…Эти малоизвестные страницы советско-германских отношений относятся к 1935-37 годам и связаны с именем человека, который попал в Берлине не по своей воле. Его имя – Давид Владимирович Канделаки (1895—1938). Некогда член партии социалистов-революционеров (эсеров) в Грузии, ставший после революции большевиком, руководил органами просвещения в Грузии, где снискал популярность своей интеллигентностью и организаторскими талантами. Был он еще в дореволюционные времена знаком со Сталиным, который внезапно вспомнил о Канделаки и вызвал его в Москву. Здесь его ожидало назначение торговым представителем в Швецию, к полпреду Александре Коллонтай. Он пробыл в Стокгольме недолго, оставив о себе прекрасные воспоминания. Оттуда он в 1935 году перебрался в Берлин на пост торгпреда.
Личное знакомство со Сталиным и на новом посту помогало Канделаки – точнее, помогало Сталину иметь в Берлине доверенного человека, которому мог поручать ответственные задания. Правда, нарком Литвинов не был в восторге от функций неожиданного доверенного лица и был осторожен в прогнозах и оценках. Но тем временем Давид Канделаки быстро входил в дела и завоевывал себе выгодное положение, так как стал встречаться с крупнейшим банкиром НСДАП, министром финансов Яльмаром Шахтом. Референт Шахта Герберт Геринг – двоюродный брат всемогущего Германа Геринга стал посредником в беседах Шахта и Канделаки.
В миссии Канделаки было много «заходов». Первый из них относился к весне 1935 года, когда шли регулярные кредитно-торговые переговоры. Тогда инициатива принадлежала Шахту. Как докладывал в Москву советник советского полпредства Бессонов, Шахт много говорил о необходимости дальнейшего хозяйственного сближения СССР и Германии. Он сказал, что «будет твердо держаться курса на углубление и улучшение хозяйственных отношений с Советским Союзом, в каковом сближении он видит залог процветания обеих стран». Возвращаясь к вопросу о необходимости сближения с СССР, «Шахт еще раз подтвердил, обращаясь ко мне и к т. Канделаки, что его курс на сближение с СССР проводится им с ведома и одобрения Гитлера».
Эти первые успехи вдохновили эмиссара Сталина. В меньшем восторге был нарком Литвинов, который решил «придержать» энтузиазм Канделаки. Он обратился к Сталину с предложением разработать письменные инструкции для торгпреда. Сталин согласился. В результате родилось «наставление» для Канделаки, хранящееся до сих пор в сталинском архиве. Вот его содержание:
«Секретно. 5 мая 1935 года. Я передал содержание Вашего (т. е. Шахта – Л. Б.) разговора со мною товарищам, руководящим нашей внешней политикой, и я хочу поделиться с Вами впечатлениями, вынесенными из моих бесед с ними. Ни у кого из них я не заметил абсолютно никакой враждебности к Германии и к ее интересам. Они все утверждают, что изменение взаимоотношений с Германией в течение последних двух лет произошло отнюдь не по инициативе СССР. Советское правительство не вмешивается во внутренние дела других государств и не внутренний режим этих государств определяет отношение к ним совправительства. Оно поэтому готово было по-прежнему развивать с Германией наилучшие отношения, в особенности экономические, которые оно очень ценит. К сожалению, определенные угрозы по адресу СССР, исходившие из весьма авторитетных германских источников, не могли не побудить советское правительство принимать меры предосторожности. Мы пытались получить гарантии от самого германского правительства, но это не удалось. Отсюда и заключение советско-французского пакта о взаимной помощи, когда одно из этих государств будет в состоянии самообороны. Мы ограничили свою помощь только французской территорией. Так как Германия на Францию нападать не собирается, то пакт не может вредить Германии.
Средне-европейская и другие проблемы, которые могут интересовать Германию без прямого ущерба для СССР, пактом не затронуты, как известно. Мои товарищи считают, что заключенный пакт не только не должен мешать, а, наоборот, может помочь установлению более спокойных и наилучших корректных отношений с Германией, а также дальнейшему развитию экономических отношений. Мое правительство всегда будет готово внимательно рассмотреть и обсудить предложения о расширении экономических отношений. На очереди сейчас вопрос о заключении Восточного регионального пакта о консультации, ненападении и неоказании помощи агрессору. Германское правительство как будто официально заявило англичанам о своем согласии участвовать в этом пакте, и если этот пакт действительно будет реализован, то несомненно будут созданы условия для значительного улучшения советско-германских отношений во всех областях».
Что в Москве с этим зондажом связывались серьезные расчеты, видно из примечания в директиве Литвинова, в котором считалась возможной даже личная встреча Канделаки с Гитлером. Однако в 1935 г. миссия торгпреда не увенчалась успехом. Гитлер не пошел ни на расширение экономических связей, ни, тем более, на политическую разрядку отношений с Москвой. Но это не остановило советскую сторону. С ведома политбюро Канделаки продолжал свои контакты. В январе 1936 г. он сообщал, что Шахт «является одним из самых горячих сторонников развития нормальных отношений и больших экономических дел с Советским Союзом и заявил, что соглашение о кредите может привести к некоторому очищению политического горизонта в советско-германских отношениях. После, несколько задумавшись, Шахт проронил следующую фразу: „Да! Если бы состоялась встреча Сталина с Гитлером, многое могло бы измениться“. На докладе Канделаки Сталин написал: „Интересно. И. Ст.“ – и ознакомил с ним Ворошилова и Кагановича.
Документы сталинского архива открывают еще одну, особенно интересную сторону советских зондажей намерений Берлина: в 1935—1936 гг. рассматривались возможности развития торговли с Германией для укрепления советской обороноспособности. Когда Шахт заговорил о новом, 500-миллионном германском кредите, Канделаки в беседе с ним 16 декабря 1935 г. заявил, что СССР примет это предложение в том случае, если на половину суммы сможет разместить военные заказы, в частности на военные суда, подводные лодки, самолеты и оборудование для химической промышленности. И снова в 1936 г. был получен отказ.
Игра велась с двух сторон. Советская давала понять, что она готова сохранить «догитлеровский» уровень сотрудничества и экономических отношений. Немецкая неожиданно предложила новый кредит – 1 миллиард марок сроком на 10 лет. Канделаки получил указание не отказываться, но должен был пожаловаться на то, что и прежние 200-миллионные кредиты оказалось трудно разместить в Германии. Немцы тогда, чтобы казаться серьезными, сократили «аванс»: не миллиард, а 500 тысяч рейхсмарок. На этом фоне – где-то в июле – Канделаки совершил свой демарш, передав Шахту послание Сталина.
Хитрый финансист ответа не дал, заявив, что с предложением об улучшении политических отношений надо обращаться не к нему, а к министру иностранных дел фон Нейрату, которого обещал проинформировать. Эту тактику «переадресовки» Шахт использовал не раз, понимая, что Канделаки не хочет переводить беседы на официально-дипломатический уровень.
Советник полпредства СССР в Берлине Бессонов, будучи в Москве, во время беседы с советником германского посольства в СССР Твардовским 7 октября 1935 г.