Вот и представьте себе ситуацию советских историков, которые должны были разъяснить своему народу – почему страна попала в такую беду, почему она оказалась настолько неподготовленной к немецкому нападению, что враг дошел до Ленинграда, Москвы, Сталинграда, Майкопа?
Приходилось умалчивать, лавировать, изощряться – либо прямо лгать. Последний вариант был приемлем для высоких политиков, с которых, как говорится, «взятки гладки». Историкам же оставалось либо говорить намеками, либо ссылаться на отсутствие документов или закрытость архивов. Сие было вполне возможным до наступления «эпохи гласности», которая открыла доступ к архивам. Не ко всем архивам, но все-таки…
Официальная же документалистика продолжала утверждать: нет, никаких документов нет. Когда же многолетняя и давняя публикация «Документы внешней политики СССР» дошла до томов, связанных с 1939 годом, партийные власти приняли поистине «соломоново» решение: публикацию временно прекратить. Стали выпускать лишь сборники различных документов предвоенного периода, которые не претендовали на хронологическую полноту. Таких сборников было опубликовано немало, дабы утолить общественную жажду в документах. Ведь шло уже пятое десятилетие после окончания войны, а материалов все не было и не было…
Великий драматург утверждал, что нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. Перефразируя, можно сказать, что для историков нет повести печальнее, чем повесть о секретных протоколах 1939 года. Но как Монтекки и Капулетти пришлось примириться над телами молодых героев, так и представителям враждующих концепций пришлось прийти к согласию над обломками советской системы, что потребовало еще немало времени и усилий – вплоть до середины 90-х годов.
«Патовая ситуация» просуществовала все 80-е. Глухая оборона была поддержана даже М. С. Горбачевым, который в ответ на неоднократные вопросы отвечал: подлинников нет, копии нам не закон, выводы делать рано. Надо ждать.
Признаться, я был готов ждать. Даже отложил в стол рукопись под условным наименованием «Игра без выигрыша», которая – после обширной и документированной презентации английской и немецкой ситуации 1938—39 годов намертво уперлась в тупик советских архивов. Что касается немецкой документации, то мне повезло. Повезло из-за небрежности тех, кто готовил очередной визит канцлера ФРГ Гельмута Коля в Москву. Во время его беседы с Михаилом Сергеевичем Горбачевым зашла речь о секретных протоколах. Коль сказал, что в руках боннских архивистов находятся не только копии, но и оригиналы секретных приложений. Когда мне рассказал об этом помощник Горбачева, мой давний знакомый Анатолий Черняев, я в сердцах заметил:
– Ну, это уж из области фантазий. Копии есть, но оригиналы – о них даже в Бонне специалисты знают, что в архивах их не было и нет.
Но помощник советского президента отнесся к моей реакции иначе. Он решил (давно принадлежа к числу тех, кто считал недопустимым далее отрицать факт существования протоколов), что явная оговорка Коля должна стать поводом для полудипломатической-полунаучной акции: поехать в Бонн и официально получить от архивной службы ФРГ те документы, которые имеются в распоряжении боннской дипломатии. Эти документы было бы полезно предъявить «не верующему» в наличие протоколов Горбачеву, дабы он покончил с недостойным отрицанием исторических фактов. Вашему покорному слуге предстояло стать неким курьером между Бонном и Москвой. Не надо говорить, что эту необычную функцию я принял на себя с удовольствием. Мою миссию согласовали с секретарем ЦК КПСС и членом Политбюро Александром Николаевичем Яковлевым, который был в полном курсе «дела с протоколами» и полностью одобрил акцию.
Ему она была нужна по специальной причине, коренящейся в серьезнейших политических обстоятельствах 1988—89 годов.
Увы, историку печально констатировать, что решающие события в развитии «историографических» ситуаций происходят совсем не из-за требований исторической науки, а под влиянием так называемой «большой политики». В 1988—89 годы эта большая политика для СССР включала два критических элемента: отношения с Польшей и с Прибалтикой. Оба эти элемента уходили корнями в 1939 год, в секретные протоколы. Для Польши это была судьба погибшей в тот год республики, для Эстонии, Латвии и Литвы – их судьбы перед вхождением в Советский Союз. В 1988 году М. С. Горбачев с трудом отмахнулся от щекотливой проблемы во время визита в Польшу, повторив версию с «копиями». В 1989-м с Прибалтикой было сложнее: на состоявшемся в мае I Съезде народных депутатов СССР по настойчивому требованию трех прибалтийских республик была создана Комиссия по политической и правовой оценке советско-германского договора 1939 года. Ее председателем и стал А. Н. Яковлев, прекрасно понимавший важность и сложность этой задачи. Комиссия в составе 20 человек приступила к работе, и первые ее заседания показали, что решение будет непростым.
Комиссии помогали многочисленные эксперты (автор книги – в их числе), были затребованы все материалы, поэтому и моя «боннская миссия» оказалась полезной. Тогда я побывал в Бонне, был в знаменитом Политическом архиве МИД ФРГ, где хранятся материалы еще со времен Бисмарка. Впрочем, не буду «просто» вспоминать, а приведу мой отчет, представленный М. С. Горбачеву и А. Н. Яковлеву, на основе бесед в МИД ФРГ и предыдущих моих исследований в Москве и Лондоне.
«СПРАВКА
о происхождении фотокопий секретных протоколов к договору от 23.8.1939 г. и микрофильмах из личного бюро Риббентропа («коллекция фон Лёша»)
1. Согласно данным, полученным в Политическом архиве МИД ФРГ, а также по материалам Государственного архива Англии («Паблик рекорд оффис»), фотокопии секретных протоколов имеют своим источником немецкие микрофильмы, захваченные англо-американской розыскной группой в Тюрингии в апреле 1945 г. Эти микрофильмы впоследствии получили условное наименование «коллекция фон Лёша» – по имени сотрудника личного бюро Риббентропа Карла фон Лёша, который вывез микрофильмы из Берлина и, вместо того чтобы уничтожить их согласно полученному приказу, передал англо-американской розыскной группе.
Микрофильмы были изготовлены по указанию Риббентропа, данному после того, как в 1943 г. начались интенсивные бомбежки Берлина. Микрофильмирование проводилось по тогдашней технике на неперфорированные негативные фильмы.
2. «Коллекция» состоит из 20 негативных микрофильмов, которые были сняты с документов личного бюро министра иностранных дел Германии, причем ряд из них относится к концу XIX – началу XX в. Однако основную часть составляют документы с 1933 г. до лета 1944 г.
Заполучив эти фильмы, розыскная группа перевезла их на сборный пункт трофейной документации в Марбург, а затем в Лондон, где их обработкой ведали специалисты Министерства авиации. Были изготовлены позитивные копии и начато их изучение, в ходе чего были обнаружены материалы по советско-германским переговорам 1939 г. Об этом в ноябре 1945 г. был составлен специальный доклад на имя Черчилля, хранящийся в Государственном архиве Англии под сигнатурой ПРЕМ 8/40. Обнаружены были и кадры с секретным протоколом.
В германском делопроизводстве фильмы носили обозначение «F-20». Впоследствии при обработке в Национальном архиве США они получили сигнатуру «Т-120» (ролики 605—625). Оригинальные пленки ныне переданы в МИД ФРГ.
3. Во время беседы в МИД ФРГ мне были показаны эти ролики и переданы несколько фотокопий.