Особенно когда в непосредственной близости начинал балагурить Масютин.
Расслабился Виталик лишь однажды, и, как оказалось впоследствии, зря.
Это были… Это были те несколько дней перед их бракосочетанием — ее и Виталика.
Жанна до сих пор не могла понять, как все это могло произойти тогда. Сначала спонтанно возникший спор из-за того, кто кому подходит и кому с кем следует уживаться. Потом пятиминутная ссора с неизменным надуванием губ и желанием остаться в одиночестве. Следом часовой подхалимаж Виталика, который только что на уши не вставал, лишь бы снискать ее расположение.
И вот как-то все шло-шло само собой. Все, как обычно, безо всяких отклонений в сторону. Сначала она тихонько улыбнулась, потом позволила себя приобнять, следом даровала всепрощающий поцелуй. А закончилось неожиданно тем, что они впопыхах забежали в ЗАГС, причем перед самым его закрытием. И впопыхах, давясь от непонятного судорожного какого-то смеха, заполнили бланки заявлений на регистрацию брака.
Потом так же бегом выскочили оттуда, рассмеялись в полный голос и, не останавливаясь, помчались к ее родителям рассказывать.
Папа был счастлив. Мама расплакалась, поцеловав Виталика в начинающую лысеть макушку. А Жанна не знала, как ей сейчас надлежит выглядеть, потому что ничего в тот момент, кроме растерянности, не испытывала.
Что она только что сделала?! Подала заявление в ЗАГС, кажется. Так принято. А зачем, собственно?!
Ну да, они давно знакомы. Вместе ходили в школу, потому что жили в соседних подъездах. Вместе потом посещали лекции в институте и даже вместе подумывали о написании докторской. Спорили над темами тоже вместе. Но вот… любит ли она его?! Казалось, что да. Он всегда под рукой, удобный такой, ненавязчивый. Всегда с ней нежен, никогда ни к чему не принуждает. И если она сказала, что сегодня не расположена оставаться у него дольше положенного времени, значит, он шел провожать ее до двери шестого этажа, что располагалась в соседнем подъезде. Шел молча, подавив в себе все инстинкты и желания. Она тогда почти не задумывалась, что порой причиняла Виталику просто физические мучения, доводя до исступления, а потом отталкивая. Поняла много позже, просветившись со своим многоопытным Женечкой Масютиным.
— Жанна, что-то не так? Ты не выглядишь счастливой, детка? Может, ты поторопилась?.. Может, стоит еще немного подумать?..
Эти вопросы она слышала от родителей весь последующий месяц, который проскочил, будто день один. Она заведенной куклой моталась с Виталиком и родителями по магазинам, мерила платья, шляпы, туфли, нанизывала на пальцы кольца, белоснежные тончайшие перчатки, учила какие-то нелепые тексты поздравлений и обращений. Все с каким-то отстраненным спокойствием. Будто это все игра, а не подготовка к собственной свадьбе.
Нет, все-таки наверху кто-то постоянно следит за нами. Может, это один кто-то за всеми сразу следит, а может, на каждого из нас по одному. И вот от того, насколько этому смотрящему бывает скучно или весело, у нас все и складывается. Если ему весело, то все у нас складывается просто отлично. Если скучно, грустно или гадостно, то и у нас все начинает спотыкаться через раз.
В тот день, когда Виталика его руководство вдруг решило отправить в недельную командировку перед самой свадьбой, этих небесных надсмотрщиков собралось там, видимо, как раз с чертову дюжину по одну ее, Жаннину, душу. Они там, наверное, спорили, вздорили, голосовали, возможно, а потом все же пришли к единому мнению.
Короче, Виталик в командировку уехал. В этот же день отца вызвали в соседний район на сложнейшую операцию, мать отправилась следом, поскольку всегда его сопровождала. Жанна осталась одна.
Она полдня блуждала по огромной родительской квартире.
С изумлением рассматривала коробки, свертки, шуршала упаковками. Все это были либо подарки, либо ее приданое, либо предметы ее туалета. Потом раза четыре подходила к свадебному платью, которое своими громоздкими кринолинами заняло половину гостевой комнаты. Трогала нежнейшую ткань, чуть отступала и снова смотрела с удивлением.
Это все ее?! Неужели? А зачем? Замуж собралась? Кажется, да. Непонятно как-то!
В подобном состоянии изумленного ничегонеделания Жанна пробыла до самого вечера.
Пару раз поговорила по телефону с Виталиком. Он, бедный, очень переживал, очень! И что оставил ее одну, и что прямо накануне свадьбы, и что, кажется, не успеет сказать ей много важного и нужного, что собирался сказать именно на этой неделе. Потом позвонили родители и тоже очень долго сокрушались, что пришлось оставить ее в одиночестве. Что-то там у отца пошло не так с его пациентом, и задержка одного дня грозила вылиться в недельную.
Жанна как-то очень быстро смирилась с собственным одиночеством. Стыдно признаться, но даже порадовалась, что у нее появится время все как следует обдумать и настроиться. К тому же со следующего понедельника ее как бы не станет уже. А на свет божий появится некая новая Жанна, с которой она пока не знакома и с которой, пока неизвестно, уживется ли…
Вечером, изрядно истомившись от пустоты, собственных прогнозов и опасений, она решила приготовить ужин. В конце концов, она без пяти минут замужняя дама, ей придется чем-то потчевать собственного мужа, а готовит она гадко. Можно даже сказать, что и вовсе не умеет готовить. И вот решив, что начинать рано или поздно ей все равно придется, и почему, собственно, не сегодня, Жанна пошла на кухню. Выволокла из холодильника мясо, овощи, выложила все это горой на рабочий стол и с тоской уставилась.
Не прельщало, хоть убей. Не прельщало муслякаться с перемороженным куском говядины, очищать коренья, кромсать их на разделочной доске. Потом все это как-то соединять, обжаривать, чего-то куда-то добавлять по вкусу. Бр-рр, совсем не хотелось.
Решив, что для начала мясу следует разморозиться, а ей ознакомиться с каким-нибудь рецептом (нельзя же просто так начинать стряпать, не имея об этом ни малейшего представления), Жанна позвонила своей подруге. Наташка через неделю в роли свидетельницы должна была вести ее в ЗАГС.
Они проболтали минут сорок, совершенно позабыв и про рецепт, и про свадьбу. Сплетничали, вспоминали, хохотали, а потом вдруг Ната и говорит:
— Женька-то с ума сходит, представляешь!
— Женька? Какой Женька? — Жанна сразу поняла, какой именно, прикидываться начала из непонятного чудачества. — Это не тот, что вечно в мятых рубашках и вонючих носках?
— Ладно тебе! — фыркнула Ната. — Скажешь! Масютин Женька! Я же вас с ним знакомила. Помнишь, еще давно. Виталик тогда еще жутко занервничал. Я поначалу не поняла почему…
— Я тоже, — вставила Жанна, слушая подругу с непонятным смятением.
— А потом проследила за его взглядом и… Оказалось, что он с Масютина глаз не сводит. Масютин с тебя, а Виталик с Масютина! И потом я заметила, каждый раз, как Женька с нами увязывался, Витальча твой непременно находил предлог, чтобы вам там не быть.
— Думаешь, он ревновал? — удивилась Жанна.
Она могла упрекнуть Виталика в занудстве, излишней прагматичности, полном отсутствии романтизма и еще в чем-нибудь скучном и неинтересном, но чтобы в ревности! Нет, он же никогда ни словом, ни взглядом.
— Ага, станет он тебе давать повод думать о Масютине! Ведь что получится? Скажет он тебе о внимании со стороны Женьки, к тому же более чем пристальном, ты сразу примешься о Масютине думать. А задумываться тебе нельзя, так ведь?
Ната неплохо ее знала. Точнее, знала очень хорошо.