у мило улыбающейся Линн холодновато-настороженные. Тем не менее все это так дурно подействовало на Джоанну, что она не стала продолжать обход магазинов, а повернула назад, к «Гостинице».
По дороге она старалась сосредоточиться на том, что услышала и узнала — по большей части вчера, хотя сегодняшний визит в библиотеку тоже оказался небесполезным.
Упавшего со скал туриста звали Роберт Батлер, он был бизнесмен из Сан-Франциско. По-видимому, он подошел слишком близко к краю обрыва, закружилась голова и он не удержался. Других объяснений и предположений не было. Несчастный случай. Для опознания тела прибыла сестра. Все.
Кроме того, она узнала, что те мужчина и женщина, которые в Атланте приняли ее за Кэролайн, вероятнее всего, были Дилан Йорк и Лисса Мейтленд — они работали у Скотта Маккенны. Сейчас они в командировке, по смутным слухам, где-то на востоке. Но скоро должны вернуться.
Очень скоро.
Еще Джоанна узнала, что примерно за неделю до смерти Кэролайн купила в «Еще одной штучке» маленькую старинную шкатулку. Насколько это важно? Кто знает. Просто еще один фрагмент изощренной головоломки, еще один факт — в добавление к остальным.
Удастся ли когда-нибудь сложить все это вместе и увидеть таинственную картину в целом?
В пятницу Джоанна познакомилась с Кейном Барлоу.
После ленча, который она заказала в номер, ей захотелось отыскать местечко потише и подставить разгоряченный лоб морскому ветру, чтобы в мыслях появилась какая-то ясность. Но, удобно устроившись с газетой на прохладной веранде, она поймала себя на том, что не в силах сосредоточиться на новостях дня — почему-то здесь новости дня казались неважными, во всяком случае, в этот день.
Внутреннее беспокойство согнало ее с веранды. Было около четырех часов дня, до темноты оставалось больше двух часов — заблудиться она не боялась. Она направилась к обрыву и повернула на север, твердо решив не приближаться к дому Маккенна. Пока. Пока не разобралась в новых подробностях жизни Кэролайн.
Между скалами и городом оставалось некоторое пространство, застроенное просторными коттеджами, причем, несомненно, по индивидуальным проектам, что создавало впечатление разнообразия и оригинальности. Большинство домиков было в частном владении горожан; впрочем, ей сказали, что гулять там разрешается.
Джоанна пошла по узкой тропе, вьющейся вдоль неровной линии берега на безопасном расстоянии от обрыва. Миновав несколько коттеджей, она уже хотела повернуть назад, к «Гостинице», когда вдруг увидела за деревьями еще один — и рядом его хозяина.
Человек стоял к ней спиной, и внимание его было полностью приковано к картине на мольберте.
Не особенно задумываясь о том, стоит ли так поступать, Джоанна направилась к нему со словами:
— А я думала, вы не пишете морских пейзажей.
Он резко обернулся — блестящие зеленые глаза расширились, остановившись на ее лице. Он был красивый мужчина — высокий, хорошо сложенный; рыжие волосы аккуратно подстрижены — даже слишком аккуратно для художника.
— Черт! — воскликнул он приятным низким голосом.
— Прошу прощения, я не хотела вас напугать, — сказала она. — Меня зовут…
— Джоанна Флинн, — уверенно закончил он. Она обреченно вздохнула.
— Мне уже не нужно и представляться. — И, взглянув на него, не удержавшись, заявила:
— А вы, конечно, Кейн Барлоу, местный художник.
Чувство юмора у него, по крайней мере, было; улыбаясь одними глазами, он вежливо ответил:
— Именно так, мисс Флинн.
— О, зовите меня просто Джоанной. Как все остальные.
— Хорошо, но тогда я Кейн. — Не сводя глаз с ее лица, он недоверчиво покачал головой. — Простите, что я вас так рассматриваю, но для художника это и в самом деле… даже не знаю, как сказать… мы ведь видим все не совсем так, как другие.
— Для меня это тоже не так, как для других, — сказала она. — Оказаться столь похожей на другого человека и само по себе странно, но когда тебя окружают люди, которые знали именно этого другого человека… опыт, скажу я вам, уникальный.
— Представляю себе.
Она посмотрела на его картину.
— Я помешала вам? Ухожу!
Кейн покачал головой.
— На сегодня я закончил. Уже темнеет.
— Мне говорили, что вы не пишете пейзажей, — повторила Джоанна свою первую реплику, на всякий случай убедившись в том, что перед ней действительно пейзаж. Написан он был красочно и живо. В отличие от других известных ей морских пейзажей на этом волны океана, бьющиеся о скалы, были не темные — серые или синие, а выполненные сочными мазками, неожиданно останавливали взгляд яркими, теплыми тонами.
— Действительно, почти не пишу, — сказал Кейн. — Море не слишком меня вдохновляет.
— Если вы так работаете при отсутствии вдохновения, то я хотела бы увидеть то, что вы делаете, когда оно вас посещает.
— Вы разбираетесь в искусстве? — сухо поинтересовался он, как бы следуя осточертевшей традиции.
Она засмеялась.
— Не волнуйтесь, я не буду бесить вас банальностями типа «в искусстве я не разбираюсь, но отлично знаю, что мне нравится и что не нравится».
— Что ж, для большей части человечества это достаточно честное заявление.
— Я, пожалуй, тоже отношусь к этой части, но оставим пустые разговоры. — Она снова посмотрела на мольберт. — Просто… я чувствую все это. И так же было с той вашей картиной, что висит в магазине плетенья. Словно эти живые краски вот-вот разорвут рамки холста и заполнят собою мир.
— Я рад, что вам нравится, Джоанна. — Слушая ее, он не спеша вытирал кисточки.
Услышав в его голосе холодноватую сдержанность, она подумала, что, вполне возможно, ему неприятно, когда при нем говорят о его работах. То немногое, что ей удалось прочесть, свидетельствовало, что Кейн Барлоу был одним из тех немногих редкостно одаренных художников, которые пишут картины, чтобы унять снедающую их жажду творчества; ему не было дела до коммерческого успеха — лишь бы хватало на жизнь. А еще о нем писали, что художественные критики уважают его за то, что он прислушивается к их мнению.
Так что, с другой стороны, может быть, ему интересно и еще чье-то мнение.
Джоанна перевела взгляд с картины на Кейна, напомнив себе, что именно его работу видела во сне, который, собственно, и привел ее в этот город. Так какое отношение этот человек имеет к Кэролайн?
— Почему вы так на меня смотрите? — прервал он ее размышления.
— Простите. Мне вдруг пришло в голову… На той картине, ну, что в магазине плетенья… девочка — это Риген?
— Вы ее знаете?
— Я встретила ее позавчера, и это было потрясением для нас обеих. Так это она?
— Она не позировала мне, — ответил Кейн. — Но однажды я увидел ее на поляне, она собирала цветы для мамы, и это подсказало мне идею картины.
— Наверное, вы хорошо знали Кэролайн.
— Ее все знали. Наверняка вы уже успели убедиться в этом. — Неторопливыми, методичными движениями он стал собирать кисти и складывать их в ящик. — Во-первых, городок маленький, а кроме того, семья Кэролайн — в числе его основателей. А здесь такие вещи имеют значение. Джоанна, соглашаясь, кивнула.
— У меня тоже сложилось такое впечатление. Но что интересно, многие говорят, что не знали ее по-настоящему. Она действительно была настолько замкнутой и застенчивой?
— Застенчивой? Нет. Я бы сказал, скорее скованной. Она вышла замуж сразу после окончания школы, и у нее было не слишком много возможностей для самовыражения — кроме как в области воспитания Риген.
Джоанна была более чем изумлена — и его словами, и явственно прозвучавшей в них сердитой ноткой. Что это? Следствие просто благожелательного интереса к женщине, которая была ему симпатична, или Кейн Барлоу был с Кэролайн Маккенна в гораздо более близких отношениях, чем полагали клиффсайдские сплетники?
Но она не успела сформулировать свой следующий вопрос — по тропе от гостиницы спускалась Амбер Уэйд, в своих всегдашних очень коротких шортиках и в туфлях на высоких каблуках. Каблуки были так высоки, что ее походка производила впечатление несколько нетвердой, хотя сама она наверняка рассчитывала на эффект кокетливого покачивания.
— О, — сказала она, обратив к Кейну сияющую улыбку, попутно бросив на Джоанну взгляд, раздосадованный и недобрый. — Я думала, вы один, Кейн.
— Ко мне зашла Джоанна. Вы знакомы?
— Формально нет, — ответила Джоанна. — Но мы обе живем в «Гостинице». Привет, Амбер.
— Привет. Я встречала вас в отеле. — Амбер посмотрела на картину. — О, какая прелесть!
— Спасибо, — еле заметно улыбнувшись, сказал Кейн.
— Я хочу, чтобы вы написали мой портрет. О Кейн, непременно напишите!
Джоанне пришло в голову, что Амбер так часто говорит «О» потому, что при произнесении этой гласной губы складываются также, как для поцелуя. И еще она подумала, что эта юная леди обложила Кейна, как лесной пожар.
— Я никогда не пишу портреты людей в возрасте от тринадцати до двадцати, — парировал Кейн. Амбер, казалось, пришла в замешательство.
— Почему?
— Переходный возраст. Человек меняется день ото дня; передать это на холсте — задача невыполнимая.
Амбер была слишком молода, чтобы не показать своих чувств, даже если это — разочарование и непонимание.
— О! Но…
— Милые дамы, позвольте, я провожу вас до отеля — уже темнеет. А мне нужно увидеться там с Холли, — прервал ее реплику Кейн.
Джоанна хотела было сказать, что не собирается пока возвращаться, а пройдет вдоль берега дальше, но короткий взгляд выразительных зеленых глаз Кейна не оставил никаких сомнений, что он просит о помощи. Радуясь в душе, что ее восемнадцать лет давно уже позади, Джоанна вежливо ответила, что ей будет приятно иметь такого попутчика.
— Подождите меня пять минут, я уберу все это.
— Помочь? — спросила Джоанна.
— Нет, спасибо, я справлюсь. — И он исчез в дверях коттеджа с картиной в одной руке и с этюдником в другой.
— Он и Холли — прекрасная пара, не правда ли? — Джоанна решила проверить, знает ли Амбер об их отношениях.
— Она ему не подходит, — вдруг выпалила та.
— Да? — вежливо удивилась Джоанна.
— Конечно. Она вечно занята, и… и она часто на него злится.
Джоанна не стала объяснять, что если Холли и злится, то, без сомнения, именно тогда, когда Амбер вьется вокруг Кейна и льнет к нему слишком откровенно. Вместо этого она просто сказала:
— Ну, в отношениях между мужчиной и женщиной невозможно что-либо понять со стороны.
— Я очень восприимчива, — немедленно заявила Амбер. — Я хорошо понимаю человеческую психологию.
Джоанна с трудом сохранила серьезное лицо.
— И вы считаете, что Кейну нужно… сменить подругу?
Амбер вдруг покраснела — Джоанна не могла сказать с уверенностью, то ли девушка искренне полагала, что ее пылкая любовь осталась тайной для всех, то ли, наоборот, она не ожидала от явно более опытной собеседницы такой вопиющей слепоты.
— Я бы вдохновляла и поддерживала его творчество!
На этот раз не расхохотаться было куда труднее. К счастью, из коттеджа вышел Кейн, избавив Джоанну от необходимости искать ответ. Они направились к отелю. Тропа была узковата для троих, но Амбер была полна решимости идти вплотную к Кейну, а поскольку он поддерживал разговор исключительно с Джоанной, ей пришлось идти с другой стороны, и тоже достаточно близко.
Ни разу не позволив себе ничего даже отдаленно напоминающего грубость или снисходительность, Кейн, тем не менее, тонко давал понять девушке, что орешек ей не по зубам, завязав с Джоанной оживленную беседу о текущем состоянии американской политики. Они разошлись во мнениях по некоторым вопросам, что привело к горячей дискуссии, и к тому моменту, когда все трое наконец добрались до отеля, лицо у Амбер было совершенно измученное и разочарованное.