Я понимал, что это нечто сверхъестественное. Но еще раньше у меня были... видения, если можно их так назвать.
Беттли обладал повышенной восприимчивостью, и сейчас он в какой‑то степени испытывал те же ощущения, что и Гарри, отчего короткие волосы у него на затылке встали дыбом. Все это показалось ему очень важным. Он покосился на кнопку, вделанную в стол с его стороны, – она светилась красным светом, следовательно, запись продолжалась.
– Какого рода были эти видения? – спросил он, стараясь скрыть свое возбуждение.
– Когда мой отчим убил мою мать, я был совсем маленьким ребенком, – начал Гарри. – Я не присутствовал при этом, но даже если бы все произошло при мне, я был слишком мал, чтобы понять и осознать, что именно случилось. И, конечно же, не смог бы сохранить это в памяти. У меня не было возможности реконструировать ситуацию, основываясь на каких‑либо случайно услышанных разговорах, ибо версия Шукшина о несчастном случае была всеми признана вполне правдоподобной. Никому и в голову не приходило обвинить его в убийстве... кроме меня. Мне часто снился один и тот же кошмар: он держал ее подо льдом, пока она не задохнулась и ее не унесло течением. Я видел кольцо у него на пальце – кошачий глаз в массивной золотой оправе. Когда он ее топил, кольцо соскользнуло и опустилось на дно реки. И вот, через пятнадцать лет я точно знал, в каком именно месте следует его искать, Я вернулся и нырнул в реку.
У Беттли по спине побежали мурашки.
– Но вы были некроскопом – Некроскипом! – а потому, конечно же, смогли получить эту информацию от своей погибшей матери.
– Нет, – покачал головой Гарри, – потому что этот сон я видел задолго до того, как получил возможность впервые осознанно побеседовать с мертвыми. И в этом сне я “вспомнил” то, что никак не мог помнить.
Уже тогда я обладал даром, который не мог еще оценить и о котором даже не подозревал. Вы знаете, что моя мать была медиумом, как и, в свою очередь, ее мать, моя бабушка? Возможно, их талант передался по наследству и мне. Однако, по мере того как креп и развивался мой главный дар – как некроскопа, – способности медиума отошли на второй план, я их утратил.
– И вы полагаете, что все это имеет отношение к вашему последнему сну? Какая здесь связь?
Гарри снова слегка пожал плечами, но в этом жесте уже не было прежней безысходности.
– Вам ведь известно, что у внезапно ослепшего человека возникает и развивается шестое чувство? А те, кто обижен природой от рождения... каким образом им удается компенсировать свою ущербность?
– Ну да, конечно, – ответил доктор. – Некоторые величайшие музыканты мира были слепы или глухи. Но что... – Он вдруг щелкнул пальцами. – Теперь понимаю! Вы считаете, что утрата вашего главного таланта привела к тому, что этот... Этот атрофировавшийся дар стал развиваться вновь? Я правильно вас понял?
– Возможно... – кивнул головой Гарри, – возможно... Вот только видения мои связаны теперь не с прошлым, а с будущим. Моим будущим. Но очень смутно, туманно... они приняли форму ночных кошмаров.
Теперь уже нахмурился Беттли.
– Вы думаете, что становитесь предсказателем? Но какое отношение ко всему этому имеют вампиры, Гарри?
– Это все мой сон. Нечто такое, о чем я забыл или не хотел вспоминать, до тех пор пока вы не заставили меня это сделать. Но теперь я помню все очень отчетливо. Я вижу перед собой совершенно четкую картину...
– Продолжайте!
– Возможно, это не столь уж важно, – Гарри снова пожал плечами, словно в попытке защититься от чего‑то.
– И все‑таки будет лучше, если мы выясним все до конца, не так ли? – тихо произнес Беттли, побуждая Гарри высказаться и в то же время избегая открыто давить на него.
– Вероятно... – неожиданно Гарри словно прорвало, и он заговорил быстро, торопливо. – Я видел красные нити. Красные нити жизни вампиров!
– В вашем сне? – Беттли вздрогнул, и мурашки пробежали по его спине и рукам. – В какой именно момент вашего сна?
– Я видел их в зеленых полосках света, проникавшего сквозь не до конца задернутые шторы, – ответил Гарри. – Эти полоски были на ее животе и бедрах как раз перед тем, как она набросилась на меня. Они были зеленоватые, цвета морской воды, но как только потекла кровь, они стали красными. Алые нити, уходящие от ее тела в туманное прошлое и в будущее. Извивающиеся красные нити среди голубых нитей жизни человечества. Вампиры!
Доктор молча ожидал продолжения и вдруг почувствовал исходящее от Гарри ощущение ужаса и оцепенения, приковавшего его к страшным воспоминаниям. Эти ощущения потоком хлынули в кабинет, заполнили его, став почти что осязаемыми Неожиданно Гарри резко тряхнул головой, и поток прекратился Потом он вскочил и нетвердой походкой направился к двери – Гарри, куда вы? – окликнул его Беттли – Я напрасно отнимаю у вас время, – уже у самой двери обернулся Гарри. – Как, впрочем, и всегда Давайте посмотрим правде в глаза. Вы, скорее всего, правы в том, что я испугался собственной тени. Я сам себя жалею, ибо теперь уже не представляю собой ничего особенного. Вероятно, меня больно ранит то, что я знаю, что именно могло бы ожидать меня там, но, видимо, не ждет. Какая во всем этом польза? Что будет – то будет, мы знаем, что неизбежное свершится И давно прошли те времена, когда я способен был повлиять на события, изменить что‑либо. Беттли отрицательно покачал головой.
– Нет, Гарри, мы не зря провели время, поскольку сумели выяснить кое‑что. И мне кажется, что нам удалось узнать очень и очень много.
– В любом случае – спасибо, – кивнув головой, отозвался Гарри, и дверь за ним закрылась.
Доктор встал и подошел к окну. Вскоре он увидел Гарри, который вышел из здания и пошел по Принцесс‑стрит, одной из центральных улиц Эдинбурга. Чтобы хоть как‑то защититься от дождя и порывов ветра, он поднял воротник пальто, спрятал подбородок и ссутулился. Подойдя к краю тротуара, он остановил такси. Минуту спустя автомобиль умчал его прочь.
Беттли вернулся к столу и со вздохом сел. Теперь он почувствовал слабость. Постепенно дух Кифа улетучился, его почти физически осязаемое психологическое присутствие стало исчезать. После того как все унеслось, психолог перемотал пленку на диктофоне и набрал специальный номер отдела экстрасенсорики. Дождавшись сигнала, он положил трубку на специальный рычаг на диктофоне, спрятанном под столом, нажал кнопку, и его разговор с Гарри начал записываться в архиве штаба отдела экстрасенсорики в Лондоне...
Вместе со всеми другими его беседами.
По пути в Боннириг, сидя на заднем сиденье в такси, Гарри расслабился, закрыл глаза и, откинув голову на спинку сиденья, попытался вспомнить хотя бы некоторые эпизоды сна, мучившего его в последние три‑четыре года. Сна о Гарри‑младшем. Он хорошо помнил главное – что именно с ним произошло, но никак не мог вспомнить детали. Произошло то, что сомнений не вызывало – он утратил свой дар. И причиной этому был Гарри‑младший. Он не мог больше проникать в пространство Мёбиуса и перемещаться в нем. Что же касается того, почему Гарри‑младший это сделал – Ты уничтожил бы меня, если 6 мог, – во сне хорошо знакомый голос сына напоминал звук заезженной пластинки. – Не пытайся отрицать это, потому что я вижу это в твоих глазах, читаю в твоих мыслях. Я хорошо знаю тебя, отец. Не хуже, чем ты сам себя знаешь.
Как и тогда, Гарри вновь мысленно ответил:
– Если ты так хорошо знаешь меня, ты должен знать, что я никогда не смогу причинить тебе вреда.