---------------------------------------------
Кит Ломер
1
Солнце было теплым. Через закрытые веки он ощущал его горячее оранжевое дыхание. Оно было похоже на рассветную дымку на планете Фламм. Как давно это было! И Дульчия, первая Дульчия шла к нему, улыбаясь, сквозь клочья тумана.
Что-то коснулось его щеки, он отмахнулся. Чертовы цветомухи. Придется возбуждать отталкивающее поле, хоть он его чертовски не любил. Кости от него гудели, как от тяжелой работы.
Свет его памяти померк. Мрачная, едва уловимая нота тревоги зазвучала во сне. Существовало что-то, что он пытался выудить из своего мозга…
Он вновь почувствовал прикосновение. Сон растаял. Глаза открылись, и, скосив их, он увидел стройную длинноногую молодую блондинку в открытом розовом купальнике с каким-то длинным лохматым стебельком в руке. Она склонилась над его креслом.
— Черт возьми, Дульчи, ты уже слишком взрослая, чтобы ходить в таком виде, — проворчал он.
— Еще нет, дедушка! Я еще только взрослею. Жаль, что ты не видел лицо сенатора Бартоломью, когда я подошла к двери…
— Этот дурак опять здесь?
Капитан Генри закрыл глаза. Внезапно возросло чувство тревоги. Толстый Бартоломью, ныне сенатор Бартоломью, был совсем не дурак. Или по крайней мере он не был дураком сорок лет назад, когда был молодым. Генри, который в то время уже входил в зрелый возраст, почти любил его временами.
Теперь, конечно, он стал сенатором и усвоил современную чопорную манеру двигаться и говорить, неотделимую от политического имиджа. И все же… чувство тревоги стало сильным, как никогда прежде.
— Отправь его обратно, девочка моя, — ответил Генри. — Ты знаешь, что прерывать мой сон…
— Он говорит, это очень важно, дедушка.
— Важно для него, а не для меня! Я ему уже говорил, что я думаю о его политике, его методах, его мозгах и его вкусах в области выпивки…
Послышался звук притворного покашливания. Генри оглянулся. За девушкой стоял высокий с огромным животом мужчина, кожа его лица обвисла, но черные брови были так же сердито сдвинуты, как сорок лет назад.
— Я подумал, что лучше не скрывать своего присутствия, капитан, — произнес сенатор.
— Ты не услышал бы ничего такого, что я не сказал бы тебе в лицо, Бартоломью, — парировал Генри. — Что на этот раз? Ты с тем же предложением?
Сенатор хмыкнул и сел на стул, предложенный Дульчией. На какой-то миг девушка оказалась между Генри и солнцем, и он снова окунулся в сон, в котором ее прабабушка брела сквозь светившийся туман планеты Фламм. Девушка ушла со света, и Генри опять очутился лицом к лицу с тяжелой действительностью и сэром Бартоломью.
Капитан посмотрел на этого средних лет человека с нескрываемой неприязнью. Бартоломью вспотел в своем модном узком из блестящей зеленой ткани пиджаке с короткими рукавами, открывавшими замысловатые манжеты, на которых красовались большие запонки с драгоценными камнями. Трехдюймовый значок с лозунгом предвыборной кампании «Голосуйте за среднестатистического человека!», приколотый к нагрудному карману, сразу бросался в глаза. Агрессивно выпятив нижнюю губу, сенатор посмотрел на старика.
— Я надеялся, что ты передумал, капитан Генри. Так как ты не ответил на мой звонок…
— Если бы хотел сказать что-либо новое, я бы как-нибудь доковылял до телефона… Я пока еще не прикован к постели!
Бартоломью стянул с головы темно-бордовый берет и помахал им как веером.
— Это дело всепланетной важности, капитан! Коразон — перспективный мир. Конечно, ты не позволишь себе из-за соображений личного характера…
— Черта с два! — прорычал капитан Генри. — Я Пограничным мирам свое отдал.
Сто пятьдесят лет! Всего лишь десять лет в отставке, и тут ты начинаешь докучать мне…
— «Докучать» — неверное слово, капитан. Я предлагаю тебе замечательную возможность. У тебя будет лучшее оборудование…
— Я предпочитаю солнечный свет. Я знаю, что ты соорудил крышу над своим городом, чтобы не пускать в него свежий воздух, но мне он нравится.
— Я прошу всего лишь об одном: пройди курс омоложения еще раз, за мой счет.
Генри взглянул на толстяка.
— Ага, за твой счет. Я прошел три курса. Мне сто тридцать пять лет, и я ощущаю каждый прожитый месяц. Ты знаешь, к чему приведет четвертое омоложение.
— Но я видел последний медицинский отчет о твоем здоровье. Ты в отличной форме для своего возраста. Лечение не сделает тебя снова юношей, но оно полностью восстановит твои силы…
— Я буду казаться молодым, несколько месяцев. Через год я завяну, как вчерашняя гардения, а через три буду дряхлой развалиной. И тогда мне будет все равно, протяну я еще год или нет. — Он откинулся на спинку и закрыл глаза. — Вот так-то, сенатор. Тебе придется поискать другого мальчика для поручений.
— Ты рассматриваешь все это поверхностно, капитан! Новый мир, который будет открыт для переселенцев, — первый за шестьдесят лет! Это поручение, как ты его называешь, займет только несколько месяцев твоего времени, после чего ты не только будешь испытывать удовлетворение от того, что внес ценный вклад в развитие Пограничья, но и станешь обладателем славного состояния!
Генри открыл один глаз.
— Почему бы тебе не послать одного из среднестатистических кандидатов? Если он достаточно хорош для того, чтобы быть представителем планеты в Совете, он, наверняка, в состоянии справиться с таким ерундовым заданием, как это.
— Ты слишком легковесно говоришь об очень серьезных делах. Наш кандидат, будучи представителем средних слоев общества Алдорадо, без сомнения, подходящая кандидатура, воплощение высочайших принципов демократического правления…
— Опустим предвыборную речь, я не голосую за среднего человека.
Покрытый сеткой жил нос сенатора потемнел. Бартоломью глубоко вдохнул через раздувавшиеся ноздри.
— Что касается обсуждаемого дела… — трезво проговорил он, — высокая оценка твоих… ну… специальных знаний перевесила все другие соображения.
Бегающие глаза сенатора остановились на Генри.
Капитан отвел глаза в сторону. Некоторое время он смотрел на свое собственное лицо, отраженное в спинке стула. Оно было похоже на побитое временем изваяние из древнего дуба.
— Ну и какие специальные знания ты имеешь в виду?
Рот Бартоломью искривился в напоминавшей улыбку гримасе.
— Капитан, ты ведь старый волк, тебе известны все космические переулки, своеобразные нравы далеких миров. Ты бы не спасовал перед бандитами, которых можно встретить на Коразоне, выпутался бы из самой сложной ситуации и взял, что хотел. Думаю, ты бы знал, что делать дальше,
— добавил он, разглядывая носок своего туфля.
— Ну ты-то знаешь, не так ли? — Генри изучал лицо своего собеседника.
— Мне осталось двадцать лет на то, чтобы нюхать цветочки. Интересно, что могло бы заставить меня бросить это занятие и искать гибели у черта на куличках?
— Тебя интересует окись алюминия? — как бы между прочим спросил Бартоломью.
Внезапно чувство тревоги вернулось. Пожалуй даже, это была не просто тревога. Словно ледяные тиски сжали внутренности..
— В форме, известной под названием корунд, — добавил сенатор.
— К чему ты клонишь? — резко спросил Генри.
Теперь настала очередь Бартоломью помолчать. Его взгляд остановился на девушке, загоравшей у бассейна в нескольких ярдах от них.
— Дульчи, пора завтракать, — крикнул капитан.
Она подняла голову, взглянула в лицо Бартоломью, затем встала и пошла через лужайку.
— Ну? — произнес Генри ровным голосом, обращаясь к сенатору.