Контрабандную водку гнали в колхозах, на пищевых комбинатах — почти повсеместно — при попустительстве местной политической элиты, а потом продавали на улицах или из-под прилавка в государственных магазинах. Кое-кто гнал водку из дешевого одеколона, стеклоочистителя, крема для обуви. Ежегодно десятки тысяч россиян умирали от отравления, отведав ядовитого коктейля.
Антиалкогольная компания пропитала ядом и советскую экономику. Государственная монополия на алкоголь всегда была столпом советской финансовой системы, обычно она приносила в бюджет до 25 процентов всего дохода. После запрета прибыли от продажи водки потекли не в казну, а в карманы самогонщиков — так закладывался фундамент первого преступного капитала России.
Доходы от «левой» водки часто инвестировали в «кооперативы» — разрешенный реформами новый частный бизнес (торговые компании, банки, рестораны, магазины). Водочная мафия опутала всю страну и стала смело подкупать чиновников — от местной милиции, до судов и секретарей обкомов компартии. И вскоре правительство — единственный орган, способный противостоять организованной преступности, — начало гнить от коррупции.
Через несколько лет от антиалкогольной кампании пришлось отказаться. Но было уже поздно. Государственной казне, популярности Горбачева, борьбе с организованной преступностью — всему этому был нанесен серьезный урон.
Рублевый навес
Через несколько лет после прихода Горбачева сторожевые псы режима (КГБ, первичные парторганизации) с тревогой заметили, что в народе растет недовольство. «Ожидания народа куда выше, чем наши реальные возможности», — признавал в 1990 году премьер-министр Николай Рыжков.
Пытаясь это недовольство как-то обуздать, Горбачев разрешил резко повысить заработную плату. К примеру, в 1989 году средний доход возрос на 12 процентов, хотя экономика оставалась в застое. Государственные доходы упали — снизились мировые цены на нефть и исчезла прибыль от водки, а затраты на социальные нужды росли. Чтобы покрыть денежный дефицит, правительство включило печатный станок. Очевидной инфляции тогда еще не было, потому что цены на большинство товаров жестко контролировались. Инфляция проявлялась в растущей нехватке товаров широкого потребления и длинных очередях.
На руках у населения быстро скопилось много денег, а потребительских товаров становилось все меньше — это явление получило название «рублевый навес». Размер этого «навеса» оценивался в 460—500 миллиардов рублей (по официальному обменному курсу — около 800 миллиардов долларов) — половина внутреннего валового продукта СССР. Люди держали деньги либо на счетах в банке, либо у себя дома. В идеале такие деньги могли бы стать долгосрочными сбережениями, но фактически это были сбережения «не от хорошей жизни» — люди просто ждали, когда появится возможность что-то купить. Один из способов избавиться от этого переизбытка — отпустить цены и превратить скрытую инфляцию в самую что ни есть реальную. Но этот путь вел к гиперинфляции, к социальной катастрофе. К счастью, решить проблему можно было иначе.
В октябре 1989 года председатель Федерального резерва США Алан Гринспен посетил Москву и встретился с Горбачевым и другими советскими высокопоставленными лицами. Он уверял, что освобождать цены не следует до того, пока не окрепнет рубль. «Я думаю, что Советы уже отказались от идеи о том, что первым делом надо реформировать цены, — сказал мне Гринспен вскоре после возвращения. — Они понимают, что сначала что-то нужно изменить в финансовой структуре. Рублевый навес нужно убрать с рынка, а уже потом отпускать цены. Возможно, самый простой способ погасить избыточную денежную массу — выпустить облигации, в рублях, так чтобы вся основная сумма и даже часть процентов гарантировалась валютой или золотом».
Гринспен также говорил о необходимости приватизации, как средстве борьбы с рублевым навесом и дефицитом госбюджета. Только после этих двух шагов — выпустить государственные облигации и провести приватизацию — можно отпускать цены.
Лучшие советские экономисты пришли к тому же выводу. В 1990 году консультант Горбачева Станислав Шаталин и молодой экономист Григорий Явлинский разработали программу неотложных мер и назвали ее «500 дней». В соответствии с этим планом предполагалось нейтрализовать рублевый навес, стабилизировать рубль, освободить цены и поставить страну на рельсы рыночной экономики. Ядром плана «500 дней» была приватизация. Поскольку у государства была вся собственность, а у народа — все деньги, план «500 дней» предусматривал обмен одного на другое. Программа приватизации должна была начаться с незначительных активов — квартиры, земельные участки, магазины, грузовой транспорт, небольшие цеха — и постепенно перейти к крупным фабрикам, шахтам и нефтяным месторождениям.
Отчасти из-за оппозиции консервативного крыла компартии, отчасти из-за собственных марксистских предрассудков Горбачев так и не воплотил в жизнь план «500 дней». И, судя по всему, совершил роковую ошибку.
Требовалась помощь, и Горбачев с коллегами обратились к Западу. Они хотели занять 30 миллиардов долларов с тем, чтобы купить на Западе же товары широкого потребления и перепродать их советским потребителям в десять раз дороже. Таким путем, считали они, удастся избавиться от рублевого навеса, стабилизировать рубль, запустить механизм рыночных реформ. Несколько месяцев западные политики обсуждали вопрос: нужен ли новый «план Маршалла», чтобы помочь Советскому Союзу перейти к демократии, свободному рынку, процветанию. Материального воплощения такая помощь не нашла. Правительства западных стран, возможно обеспокоенные другими международными проблемами, как-то: вторжением Ирака в Кувейт, — послали в Советский Союз экономистов, юристов, консультантов — но не деньги.
«Так или иначе, правительство США решило не оказывать помощь Советскому Союзу банковскими ссудами либо реструктуризацией долгов, — позже заметил Горбачев с горечью в голосе. — Оно сделало шаг навстречу только тогда, когда и страна и рубль рухнули».
Первые шаги Бориса Березовского в бизнесе
Борис Березовский произвел свой первый набег, когда положение в Советском Союзе стало кризисным. До 1989 года он входил в советскую научную элиту (в 1991 году даже был избран членом-корреспондентом Академии наук). Будучи удачливым советским ученым, Березовский получал зарплату около 500 рублей в месяц (примерно 800 долларов по тогдашнему официальному курсу). Но сегодня он говорит, что в бизнес его толкнул отнюдь не материальный стимул. «Я для бизнеса больше приспособлен генетически, чем для науки, — говорит он. — То есть я был очень счастлив, когда занимался наукой, но наука менее динамична, чем бизнес».
Березовский родился в Москве 23 января 1946 года в еврейской семье. Он вырос в столице и получил одно из лучших образований, каким располагал Советский Союз: факультет электроники и компьютерной техники Лесотехнического института. Этот факультет был одним из засекреченных научных учреждений Советского Союза, здесь занимались не лесным хозяйством, а разработкой космических программ. Далее он учился на знаменитом мехмате МГУ. Потом попал в Академию наук, где и проработал двадцать пять лет, исследуя теорию принятия решений.
Видимо, он был хорошим ученым. В 70-е годы защитил кандидатскую диссертацию по прикладной математике, а в 1983 году — докторскую. В Академии наук он возглавил одну из лабораторий Института управления, который специализировался на внедрении автоматических и компьютерных систем в промышленность.