И впрямь, я был в этих краях как странник-голубь – на каждом шагу меня поджидала западня. Один из моих башмаков потерялся в песках. Я попытался найти его, но не смог и стал уже жалеть, что пустился в такое чреватое трудностями путешествие.
Насилу я одолел пески и верблюжьи колючки. Но тут передо мною встало новое препятствие. Жандармы султана поймали старика касурца и, связав его волосяной веревкой, куда-то вели. Они хотели выпытать у него, где прячутся фидаи. Из их разговора я понял, что начальника жандармов звать Галиб, а имя мученика – староста Хечо.
– Где ты видел Сероба и его людей? Когда? – орал жандарм.
– В прошлом месяце видел. Пристали они ко мне: отведи, мол, к горе Куртык. Ну я и отвел их к Куртыку.
– А от Куртыка куда они пошли?
– К Косура-горе.
– А от Косуры куда их повел?
– От Косуры к Хатавину пошли.
– По дороге они курили?
– Да вроде бы и курили.
– Окурки на землю бросали?
– Нет, эфенди. Размяли в руках и развеяли по ветру.
– Там, где они стояли, земля была или трава росла?
– Трава, эфенди, трава.
– Во что они были одеты?
– В чохах* все были. Кой у кого на голове папаха была.
____________________
* Чоха, чуха – верхняя одежда типа армяка.
____________________
– Куда дальше пошли?
– Откуда же мне знать? Одна гора Хатавин – десять дорог, поди разберись, по какой пошли.
– Ты меня знаешь, рес Хечо, – заорал жандармский начальник. – А я и тебя знаю, и деда твоего знал, и прадеда! Не шути со мной, староста!
– А чего мне бояться? Самое большее – голову отрубишь, горстка крови оросит землю… Что я, всем фидаи дед родной, что ли, чтобы места их знать?
– Ты как наш подданный обязан был поймать врагов султана и сдать их нам.
– Это же птицы, эфенди, как их поймаешь? Фидаи не ведают границ. Да они через сто аширетов, через тысячи гор перелетят и сядут на нужную им гору. А завтра, глядишь, еще куда-то полетели. Рука у султана длинная, пусть он и ловит их.
– Значит, ты не хочешь сказать нам, где отряд Сероба?
– Убьете – и то не скажу.
– А может, на Немруте?
– Ну да, так бы они и дали тебе и твоим красноголовым башибузукам мучить меня.
Хечо говорил смело, кричал на них, можно сказать, да еще и трубкой об землю в ярости постукивал.
– А когда Сероб на Куртыке был, что он сказал крестьянам?
– Сероб сказал: «Вы в стране султана без хлеба можете прожить, без оружия же – вам нельзя».
– Еще что сказал?
– Еще сказал: «Я родом из благополучной семьи. Но надо, чтобы и счастливые иногда плакали – чтобы несчастные утешились. И поэтому я первым делом наш большой дом, наш очаг в хлатском Хче разрушил, чтобы матери моих врагов, когда захотят проклясть меня, не могли сказать: «Да разрушится дом того, кто наш дом разрушил».
– И ты не хочешь показать нам место этого бунтовщика?
– Я вам его слова поведал, а где он – не знаю.
– Быстро укажи его место, не то испечем тебя в этих песках.
– Не скажу.
По приказу Галиба жандармы снова начали пытать старосту, потом, привязав к шее большой камень, зарыли живьем в песках. Засыпали песком по горло. Голова только торчит, страшно смотреть. Потом принесли охапку верблюжьих колючек, рассыпали возле старосты, сунули ему в рот трубку, сказали: «Кури теперь». Подпалили колючки и удалились.
Когда они спустились в ущелье, я пополз к страждущему соотечественнику своему, землепашцу Хечо, ногами-руками раскидал огонь, снял камень с его груди…
Вскоре я увидел, как старик выбрался из песков и, сердито попыхивая трубкой, спустился в ущелье. А я с табакеркой Арабо за пазухой продолжил свое восхождение.
Наконец с большим трудом я одолел гору Немрут, оставив позади пески Шамирам и каменных верблюдов с колючками.
На Немруте Село Согорд располагалось на высоком склоне Немрута. Я нашел нужный мне дом и постучал в дверь.
– Кого ищешь? – спросили изнутри.
– Родника Сероба.
– Тебе в горы надо идти, – сказали. – И сам он, и Сосе в горах.
Потом они увидели, что разутый я, кинулись обувь мне искать, ничего подходящего не нашли. А я что имел при себе, оставил у них, чтобы налегке шагать. Я только хлеба у них немножко взял и пустился в путь.
Бедный мой отец, откуда ж ему было знать, что его сапожник-сын останется однажды без обуви.
Я прошел мимо кладбища, которое было отделено от села каменной стеной, и стал взбираться в гору. На мое счастье, гора была покрыта синими цветами первоцвета и ласкающей глаз свежей зеленью.
Родника Сероба я нашел в каменистой лощине Немрута сидящим на скале. Сероб был более крепкого сложения, чем Арабо, выше его и куда как лучше вооружен. У Арабо была всего-навсего простая берданка, а Сероб держал в руках мосинскую винтовку. На нем был кожаный патронташ, перекрещивающийся на груди. Лицо смуглое освещенное большими глазами. Голова обвязана серым платком, концы которого свободно болтаются.
– Что, пришел пташек посмотреть? – спросил Родник, смерив меня взглядом с головы до ног.
В те дни «пташками» именовали тех армянских селян, которые, взбунтовавшись, уходили в горы, – имея в виду их бродячий образ жизни.
– Нет, пришел сам пташкой стать, – смело ответил я и, вытащив из-за пазухи табакерку с табаком, протянул ему.
Сероб взял табакерку, понюхал и говорит:
– Красного Дерева табак. Куришь?
– Нет.
– А что же делает эта коробка у тебя?
– Табакерку мне Арабо дал, а табак я в Красном Дереве взял.
– Ты знал Арабо?
– Ровно год служил у него, – с гордостью подтвердил я.
– Как звали его коня?
– Тилибоз.
– Ну раз так, оставь табакерку себе, а табак мне дай. – С этими словами Родник Сероб вытряхнул табак в свой кисет, а табакерку вернул мне.
– Молод ты еще, чтоб браться за оружие. – Ясное дело, Родник Сероб хотел отправить меня обратно.
Дай, думаю, скажу, что оружием пользоваться я умею, но тут он вдруг поглядел на ствол своей винтовки и говорит:
– Ежа можешь поймать?
– Отчего же нет, – отвечаю, – чего проще.
– Ну так пойди принеси мне ежа. Я тут же поднялся на холм, поймал несколько ежей и вернулся к нему.
– Молодец. Мне один был нужен, а ты сколько приволок. Ну-ка почисти салом ежа ствол.
У Родника Сероба ствол был длинный, кольчатый. Я тут же при нем освежевал ежа, отделил сало и стал чистить ствол. С большим усердием я работал, понравилась ему моя готовность.
Когда ствол заблестел, Сероб спросил:
– Значит, ты хочешь остаться у меня?
– После Арабо единственное мое желание быть с вами, – сказал я.
И я остался в горах Немрута у Родника Сероба.
О землеробе этом давно уже шла слава защитника простолюдинов. Он и его жена Сосе с шестнадцатью солдатами особенно отличились в знаменитой битве при Бабшене, с той поры в народе о них слагали песни.
Сероба и всю его семью преследовали люди султана. «Как бы сделать, лесенки такой нет – подняться да богу пожаловаться. Хотим не хотим, а в горы должны податься, чтобы честь свою и жизнь защитить», – сказала как-то Сосе и ушла в горы в отряд мужа.
Сосе я увидел на следующий день на заре. Мы с Серобом пришли к какой-то горной речушке, а на противоположном берегу в это время показались вооруженные мужчины – человек семь-восемь. Они закатали штанины, перекинули постолы-трехи через плечо и вошли в воду. Один из них держал за руку идущего следом молодого солдата – другой рукой он удерживал над головой оружие, – пытался противостоять волнам. Холодная вода захлестывала выше колен. Молодой солдат, дойдя до середины реки, остановился и еще немного закатал штаны. Два-три солдата при этом отвернулись, а тот, кто держал его за руку, прикрыл лицо рукавом.