И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: стоя у окна и дыша известковой пылью, рассеянно глядя при этом на моторную лодку, взбивавшую белую пену на мутной речной воде, Джоан Фриборд, неутомимый ловец фортуны, вот уже много лет непобедимый «Риэлтор года», совершила немыслимое.
Круто развернувшись к покупателям, она вдруг спросила:
— Уверены, что хотите жить в большом городе? Он такой уродливый, грязный и перенаселенный!
Иисусе, что это я несу?
Она снова посмотрела на моторку. Что-то в ней такое...
Джоан наморщила лоб. Что? Она не знала. Пора давать обратный ход.
— Как насчет кондоминиума в Гринвиче?
Непонятное ощущение преследовало ее, буквально не давая дышать. Уже к концу дня, когда сделка была благополучно завершена (слава Небесам, не сорвалась!), а бумаги подписаны, Фриборд отчего-то отправилась в последнее кафе-автомат на Манхэттене, где, усевшись за бежевый в крапинку столик, набросилась на бобы с дымящимся рисом и смела все так быстро, словно не ела неделю. Взяв из открытой миски горсть лимонных долек, предназначенных для охлажденного чая, она выжала их в стакан со льдом и холодной водой, добавила сахара, как часто делала в дни бедной юности, и запила еду. Рис и бобы приятно грели желудок, а если бы она не наелась, можно было наполнить чашку горячей водой, посолить, добавить кетчупа из бутылки на столе, размешать и получить вполне съедобный томатный суп.
Зачем я делаю все это?
Фриборд пожала плечами и вгляделась в ряды стеклянных окошечек, за которыми стояли тарелочки с едой. Опустишь монетку — получай конфетку... то бишь жратву. Интересно, остался ли у них горячий яблочный пирог с ромовым соусом? Когда-то давно мартовский ветер швырнул ей в лицо долларовую банкноту. Как же она пригодилась! Да где же пирог? У нее в желудке осталось место как раз для кусочка!
— Вы часто сюда приходите?
Фриборд подняла глаза на бомжа, сидевшего напротив. Откуда его черт принес? Жирные седоватые волосы до плеч, старая, чересчур широкая армейская шинель, засаленная джинсовая рубашка и штаны-хаки.
— Смахиваете на актрису. Пробовали просматриваться? Я ассистент. Набираю актеров, — заверил бомж. От него несло винным перегаром и помоечной вонью. Большой палец с обломанным ногтем выглядывал сквозь дыру в кроссовке.
— И продюсер тоже, — непринужденно добавил он.
— Ну да, а я все думаю, кого вы мне напоминаете? Дэвида Селзника, разумеется.
— Напоминаю? Откуда такой тон, малышка? На кого хвост поднимаешь? Поимей хоть немного уважения. Покажи класс. Вижу, у тебя нет денег на хавку. Я мог бы помочь.
— Судя по вашему виду, вам самому не мешало бы немного подкинуть.
Что-то мелькнуло в глазах бомжа... некое смутное воспоминание о прошлой жизни. Залихватски выдвинув челюсть, он подался вперед.
— Ничего, — победно ухмыльнулся он, — мы еще повоюем.
Сдержав сочувственную улыбку, риэлтор полезла в голубую кожаную сумочку, выудила что-то из бумажника и сунула бомжу.
— По-моему, вы уронили это, мистер Селзник.
— Сотня?!
Фриборд встала и пошла к выходу.
— Минутку, — окликнул бомж.
Риэлтор оглянулась.
— Я беру за интервьюдве сотни.
Фриборд кивнула, почти с любовью озирая бомжа... ничего не скажешь, родственная душа.
Перед глазами промелькнула картина из давнего прошлого: в дупель пьяный папаша хлещет по щекам ее, тогда шестилетнюю малышку.
— Ну, сучка? Будешь делать, как велено?
— Нет!
— Молодец, старина, — одобрительно кивнула риэлтор.
— Не сдавайся! И не позволяй всяким ублюдкам вколотить тебя в землю!
И, решительно повернувшись, вышла на оживленную улицу, где разом окунулась в рычание грузовиков, визг тормозов, тявканье автомобильных рожков; мечты, злоба, обиды, зависть и страхи торопившихся на пригородные электрички словно приливной волной смыли мучительные мысли, туманившие мозг — словно батарейку зарядили привычной энергией, той самой, которая отличала ее, Джоан Фриборд, дитя-женщину, вечного борца, девизом которой было «сражаться или умереть».
Сражайся или умри.
Этой ночью в пентхаусе Джоан на Сентрал Парк Уэст стояла тишина. Слышалось только шарканье мягких кожаных шлепанцев по полу из лакированного дубового паркета: это риэлтор в махровом туго подпоясанном темно-зеленом халате бродила по комнатам, обдумывая любопытнее предложение, сделанное ей несколько дней назад.
— Я не ослышалась? Вы сказали, двадцать процентов?
— Совершенно верно.
— И в чем тут подвох?
— Никакого подвоха. Мой клиент желает иметь все самое лучшее. А лучший риэлтор — это вы.
— Но вы сами утверждали, что там уже много лет ничего не случалось.
— Так оно и есть.
— В таком случае пустите его в открытую продажу и сбавьте цену. Какая проблема?
— Репутация дома. Мрачные воспоминания и дурные слухи умирают медленно, миссис Фриборд. А у людей долгая память.
— Мисс.
— Мисс. Прошу об одном — хорошенько подумайте.
— Обещаю.
Наконец Фриборд подобралась к маленькому круглому столу из некрашеной сосны в углу своего кабинета, отделанного панелями вишневого дерева. На столе валялись карта, несколько распечаток и снимков массивного особняка, словно припавшего к земле на одном из островков на реке Гудзон. Фриборд сунула руку в карман, извлекла оттуда зажигалку и пачку «Кэмел», закурила. Глубоко затянувшись, она поднесла к глазам фото и покачала головой. Ничего не выйдет. Пустая трата времени. Этот чертов дом — словно декорация к фильму ужасов.
Мрачный, как-то странно вытянутый, из обветренного серого камня, с остроконечной крышей, зубчатой оградой и узкими амбразурами, он напоминал древний шотландский замок. Нечто вроде Гламиса [2] . И там, и здесь одинаково зловещая атмосфера, и такие же конические башни, как злобное воплощение дьявольских мыслей.
Фриборд вздохнула и разжала пальцы. Снимок с едва слышным шелестом приземлился поверх остального бумажного мусора. Жаль, что эта куча дерьма не находится в Гринвиче! Она продала бы его за неделю, получив кучу бабок!
Однако она почему-то медлила, не спешила отойти от стола: слишком велико было искушение принять вызов, хоть на несколько дней избавиться от тоскливой скучной обыденности существования. Только ты, Храбрый Портняжка, и никто другой!
Краем сознания она отметила треск автоответчика: запись ее обращения... пауза... короткие гудки. Должно быть, Гарри.
Фриборд покачала головой и перевела взгляд на черную кожаную папку, содержавшую историю дома. Она всего лишь наспех ее пролистала: с самого детства Джоан страдала легкой дислексией [3] , результатом зверских побоев алкоголика-отца, недоедания и непрерывных пропусков школьных занятий. Чтение было для нее тяжелым трудом. Большую часть контрактов составлял за нее помощник. Поэтому она знала о доме только то, что ей сказали: построен в 1937 году доктором, зверски убившим жену и сразу же после этого покончившим с собой.
Фриборд погладила кожаный переплет. На обложке большими черными буквами выведены слова, которые могла без труда прочесть даже она.
ГДЕ-ТО ТАМ
И тут же вспомнился обрывок сна: странное, незнакомое место. Смертельная опасность. Кто-то пытается спасти ее, некое светящееся существо вроде ангела-спасителя Кларенса в фильме «Эта чудесная жизнь». Во сне он назвал свое имя... что-то очень известное... громкое... она попыталась припомнить, но не смогла.
Звонок, щелчок автоответчика. Фриборд наклонила голову, вслушиваясь. Не Гарри. Элль Редмунд, жена Джеймса Редмунда, прославленного издателя журнала «Вэнитис мэгезин».
— ...