Скорцени что-то проворчал и приложил руку к правой части живота. Егер думал, что эсэсовец испытает такие же чувства, как и он сам, пока не увидел, что лицо Скорцени действительно перекошено от боли.
— Что такое? — спросил Егер.
— Желчный пузырь, — ответил гауптштурмфюрер. — Где-то в начале года я успел поваляться в госпитале. Но врачи сказали, что это не смертельно, а лежать на боку — от скуки сдохнешь. Поэтому я здесь и занимаюсь делом. Тоже хорошее лекарство.
— На каком фронте вы воевали, герр гауптштурмфюрер? — спросил Георг Шульц.
— На Восточном, где же еще? — ответил Скорцени.
Шульц кивнул и больше ничего не сказал. Егер мог догадаться, о чем думает его товарищ. Немало людей, воевавших на Восточном фронте, падали на колени и благодарили Бога за болезнь, которая обеспечивала им возвращение в Германию, к безопасной жизни. Судя по тому как Скорцени говорил обо всем этом, он, скорее, предпочел бы остаться и воевать дальше. И слова его звучали не как пустая бравада.
Несмотря на воздушные атаки ящеров, жизнь в Кремле бурлила. На фоке разрушенных участков суета военных и чиновников напоминала Егеру копошение муравьев в муравейнике, у которого срезана верхушка.
Егера нисколько не удивило, что Скорцени направляется к той же двери, что и они с Шульцем: естественно, этот эсэсовец тоже встречался с офицерами из Народного комиссариата обороны. Вход в само здание Кремля, как и вход на прилегающую территорию, тоже охранялся. Лейтенант, возглавляющий наряд охраны, молча протянул руку. Егер и Шульц молча отдали ему свои документы. Так же молча лейтенант просмотрел их и вернул. Скорцени шел за ними. С внутренней стороны, у самого входа, стояли двое русских подполковников. Немцам не разрешали передвигаться внутри святая святых Красной Армии без сопровождающих.
У одного из русских офицеров знаки различия на петлицах имели черный цвет танковых войск.
— Доброе утро, майор Егер и фельдфебель Шульц! — сказал он на прекрасном немецком языке.
— Доброе утро, подполковник Краминов! — ответил Егер, вежливо кивнув.
Виктора Краминова приставили к ним с Шульпем с момента их прибытия в Москву. Очень вероятно, что год назад они воевали друг против друга, ибо до своего перевода в штаб Краминов находился в составе армии маршала Буденного, действовавшей на юге. У подполковника были глаза мудрого старца и по-детски невинное лицо. Его познания касательно танков оказались больше, чем мог ожидать Егер, судя по собственному опыту сражений с русскими.
Второго подполковника Егер. прежде не видел.
— Судя по цвету петлиц, он из НКВД, — прошептал Егер товарищу.
Шульц вздрогнул. Егер не упрекал его за это. Равно как никто из русских солдат не хотел столкнуться с людьми из гестапо, так и немцы, естественно, нервничали при виде офицера Народного комиссариата внутренних дел. Если бы год назад Егер столкнулся с человеком из НКВД, он застрелил бы его на месте. Немецкие приказы, игнорируя правила ведения войны, предписывали не брать в плен ни кого-либо из тайной полиции русских, ни их политруков.
Бросив короткий взгляд на двух немцев в штатском, подполковник НКВД оставил их без внимания: он поджидал Отто Скорцени.
— Рад приветствовать вас, герр гауптштурмфюрер, — сказал он.
Этот подполковник говорил по-немецки даже лучше, чем Краминов. Он выговаривал слова до отвращения правильно» как это делала половина учителей в гимназии, где в незапамятные времена учился Егер.
— Привет, Борис, старый ты мой, тощий, сморщенный придурок! — прогремел в ответ Скорцени.
Егер ждал, что сейчас задрожат и упадут небеса.
Но подполковник НКВД, который действительно был старым, тощим и сморщенным, ограничился лишь сдержанным кивком, из чего Егер заключил, что он уже давно работает со Скорцени и решил сделать скидку на экстравагантность последнего.
Подполковник Борис повернулся к подполковнику Краминову.
— Наверное, все мы поработаем сегодня вместе, — сказал он. — До вашего прихода, господа, мы тут беседовали с Виктором Данииловичем, и я обнаружил, что, возможно, мы сможем внести свои вклад в одну операцию, которая принесет пользу обоим нашим народам.
— Я совершенно согласен с подполковником Лидовым, — сказал Краминов.
— Сотрудничество поможет и Советскому Союзу, и Германии в борьбе против ящеров.
— Вы имеете в виду, что вам нужна немецкая помощь в каком-то деле, которое, как вам кажется, вы не в состоянии провернуть сами? — сказал Скорцени. — Тогда зачем мы понадобились вам для операции, которая, как я предполагаю, будет проходить на советской территории? — Взгляд его глаз неожиданно сделался острым:
— Постойте! Не та ли это территория, которую мы отвоевали у вас в прошлом году, а?
— Вполне возможно, — ответил Лидов.
Уклончивый ответ убедил Егера, что Скорцени прав. Мысленно он отметил: этот эсэсовец отнюдь не глуп. Подполковник Краминов тоже понял, что лицемерить дальше — бесполезно. Он вздохнул, как будто с сожалением:
— Пойдемте.
В сопровождении русских офицеров немцы двинулись по длинным, с высокими потолками, кремлевским коридорам. Встречавшиеся им русские солдаты отрывались от своих дел, чтобы поглазеть на Скорцени в форме СС, но никто не произнес ни слова. Наверное они понимали, что за несколько прошедших месяцев мир стал очень странным.
Кабинет, куда вошли Егер и Шульц, был другим, не тем, где их обычно принимал Краминов. Тем не менее, как и в кабинете Краминова, в этом помещении было на удивление много света и воздуха. Из широкого окна открывался вид на сады, расположенные на территории Кремля. Егер почему-то ожидал увидеть в сердце Советской России сырые и мрачные помещения. Узрев совсем противоположное, он сразу же понял нелепость своих мыслей. Даже коммунистам для работы нужен свет.
Подполковник Лидов указал на самовар.
— Чаю, товарищи? — спросил он.
Последнее слово он произнес по-русски. Егер нахмурился: Краминов не называл их с Шульцем «товарищами», будто своих сослуживцев. Но Краминов был танкист, боевой офицер, а не сотрудник НКВД. Дома Егер пил кофе с большим количеством сливок Однако он уже давно не дома. Егер кивнул.
Лидов всем налил чаю. Дома у Егера не было и привычки пить чай из стакана. Но на фронте ему это довелось: из чужих самоваров в степных городках и колхозах, опустошенных вермахтом. Заваренный Лидовым чай был лучше, чем Егер пил в тех местах.
Подполковник НКВД поставил свой стакан на стол.
— Перейдем к делу, — сказал он.
Егер подался вперед и приготовился внимательно слушать. Георг Шульц остался сидеть там, где сидел. Скорцени развалился на стуле и выглядел скучающим. Если это и раздражало Лидова, тот не подавал виду.
— К делу — повторил Лидов. — Как предположил гауптштурмфюрер, намечаемая операция будет иметь место на территории, где фашистские захватчики хозяйничали до появления инопланетных империалистических агрессоров, широко известных как ящеры.
«Неужели Лидов всегда изъясняется так?» — подумал Егер. Скорцени зевнул и спросил:
— Полагаю, под фашистскими захватчиками вы имеете в виду нас, немцев?
— В голосе его ощущалась такая же скука, как и в облике.
— Да, вас, а также ваших лакеев и прихвостней.
Возможно, Лидсе действительно всегда так говорит. Тек не менее такой человек не отступит ни на сантиметр, хотя Скорцени мог переломить его через колено, словно валку
— Вкратце ситуация такова: на означенной территории вместе с отрядами доблестных советских партизан находятся остатки немецких войск.