А подземное озеро превратило в песок водных жителей, "запесочило" дно и ушло в глубины планеты, оставляя за собой длинный красный след.
Вода превращала плотные недра в рыхлый песок, пока не дошла до слоя раскаленной магмы. Она вскипятила катализатор и ринулась вверх, выдавливая песок.
Мощный поток пара вырвался из глубин и ударил по земляному своду бывшего озера, превращая его в песчаный. Пар вырывался на поверхность, уничтожая растительность, Трава моментально рассыпалась, деревья успевали упасть до превращения в песок от корней до кроны. Животные и люди вдыхали пар и рассыпались кучками песка. Птицы продержались дольше, но и они падали на землю песчаным дождем.
Зеленый край превращался в унылую пустыню.
Выброшенная из недр магма пробила песчаный слой и взлетела над поверхностью планеты ослепительно-желтой струей.
* * *
Я молча смотрел на приближавшуюся пустыню.
Крики людей обрывались, когда на них попадала вода. Они превращались в хрупкие скульптуры и разбивались, толкаемые пока еще живыми покупателями. Но территория универмага неумолимо уменьшалась, и с каждой секундой количество рассыпавшихся увеличивалось.
У меня опустились руки: профессора нет в живых, как нет в живых и сорока тысяч жителей нашего города - ливень не пропустит никого, вода проникнет в любую щель или укрытие. И всё из-за той несчастной емкости! Одно меня порадовало: эксперимент с созданием катализатора никому не удастся повторить, поскольку книга уничтожена вместе с институтом, и восстановить ее не удастся никому - если только ученые будущего не достигнут уровня знаний богов и не научатся восстанавливать предметы из праха.
Когда началось землетрясение, мощнейший удар сбил меня с ног. Бетонные полы затрещали, послышались звон и треск. Универмаг разделило на две половины, и в разлом с верхних этажей полилась вода и посыпался песок. Из образовавшегося разлома в земле появился желтый свет. Меня обдало жаром, я закашлял - в горле жутко запершило.
Гул нарастал, и когда свечение стало белым, а жар невыносимым, из разлома вырвался поток магмы. Вскипающая вода превращала и ее в песок, но поток магмы оказался не в пример мощнее и разлился по универмагу, разметая полы и стены, словно пушинки.
Моей последней мыслью было воспоминание о… хотя нет, ничего не было. Я не успел ни о чем подумать, увидев, как огненный поток ударил из разлома соломенно-желтой жидкостью. Я инстинктивно попытался отодвинуться от огромной волны, но она накатилась на меня и моментально поглотила под двухметровым слоем раскаленной магмы.
Сгорел я в один миг.
Часть вторая. Дела небесные
Глава 1. После смерти
Боль от невыносимой температуры исчезла едва ли не раньше, чем появилась, и я перестал видеть и слышать. Я не чувствовал ровным счетом ничего и не мог определить, где нахожусь, и как долго продлится томительное состояние неопределенности.
Тьма и тишина окружали меня - первозданные, абсолютные. И невыносимо тягучие своим однообразием.
"Словно в банковскую ячейку спрятали на хранение" - подумал я, и в ту же секунду нахлынули воспоминания всей жизни: как родился, что делал, где ошибался и праздновал победу… В один миг в памяти предстали и исчезли ключевые и яркие моменты жизни, оставив после себя приятное эмоциональное послевкусие от совершенного, с легкой примесью горечи от неудач и ошибок.
По всему телу прокатилась дрожь, и я понял, что снова ощущаю себя и могу пошевелить руками и ногами.
Хм…
Я осторожно пошевелили пальцами, опасаясь вспышки боли, но обошлось. Ничего не болит. Помню, один человек сказал: "если ты после сорока лет просыпаешься, и у тебя ничего не болит - значит, ты умер". Мне до сорока еще далеко, не спорю.
Но после того, как меня накрыло волной расплавленной магмы, данный возраст и вовсе остался недосягаемым - невозможно выжить после такой катастрофы.
Где же я нахожусь?
Я поводил руками, пытаясь на ощупь определить, в каком месте очнулся, но ничего не обнаружил. Ощущение, словно нахожусь где-нибудь за пределами Вселенной, куда не дотянулись пространство и время.
Появилась необычная легкость, словно я лечу… оказывается, отсутствие гравитации до невозможности приятно. Наверное, то же самое ощущают космонавты, когда организм привыкает к полетам в невесомости.
А вдруг из-за магмы я превратился в газообразного человека? Или того круче: стал дождем? Надеюсь, не придется выпасть в грязном городе и превратиться в лужу, которой водители будут обливать прохожих, специально проезжая по ней с максимально возможной скоростью.
Я подумал и закрыл глаза. Потом снова открыл - светлее не стало. Зато метрах в трех от меня из темноты выплыл профессор, надевший выходной костюм. Когда и где он успел его одеть, я так и не спросил, но это неважно. Профессор с интересом наблюдал за моей реакцией по поводу окружающей нас мглы. Судя по его хитрой физиономии, профессор появился здесь раньше и, несомненно, уже понял, где очутился. Если так, то пришла пора задать несколько вопросов.
– Мы еще живы? - на всякий случай спросил я, хотя столкновение меня с магмой отрицало возможность продолжения жизни.
– Нет, - ответил профессор. - Не совсем.
– Объясните! - потребовал я.
– Все очень просто, - невозмутимо пояснил профессор. - Мы умерли и в настоящее время являемся душами в чистом виде.
– Вы серьезно? - воскликнул я.
– У тебя есть другая версия? - вопросом на вопрос ответил профессор: он обожает так поступать. И дело не в его нелюбви к ответам, а в желании доказать вопрощающим, что они самостоятельно могут отыскать ответы.
– Вы точно уверены в собственном умозаключении? - переспросил я, взяв на вооружение профессорские методы.
– А сам-то как думаешь? - не сдавался Грилинс.
– Я хочу спросить, почему вы пришли к такому мнению?
– А к какому мнению я должен был прийти?
Я вздохнул: вопрос, заданный три раза разными словами, получил три одинаковых ответа. Профессор в этом деле настоящий дока и в битве с использованием личных словарных запасов не имеет равных по знанию. Разумеется, не считая философов - с ними даже профессор спорить не берется.
Ладно, примем версию Грилинса на веру - тем более, других вариантов нет. Но где, в таком случае, погибшие люди из города? И почему я до сих пор не вижу поблизости фанатика из универмага, обещавшего нам свидание со смертью? Теперь я просто обязан набить ему физиономию.
– А подробнее можно, профессор? - попросил я.
– Разумеется, - ответил Грилинс. - Говоря простым языком, мы вернулись из непостоянного материального мира в постоянный духовный. Но куда попадем дальше, не имею ни малейшего понятия.
– Никогда бы не подумал, - признался я. - Я мертв, но в то же время жив.
– Смерти нет, - не согласился профессор. - Мы вечны, только не помним об этом.
– У нас склероз?
– Именно. А принять за веру слова о переселении душ - так еще и хронический. Я, к примеру, не помню ничего из прошлых жизней. Стало быть - или жизней не было или есть склероз. - Профессор посмотрел вдаль, и клянусь, в его глазах отразился самый настоящий закат. Я обернулся, но вместо ожидаемой картины увидел все ту же непроглядную тьму.
– Профессор, - неуверенно спросил я, - почему в ваших глазах отражается то, чего нет на самом деле?
Грилинс хитро улыбнулся.
– Кто тебе сказал, что этого нет? - привычно спросил он вместо ответа. - Не забывай, что я здесь дольше тебя, а истинный мир открывается постепенно, дабы не шокировать новоприбывших.