Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности - Щеголев Альфред Александрович 12 стр.


Всеми силами, всеми помыслами своими хочет она быть судьей, по должности или по общественному положению, ибо в этом статусе может наиболее законнически и притом скрыто-сладострастно разрядить весь мучительный избыток своего клокочущего невротизма. Жажда судилища всюду и везде – вот постоянный знаменатель ее жизненной позиции.

Интересно, что в характере гиперсоциальной женщины могут сочетаться, иногда парадоксально сообразовываться и гиперсоциальные, и антисоциальные тенденции. Это происходит в тех случаях, когда в ней достаточно заявляют о себе ее интеллектуальные и, особенно, сексуальные притязания, которые она желает скрыть, закамуфлировать и не только от других, но и от самой себя.

Было бы ошибочным утверждать, что желание нравиться мужчинам ей совершенно чуждо, она хотела бы привлекать к себе их внимание, но привлекать «достойным», «порядочным» образом, и прежде всего своим «высокоморальным поведением». Она считает ниже своего достоинства пользоваться теми пошлыми приемами, которые позволяет себе сексуальная женщина. Она не будет соблазнительно полуоголять себя в одежде, но, напротив, закроет, завернет, запакует себя, всем видом подчеркивая свою «порядочность» и «скромность».

Ее платье – сплошная «строгость» и «благопристойность», часто отдающая штампованным безвкусием. Есть в ее манере одеваться какая-то железобетонная монументальность, убивающая в мужчине всякую склонность к игривым фантазиям и сексуальным порывам. Она любит тона неяркие, стертые, блеклые, темноватые, «солидные», не признает чрезмерно смелого, экстравагантного покроя платья, демонстративной игры его линий, оживотворяемых скрытым под ним телом; она лишена в этом смысле всякой художественной фантазии и воображения. Платье для нее скорее форма.

Но особенно большое значение гиперсоциальная женщина придает прическе, которая у нее всегда в порядке. Последнее, видимо, связано с тем, что состояние волос на голове человека самым непосредственным образом выдает его отношение к социуму, символизирует уважение или неуважение к нему. Быть лохматым, непричесанным, нестриженным – значит выражать презрение к мнению окружающих о себе, значит чтить только свое природное, а не социальное лицо. Напротив, «причесанность» – это всегда знак признания общественных предписаний, следование принятым в обществе правилам внешнего индивидуального самовыражения. Кроме того, прическа дает законченный образ лицу человека и как бы символизирует его «верх», а следовательно, «порядочное» лицо должно иметь приличную прическу, достойное обрамление (тем более лицо такой благопристойной женщины, как гиперсоциальная).

Она наивно верит в привлекательность такого ее облика для мужчины, во всяком случае, для «настоящего мужчины», а таковым для нее является тот избранник, который выше всяких «глупостей», «разнузданности», «разврата», который всегда был (или стал) нечувствительным к разного рода дешевым ухищрениям и соблазнам торжествующей похоти и который лишь один в состоянии по заслугам оценить ее «подлинное» женское «очарование» и «достоинство». В среде инфантильных либо личностно-стертых мужчин она, скорее всего, рано или поздно найдет признание ее «заслуг перед отечеством», потому что такой мужчина нуждается и ищет нечто вроде материнской опеки для себя, не способен к каким-либо «вдохновениям» и вполне удовлетворен банальным бытовым союзом с достаточно сильной и опекающей его женщиной.

Союз гиперсоциальной женщины с мужчиной в лучшем случае – союз символической «матери» с ее символическим «сыном». Здесь она предстает бдительной наставницей, неусыпно контролирующей поведение своего «незрелого» партнера.

Если для сексуальной женщины супруг – «муж-мальчик», «муж-слуга», то для гиперсоциальной – вечный ученик, беспрестанно сдающий экзамен на аттестат зрелости.

Она стремится к лидерству в браке, и лидерству отнюдь не эмоциональному, столь естественному для женщины. Она – во что бы то ни стало глава семьи, она берет на себя решение всех жизненных проблем семьи, воспитание детей и распоряжение их дальнейшей судьбой. Муж превращается у нее по сути дела в старшего ребенка, не более, и только на людях она демонстративно изображает свою якобы зависимость от него, даже «страх» перед ним, дома же он, как правило, лишен права решающего голоса и играет второстепенную роль. Здесь, в семье, властный морализм такой женщины не знает границ и удержу. Стремление назойливо назидать, учить, внушать, опекать, регламентировать проявляется беспрерывно и напористо в отношении всех домочадцев, и в большом так же, как и в мелочах.

В ее отношении к детям много казенщины и наставничества. Это нудное, скучное, казарменное воспитание. Дети гиперсоциальной матери – эмоционально обкрадены, лишены радости в общении с ней. Она обращается с ними не как мать, а как Родина-мать. Она так неистово лепит из них будущих граждан, жестко пресекая всякие их поведенческие огрехи, так грузно навешивает на них «долги» и «обязанности» перед обществом, так упорно скручивает их «ответственностью» и тому подобными моральными добродетелями, что они уже в детстве пугаются всего этого и на ее гиперсоциальность отвечают своей, все более углубляющейся и укореняющейся в них антисоциальной позицией. Очень рано демонстрируют они, если окончательно не сломлены ею, свое отвращение к тем моральным ценностям, которые она пытается внедрить в их сознание.

Материнский инстинкт во многом подавлен у нее ее сознательными установками. Она лишена такта в общении с детьми, не чувствует их возрастные особенности, не воспринимает их эмоционального и игривого настроя – прямолинейно и тупо вбивает она в их головы прописные истины своего банального рассудка, кажущиеся ей чуть ли не откровениями божественного разума. Эмоциональность детей, их шум и крики, их двигательная активность обескураживают ее. Как всякий гиперсоциальный человек, не позволяющий себе «распускаться» и удерживающий себя в «дозволенных рамках», она пытается объявить войну упрямству, своеволию, подвижности, а главное, эмоциональности и природному темпераменту ребенка. Воспитание детей для нее – это, прежде всего, неуклонное привитие им чувства дисциплины, порядка, самоконтроля, послушания. Очень рано ребенок у такой матери оказывается под давящим прессом ее дисциплинарных установок. Она часто путает воспитание и дрессуру. Здесь остается только надеяться на разум ребенка, ибо гиперсоциальная мать не в силах изменить своим принципам, она упрямо и часто вопреки всему держится за свои моральные позиции, калеча, тем самым, судьбу ребенка, давая ему почувствовать его отверженность, формируя у него низкую самооценку и комплекс социальной неполноценности. Ее ребенок имеет в будущем весьма вероятный шанс уклониться в сторону антисоциальности и криминала.

Ее дети не должны иметь никаких тайн, обязаны неукоснительно принимать к выполнению все распоряжения матери, быть дисциплинированными в своих занятиях и развлечениях и безусловно подотчетными ей в отношении своего времени, а также знать, с кем им можно общаться, а с кем нельзя.

Гиперсоциальная женщина – «хозяин» в доме. Вся семья, включая мужа, – ее дети. Она – организатор домашних генеральных уборок, летних оздоровительных компаний, воскресных культпоходов и т. д., она властно руководит хозяйством, пытаясь во что бы то ни стало приобщить детей к домоводству, знатоком которого себя полагает. В доме для нее главное – порядок и чистота. Шаблонная эстетика интерьера заменяет ей уют.

Назад Дальше