Сырой речной воздух массировал обгоревшие на летнем солнце щеки, достань-трава щекотала шею, прилившая к голове кровь вызывала чувство опьянения. Дым вырывался из небольшой пещеры в известняковой стене обрыва. Пещеру невозможно было разглядеть ни сверху – со стороны луга, ни снизу – берега реки. Цепляясь за корни достань-травы, он спустился как можно ниже и повис почти над самым входом в пещеру. Ели Спилмен Раш сейчас расскажет ему то, что он услышал тогда…
И Спилмен Раш рассказал. Спилмен Раш умел отлично рассказывать.
– В учебниках по новейшей истории Системы о Сирвилле Стаме пишут с негодованием, в котором, однако, можно явственно различить нотки одобрения. Впрочем, разве можно верить учебникам? Вам-то, господин глава общественного комитета района Оз, прекрасно известно, что этот радикал и экстремист никогда не охотился на клонов. Наоборот – он был лидером движения за равные права. Что вы хотите, Южная провинция – родина романтики. Там еще живы традиции Походов за Справедливостью, когда старший сын каждой семьи отправлялся по городам и весям спасать нищих, помогать бездомным, вступаясь за поруганную честь и прочее, и прочее. В Терраске, если не ошибаюсь, и поныне можно встретить нарисованный на заборах символ Справедливости – сердце с надписью: «Не для продажи».
Соммерсет Гид рывком отлип от косяка. Его затуманенные богохульником зрачки выскакивали из глазных яблок.
– Послушайте, Раш, так Сирвилл Стам…
– Да, советник юстиции, да. Сирвилл Стам убивал изначальных.
– Всех убитых потом объявили клонами, – глухо проурчал Сим.
– Вот именно, клонами. Об этом, правда, никто не знает. Не должен знать. Равные права! Очередная утопия. Любой здравомыслящий человек понимает, что равные права – это утопия. Клон, Иоганесс Сим, это не просто копия. Быть клоном – значит быть обязанным. А если вы кому-то чем-то обязаны, вы уже находитесь в неравном положении с этим «кем-то».
– Да, но ведь никто не спрашивает клонов, хотят они появиться на свет или нет, – продолжал упорствовать Иоганесс Сим. На тыльной стороне его ладони уже появилось красноватое пятно, а он все тер и тер набухшую вену.
– А кто спрашивает мнения холодильника или кондиционера? Мы творим, и мы распоряжаемся тем, что сотворили. Хотел бы я посмотреть на вашу физиономию, если бы против вас восстала ваша мебель.
– Люди не мебель.
– Южанина не переделать.
В дверь постучали. Иоганессу Симу показалось, что это заколачивают крышку его гроба. В комнату ворвался поток сияющих пылинок. В дверь просунулась лохматая голова. Лохматая голова огляделась, втянула ноздрями воздух и, выхватив из собравшихся Раша, доложила:
– Мистер Раш, мы привезли его.
Раш недовольно поморщился. Дверь распахнулась, и взорам находившихся в кабинете открылась фигура национального гвардейца в желтой форме. Сзади маячил человек, глаза которого были совершенно безумны. Иоганесс Сим увидел его лишь мельком, но лицо ему показалось знакомым. Спилмен Раш в мгновение ока оказался у двери, загородив своей сутулой спиной и гвардейца, и стоящего за ним человека с безумными глазами. Дверь захлопнулась. Лишенная солнечной подсветки пыль оседала на пол. Соммерсет Гид нехорошо улыбался.
– Послушайте, Сим, – медленно, с трудом произнес Гид, – а вы, часом, сами не клон?
И тут Сим вспомнил человека, которого привел лохматый гвардеец. Это был Алексей Самарин, клон толланской ветви, объявленный объектом экстраординарной охоты вместе с мятежными клонами Альбертом Трэшем, Сэмюэлем Харпером и примкнувшим к ним агентом МБР Эдвардом Шуром. Выводы глава общественного комитета района из этой информации сделать не успел. В комнату снова вошел Спилмен Раш. Он пересек комнату и остановился за спиной у застывшего в ожидании Сима.
– Послушайте, мистер Сим, – произнес Раш и положил руки на плечи главе общественного комитета района.
Затем его колено влетело между его лопатками, а руки небрежно, но с какой-то неодолимой силой дернули плечи назад. Затрещал позвоночник. Как будто рвали брезент.
– Оупс-крэкх, – сказал Спилмен Раш и отряхнул ладони.
16. ПЛАН
Даже в пакгаузе, где не было окон, ощущалось, что наступила ночь. Лампочка, свисавшая откуда-то из безумной выси, стала тусклее. Глаза собеседников слипались. Самарин чувствовал, как на его лысом черепе пробивается щетина новых волос. Значит, клетки его организма продолжали функционировать вопреки тому абсурду, который их окружал. Все молчали. Только огонек сигары Трэша поблескивал сквозь хлопья пепла. Временами пепел срывался и планировал во тьму. Тогда огонек вспыхивал ярче и с едва уловимым шумом пожирал очередную порцию зеленого табачного листа. Самарин мотнул головой, поежился липкими от пота лопатками и спросил:
– Кто-нибудь сможет рассказать мне все?
– Ты хочешь знать правду, сынок? – полусонно отозвался Шур.
– Брось прикидываться, Алекс, – совсем не зло добавил Трэш, – тебе же все известно. Лучше расскажи, почему тебя кинули твои хозяева из ВБС?
– Какие хозяева? Я даже не знаю толком, что такое ВБС.
– Да ну! Хотел бы я отправиться туда, где не знают, что такое ВБС.
Трэш с сожалением затушил окурок сигары.
– Ты не прав, Сигизмунд, – отозвался Шур, – мальчик не при делах. Я бы на его месте давно сошел с ума. Парню помогли транквилизаторы, которые ему ввели перед стартом. Правда, скоро наступит депрессивный период. Хорошего мало. Так что оставь его в покое. Лучше расскажи мне, что ты задумал и знает ли об этом Сидхартха? Было бы обидно потерять такое произведение искусства. Кстати, сколько Трэши заплатили Мигуэлю? Говорят, он был сумасброден в плане цены. Одним давал безумные скидки, с других драл три шкуры.
Сидхартха, который, казалось, уснул, встрепенулся.
– Это удивительно! – воскликнул он с неожиданным жаром. – Забавный казус. Можно даже сказать, парадокс. Кого мне считать отцом: Мастера или Сигизмунда Трэша? Или отца Сигизмунда Салмана?
Трэш ласково потрепал его по щеке. Толстые пальцы, способные гнуть пивные крышки, нежно скользнули по коже Сидхартхи.
– Ты – Трэш. Ты – настоящий Трэш. В тебе течет наша кровь. Кровь тех, кто создавал Систему. Им ведь не понять этого, Сид. Ты понимаешь?
– Я понимаю, – Сидхартха коснулся в ответ щеки Сигизмунда, – Трэши изначально и навсегда.
– Они хотят стравить нас. Альберт был паршивой овцой. Он был чересчур прагматичен. С самого детства он вбил себе в голову, что раз ему ни за что не сделать карьеру в обществе, где клоны и изначальные разделены, значит, можно компенсировать это другим, и пустился во все тяжкие, пользуясь возможностями семьи: женщины, выпивка…
– Это у вас наследственное, Сигизмунд. Я помню еще твоего отца. Леди Моргана, твоя мать, не показывала виду. Она ведь была настоящей аристократкой из Саммарша. Говорят, ее предки застали времена Больших Пятен… – Эдвард Шур машинально подобрал затушенный Трэшем окурок и повертел его в руках.
– Не просто Больших Пятен, Эдвард, а Суперпятен. 18 тысяч лет по этой планете ходят Трэши. И мы не выродились. Не стали сгустком воспоминаний о былых подвигах…
– Не потому ли, что Трэши не гнушались родниться с клонами?
При этих словах Шура Сидхартха вскочил, задев головой лампочку. Тени, кривляясь, промчались по лицам.
– Мистер Шур, – голос Сидхартхи дрожал, верхняя губа подергивалась, словно стремясь вырваться из плена лица, – мы… мы…
Шур раздраженно махнул рукой:
– Сядь. Ох уж мне эта аристократическая патриархальщина. Человек отвечает за клона, клон за человека. Мы в глубокой заднице, а вы рассуждаете о чести и родовых традициях.