.. кто... – Майк так и не нашел слов, чтобы объяснить, что именно чувствует по поводу Генри Фицроя, и даже если бы смог, не его это дело. Усилием воли он отогнал эту мысль. – В конце концов, мы говорим не о Генри, а о нас с тобой.
– С нами не случилось ничего плохого. – Взгляд Вики упорно избегал мужчину, стоявшего напротив нее. – Почему бы нам не продолжить прежние отношения?
– Потому что они ведут в никуда!
Каждое отрывистое слово заставляло женщину содрогаться.
– Вики, я устал оттого, что считаюсь всего‑навсего твоим приятелем. Ты должна осознать, что я...
– Заткнись! – Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.
– Ну уж нет. – Он покачал головой. – На этот раз тебе придется выслушать.
– Это моя квартира. И я не обязана выслушивать всякий вздор.
– Придется, черт возьми. – Он встал прямо перед ней, раскачиваясь на пятках и тоже сжав руки в кулаки. Как ни хотелось ему схватить подругу за плечи и встряхнуть хорошенько, он не желал иметь дело с ее контратакой, которая, в чем он ничуть не сомневался, последовала бы неминуемо. Перебранка на тему «кто здесь больший шовинист?» в данной ситуации ничего не добавила бы.
– Такой разговор я завел не в первый раз, Вики, и, между прочим, не в последний, так что лучше бы тебе с этим смириться. Я люблю тебя. Я хочу жить с тобой. Почему тебе так трудно осознать это?
– А почему бы тебе просто не принять меня и нас, такой, какая я есть? Какими мы являемся на самом деле. – Слова она произносила с трудом, сквозь сжатые зубы.
Селуччи откинул со лба непослушную прядь и безуспешно попытался привести в норму дыхание.
– Последние пять проклятых лет я только тем и занимаюсь, что принимаю тебя и нас. Наступило время встретиться где‑то посередине.
– Убирайся.
– Что?
– Убирайся вон из моей квартиры! НЕМЕДЛЕННО!
Дрожа от необходимости крепко держать себя в руках, Майк обошел подругу и схватил с крючка у двери пальто. Просовывая руки в рукава, он обернулся. Собственный гнев не позволил ему определить, что означает выражение ее лица.
– Только еще одна вещь, Вики. Я все же не твой чертов отец.
Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что ее оказалось достаточно, чтобы сотряслось все здание.
Буквально через мгновенье она опять распахнулась.
– И не забудь позвонить своей матери!
Кофейная кружка, ударившаяся о дверь, разлетелась на тысячи осколков.
– И что же ты сделала?
– Сделала что? – взорвалась Вики. Кратко передавая Генри суть разгоревшегося спора, она ухитрилась снова прийти почти в то же самое состояние. Не помогло даже то, что женщина знала, что ей следовало бы помалкивать, но, когда Фицрой спросил, что ее беспокоит, она, как оказалось, не смогла удержаться и пересказала приведшую ее в такое бешенство перепалку со всеми подробностями.
– Ты позвонила матери?
– Нет, не позвонила. – Она повернулась лицом к окну, поправила очки и упрямо уставилась в темноту. – У меня, знаешь ли, было не совсем подходящее настроение, чтобы разговаривать с ней. Вместо этого я отправилась в отдел розыска пропавших и поместила на доску объявлений информацию о мистере Симмонсе, скрывающемся под именем О'Коннор.
– И от этого сразу почувствовала себя лучше?
– Нет. Для этого мне надо было, пожалуй, воспользоваться настоящими гвоздями.
Остроумное замечание, высказанное с обезоруживающей искренностью. Даже через всю комнату вампир ощущал исходившие от нее пульсирующие волны гнева. Теперь он жалел о том, что задал Вики этот вопрос, не проигнорировал ее настроение, и ему пришлось принять участие в подробном анализе отношений детектива‑сержанта Майкла Селуччи и его подруги, а также ее неспособности связать себя определенными обязательствами.
Но теперь Генри не мог оставить все как есть. Вики еще долго будет перебирать в памяти все, что сказал Селуччи. По‑видимому, она мало думала о чем‑либо другом после того, как тот захлопнул дверь ее квартиры, и теперь, когда ее ткнули носом в проблему, пришло время разобраться в ней. Вики подошла к такой точке, когда необходимо было сделать выбор.
Он не хотел потерять ее. Если это означало лишиться этой женщины не только днем, но и ночью, – его любовь давала ему права на нее наравне с Селуччи.
«Ты сам повысил ставки, смертный, – молча заявил он своему сопернику. – Помни об этом».
Вампир встал и пересек комнату, чтобы встать с ней рядом, на мгновение восхитившись биением сердца подруги, наслаждаясь ее теплом, ее запахом, ее жизнью.
– Он был прав, – наконец произнес он.
– В чем? – Слова она процедила сквозь сжатые зубы. Не было необходимости уточнять, о ком идет речь.
– Мы не можем, каждый из нас не может вести себя так же, как раньше.
– Почему бы и нет? – Последний согласный звук недвусмысленно заявлял о возможности взрыва.
– Потому что, как и Селуччи, я хотел бы играть главную роль в твоей жизни.
Женщина фыркнула.
– А как насчет того, чего хочу я?
Фицрой видел, как напряглось лицо его подруги, так что вынужден был тщательно подбирать слова.
– Я думаю, что именно это нам и предстоит выяснить.
– И что будет, если я приду к выводу, что предпочитаю все‑таки его?
Он не смог удержаться и спросил – и голос вампира приобрел горькую насмешливую окраску:
– Ты сможешь меня оставить?
Властность, прозвучавшая в его голосе, заставила Вики обернуться к нему. Он услышал, как женщина с трудом сглотнула, когда встретилась с его взглядом, услышал, как ускорилось биение ее сердца, заметил, как расширились ее зрачки, ощутил, как изменился ее запах. И затем он освободил ее.
Вики резко отодвинулась от Генри, в ярости как на него, так и на себя.
– Только попробуй повторить это еще раз! – задохнулась она, стараясь вобрать в легкие побольше воздуха. – Я никому не позволю распоряжаться своей жизнью. Ни тебе. Ни ему. Вообще никому! – Едва контролируя свои движения, женщина резко повернулась и направилась к двери. – Я ухожу, – заявила она, схватив пальто и сумку с края дивана. – А ты можешь продолжать разыгрывать из себя проклятого принца своей идиотской тьмы с кем‑нибудь другим.
Стоящий у окна вампир не шевельнулся. Он знал, что может позвать ее назад, так что не усматривал необходимости предпринять подобную попытку.
– Куда ты идешь?
– Собираюсь совершить длинную прогулку по самому мерзопакостному району, который только смогу найти поблизости, в надежде, что какой‑нибудь обдолбавшийся кретин попытается совершить какую‑нибудь глупость, так что я смогу переломать его проклятые лапы! И не вздумай идти за мной!
Даже дверью, снабженной резиновыми уплотнителями, можно хлопнуть от души, если приложить к тому достаточное усердие.
– Вики? Это мама. Разве Майк Селуччи не передал тебе мое послание? Ладно, не имеет значения, моя дорогая, уверена, голова у него занята более важными делами. Хотя, когда я поразмыслила над этим, меня удивило, почему он оказался в твоей квартире, когда тебя там не было. Быть может, вы оба наконец стали серьезнее? Позвони мне, когда появится возможность. Я должна рассказать тебе кое‑что важное.
* * *
Вики вздохнула и потерла виски, пока автоответчик перематывал магнитную ленту. Десять минут первого, она была просто не в состоянии говорить с матерью по душам, по крайней мере, после такого дня, который выпал на ее долю. «Быть может, вы оба наконец стали серьезнее?» Господь милосердный на небесах!
Сперва Селуччи.