Не зря же беременность длится девять месяцев – тебе дают время освоиться. А готовность иметь детей – вряд ли она вообще у кого-нибудь бывает. Это из тех ситуаций, когда надо зажать нос, зажмуриться и прыгнуть. А там уж, хочешь не хочешь, будешь готова, просто придется.
Вот это да,думаю я. Интересно,откуда он этого понабрался. Сам он в жизни до такого не додумается.Эндрю нежно улыбается и убирает прядку волос с моего лица.Извини,дорогой,думаю я,так легко победить я тебе не дам. Сейчас что-нибудь придумаю.
– Хорошо, – заявляю я, скрестив руки на груди. – Если ты такой умный, почему бы тебе этим не заняться?
Знаю, знаю, знаю: не лучший вариант, но это все, что я смогла из себя выжать. Я корчу мерзкую гримасу, Эндрю вздыхает:
– Послушай. Все, о чем я прошу, – это чтобы ты подумала об этом. Только подумала – хорошо?
– Хорошо, – сообщаю я. – Теперь все? Я могу идти спать?
Еще один вздох.
– Можешь идти спать.
Я отворачиваюсь, и он целует меня в макушку:
– Зайка, я ведь люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – говорю я, в стотысячный раз со дня нашего знакомства недоумевая, как он умудряется терпеть мой выпендреж.
Я иду по улице, в Пенсильвании, где я выросла, на мне костюм гориллы, и я толкаю перед собой старомодную детскую коляску. Надо мной зловещее темное небо, сильный ветер раздувает волосы, что довольно странно, потому что обезьяний костюм закрывает и голову. Неожиданно с неба пикирует гигантская черная птица и приземляется прямо в коляску. Она похожа на гибрид вороны и птеродактиля. Я пытаюсь ее отогнать, но она не уходит. Я в панике заглядываю в коляску, чтобы удостовериться, что с ребенком все в порядке, но с ребенком совсем не все в порядке. Он огромный, размером со взрослого мужика, и совершенно голый, за исключением ярко-розового тряпичного подгузника, заколотого розовой брошкой со стразом в форме змеи. На голове у него парик с косой, как у Рапунцель [3] , и розовыми бантиками, а когда я вижу его лицо, меня охватывает дикий ужас. Оно все в морщинах, старых шрамах и ожогах, на длинном крючковатом носу ободрана кожа. До меня вдруг доходит, что это Фрэдди Крюгер из «Кошмара на улице Вязов», я начинаю орать и... просыпаюсь.
Я сажусь и стараюсь прийти в себя. К чертовой матери, что за безобразие! С подтекстом все понятно, тут не надо быть физиком-ядерщиком, но при чем тут костюм гориллы и Фрэдди Крюгер?
Я смотрю на часы. Три двадцать шесть. Я чувствую, как во мне начинает вскипать ярость. Я на каникулах или как? Я должна спать, как бревно, а у бревна не бывает стрессов. Я должна быть спокойной и расслабленной.
Что-то не нравится мне такое начало каникул.
Я встаю и иду на кухню, чтобы попить водички, а потом присаживаюсь за стол. Может, Эндрю и прав, думаю я. Может, я никогда не почувствую себя готовой. Буду постоянно находить оправдания и объяснения, почему еще не время, а потом вдруг окажется, что мне сорок четыре, у меня полный шкаф футболок с собачками и пересохшие яичники. Ладно. Он хочет, чтобы я подумала? Хорошо, я подумаю.
Мой занудный и трусливый психотип-А неудержимо рвется сделать список. Я хватаю блокнотик, оставленный на пороге моего дома каким-то бродячим риэлтером («Переезжаете? Позвоните Шерри Левин! Позвонили – считайте, что переехали!»), и сооружаю две колонки.
ДЕТИ: ПРОТИВ ДЕТИ: ЗА
Начинаем. «Против» идут первыми, потому что я негативно настроенная личность, и именно в таком порядке я обычно и думаю. Записываю первое, что проносится в голове:
Потолстею.
Я безобразно тщеславна. Но это тема для другого списка. Сейчас мне нужно «за». Ага. Знаю.
Я еще молодая. Сбросить вес будет нетрудно.
Это, кстати, медицинский факт. Я читала в нескольких модных журналах, что обмен веществ у женщин начинает замедляться только после тридцати.
Это значит, что если я забеременею прямо сейчас, то когда ребенок родится, мне будет все еще тридцать. Да. Интересно. Я снова беру карандаш.
Не поспать,никакой спонтанности.
«За» получается легко.
Бессонница уже есть. Спонтанности никогда не было.
Похоже, я вхожу в ритм. Следующий пункт рождается почти сразу.
Одежда для беременных.
Размышляя о том, что могло бы стать «за» в пару к беременной одежде, я просматриваю свой список и понимаю, что все мои «за» вовсе никакие не «за». Фактически это контраргументы для моих «против».Лара,дорогая , говорю я себе.Думай о чем-нибудь позитивном . Я старательно думаю.
Все еще думаю.
Есть.
Одежда для ребенка,особенно для девочки.
Перед глазами проплывает маленькое клетчатое платьице и маленькие туфельки из той же шотландки, которые я видела в Барберри на прошлой неделе, и я улыбаюсь. Они были очень красивые. Хотя, наверное, под слоем соплей и какашек такими красивыми они уже не будут.
Начинает болеть голова. Ощущение, что изнутри по виску стучит огромный молоток. Я кладу карандаш, растираю больную точку, и тут до меня доходит: нет никакого молотка, и в голову мне стучит давно созревшее «против», которое я так тщательно пытаюсь игнорировать. Может, если я его запишу, оно удовлетворится и перестанет долбить мой мозг? Я беру карандаш, делаю глубокий вдох и пишу:
Я не создана для материнства .
Ну вот. Сказала. Ну, не то что бы сказала, но близко. Как там у «Анонимных алкоголиков»? Признание проблемы – это ваш первый шаг? Отлично. Я признала свою проблему. Понятия не имею, какой у них второй шаг, но видеть эти слова на бумаге оказалось далеко не так страшно, как я предполагала. Странно, но они действуют на меня успокаивающе.
Я пялюсь в свой список еще несколько минут. Какой-то он у меня кособокий без последнего «за». Я снова беру карандаш.
??????????????????
Больше напрягаться я не собираюсь. Для одной ночи достаточно.
3
Эндрю трясет меня за плечо. Я приоткрываю глаза и вижу, что он завис над моей стороной кровати с телефоном в руке.
– Лара, – громко шепчет он, – Лара.
Я смотрю на часы. Восемь тридцать. Кому может прийти в голову звонить в восемь тридцать утра в субботу? И почему Эндрю меня будит, чтобы я с этим персонажем разговаривала? Я переворачиваюсь на другой бок и пинаю его ногой, чтобы он слез с моей стороны кровати.
– Я сплю. Скажи, что я перезвоню.
Я закрываю глаза и пытаюсь вернуться в спортзал с молодым красавцем-тренером, который мне снился, пока меня не разбудили. Но Эндрю явно обладает экстрасенсорным восприятием и знает, что мне снится другой мужик, – только это может объяснить, почему он так настойчиво продолжает будить меня.
– Лара, – повторяет он и трясет меня за плечо.
Все, номер не прошел. Прекрасное видение улетучилось. Я снова открываю глаза и надеюсь, что в них отражается, до последней капли, все раздражение, которое я сейчас испытываю. Но если мои глаза что-нибудь и отражают, Эндрю, похоже, этого не замечает. Он прикрывает трубку рукой и шепчет:
– Это Линда.
Я ору на него во всю глотку:
– Какая, к чертовой матери, Линда и какого хрена ей надо в восемь тридцать в субботу?
Эндрю закрывает глаза. Потом снова открывает и вручает мне трубку:
– Линда. Твой босс.
Черт. Она точно все слышала. А потом я вспоминаю, что сейчас у нас не только раннее утро субботы, но еще и летние каникулы, и надеюсь, что она все слышала. Я беру у Эндрю трубку и перехожу на милый приятный голос:
– Привет, Линда. Что случилось?
– Лара, здравствуй. Мне очень неловко будить тебя так рано на каникулах, но ситуация чрезвычайная.
Только не это. Наверное, кто-то умер. Единственное, что приходит в голову. Надеюсь, это не пьяная авария с участием наших деток. Я понижаю голос:
– Все...