Она может сказать, что это не его дело, так же, как не ее дело его собственные отношения с женщинами. И будет права. Ее прошлое совершенно не имело для него никакого значения, и он никогда не задавался подобными вопросами в отношениях с женщинами. Как правило, он никогда не удосуживался их об этом спросить.
— Вы собираетесь проигнорировать мои ухаживания?
Она взглянула на него, и что-то в ее живых глазах заставило его почувствовать себя несколько неуютно. Он подумал, что это поднялось из самых глубин, как нечно фантастическое, как легендарные сирены.
— Сейчас и до тех пор, пока ваши мотивы не изменятся, — да, я думаю, что буду игнорировать.
— Мои мотивы?
Она мягко пояснила:
— Вы не хотите, чтобы над вами кто-либо получил контроль, а до тех пор, пока не станете понимать меня, вы чувствуете, что не в силах меня контролировать. И не хотите быть зависимым из-за возможных отношений. Вы зависимы только от собственного рассудка и знаний. И верите в то, что секс — один из путей приобретения знаний, а из своего опыта знаете — женщины отдают своему возлюбленному все, что имеют, независимо от того, получают что-либо взамен или нет. Ну, а что же делать мне?
Гедеон прокашлялся и откинулся назад на удобную спинку, отдернув руку от ее теплого бедра. Он искренне верил, что не выглядит таким взволнованным, каким чувствовал себя на самом деле. Она аккуратно, с исчерпывающей точностью обнажила его мотивы, в то время как сама стала для него еще более загадочной.
— Если принимать во внимание ваше описание, то я выгляжу эгоистичным ублюдком, верно? — спросил он, не подтверждая, но и не отрицая того, что она сказала.
— Большая часть людей эгоистичны — это заложено в их природе. У вас логическое мышление, и совершенно логично было бы заключить, что кратчайший путь между двумя точками — прямая линия.
— А вы хотите сказать, что это не так?
Очень вежливо она ответила:
— Нет, если это касается людей. В отношениях между людьми прямота обычно причиняет боль.
Она была права, и он еще больше удивился самому себе. Неужели он в самом деле до такой степени утратил над собой контроль? Неужели его так потрясло внезапное влечение к ней, что он уже был готов к немедленной поверхностной близости? Такой внезапный скачок, учитывая, как она к этому отнеслась, фактически гарантировал, что между ними может быть нечто гораздо большее, чем просто сиюминутные интимные отношения. Потому что она была права еще в одном: интимная близость между малознакомыми людьми редко приносит что-то, кроме разочарования.
И ему было известно это.
В следующее мгновение он сказал:
— Я прошу прощения.
Мэгги выглядела слегка удивленной.
— Я вовсе не была оскорблена. Я просто хотела, чтобы вы поняли: секс — это еще далеко не все. К тому времени, как двое людей вступят в связь, на большую часть вопросов должны быть получены ответы.
— Вы правы, — Гедеон был несколько обескуражен собственным отказом от защиты своей позиции. Он был больше, чем когда-либо прежде, заинтригован ее проницательным пониманием его мотивов, а также несколько расстроен этими мотивами. — Но как вы догадались? Я имею в виду свои мотивы, неужели я так ясно их показал?
— Нет, я просто узнала.
«Н-да, вот это-то и было волнующим», — подумал он.
— Каким образом?
— Есть у меня такое умение, — ответила она совершенно серьезно.
Прежде чем Гедеон успел задать еще один вопрос, за дверью послышался шум, который вполне можно было принять за стук, и рыжеволосый парень, один из членов компании, игравшей в покер, с венком из цветов, все еще покоившимся у него на голове, уставился на них и произнес скорбным тоном, теребя себя за юбку в такт сказанному:
— Мэгги, любовь моя, ты должна что-то сделать с Освальдом, он опять захватил ее.
Она повернула голову, чтобы видеть визитера.
— Фэрли, я не могу научить Освальда любить волынку. И не могу удержать его, чтобы он не прятал ее от тебя. Почему бы тебе не предложить ему сыграть с тобой в покер на твою волынку?
Лицо Фэрли просветлело.
— А это, пожалуй, хорошая мысль. Конечно, любовь моя, это должно задеть его за живое, его чувство собственного достоинства.
— Разумеется, заденет. Фэрли, это Гедеон.
— Хелло, — коротко бросил Фэрли Гедеону и исчез из дверного проема. Гедеон тихо сказал себе, что приветливость — естественная черта Фэрли, и он не придает ей особенного значения.
Мэгги наверняка решила, что их приватная беседа уже закончена, ибо подняла с пола коробку с медикаментами и встала. Она поставила коробку в гардероб, затем, обойдя кровать с одной стороны, посмотрела на Гедеона с улыбкой.
— Не хотите ли познакомиться с теми людьми, которых затем уволите?
Он моргнул. Эта атака была для него совершенно неожиданной. Нет, конечно, это не было атакой в полном смысле слова. Ее голос был мягким и спокойным. Но слова… Поднявшись на ноги, он тихо сказал:
— Вы, очевидно, знаете, что я собираюсь продать этот цирк?
— Да. Я полагаю, что это естественно. Наши доходы едва покрывают наши затраты, и мы не обманываемся по тому поводу, что нас легко могут списать со счета. Вы — не кэрни, у вас нет никакого представления об этой жизни, вернее, что значит она для людей увлеченных. Я понимаю, Балтазар был настолько далек от вас, что вы с трудом представляете себе даже степень вашего родства, поэтому у вас нет и никаких обязательств перед ним.
Гедеон открыл было рот, но она продолжала тем же мягким, по-детски ясным голосом.
— Фургоны почти все антикварны и могут принести приличный куш. Дрессированные звери всегда пользуются спросом, а те, кого не удастся выгодно продать, найдут себе пристанище в зоопарке. У нас есть большое количество костюмов и антуража, что вряд ли можно купить за несколько долларов. Вы, не должны будете заботиться о заработной плате, выходном пособии или пенсионном обеспечении, ибо актеры не подписывали трудового соглашения. И совершенно не имеет значения, что большая часть людей буквально не имеет другого пристанища или места, куда они могли бы уйти, или, наконец, что трое из них были рождены в фургонах «Страны Чудес». Это просто-напросто не ваши проблемы.
— Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
Глава вторая
Мэгги все еще оставалась для него загадкой, но Гедеон уже знал про нее одну вещь: она могла ободрать кору с дуба, не повышая голоса и даже не утратив своей мягкой улыбки. Он почувствовал себя несколько ободранным и был вынужден перейти в оборону.
— А что вы ожидаете от меня? — воскликнул он. — Я не знаю ничего о бродячих цирках, и меня совершенно не привлекает возможность стать владельцем одного из них.
— Конечно, нет. Вместе с прочими недостатками это совершенно чуждый для вас образ жизни. Я полагаю, вы совершаете только благоразумные поступки и уж никакие другие.
Ее голос был ровным, в нем не слышалось никакого сарказма, но по каким-то причинам Гедеон чувствовал себя в этой ситуации все хуже и хуже.
— И что вы собираетесь делать дальше? — он не сумел сдержать вырвавшийся вопрос.
— В отличие от других у меня есть место, куда я могу уйти.
— И куда же?
— Это не должно вас беспокоить. Вы хотите видеть других сейчас, или мне самой сообщить им дурные новости?
Гедеону хотелось встряхнуть ее. Ему хотелось ее поцеловать. Она стояла в своем совершенно нелепом фургоне и говорила такие вещи, которые он не хотел бы слышать из ее уст. Она смотрела на него почти не отрываясь своими загадочными, таинственными глазами.