— А ты его видел?
— О, конечно! Раза три или больше. Первый раз, когда он попивал виски в «Коррале». Стоял один, я еще заметил, что он интересуется народом на улице. Присматривался к ним, я хочу сказать, к женщинам больше.
— Ну, это нормально. Говорил с кем-нибудь? Видел ты его — все равно с кем?
— Не-а. Ни разочка. В салуне тогда видел, и как переходил улицу, или вдоль шел.
— На лошади?
— Нет, верхом не видел, если подумать. Вчера он тут болтался. Я ведь то и дело снаружи: багаж ворочаю, мешки с почтой в дилижанс сую, просто дышу воздухом. Вот и видел его.
Борден Чантри вышел из конторы и оперся плечом о столб, поддерживающий нависающую крышу.
Могло так случиться, что пьяный по небрежности застрелил постороннего, хотя и мало вероятно. Но, когда некто доставляет себе труд скрыть убийство, для этого убийства должна существовать причина.
Он снял шляпу и протер внутреннюю кожаную полосу. Подумать только, ведь сию минуту преступник может смотреть на него, гадать, о чем это маршал размышляет. Действует на нервы. Вдобавок не имеешь понятия, кто твой враг — тоже удовольствие ниже среднего. Раньше он всегда это знал. Индейцы, угонщики скота, конокрады. С ними все ясно, и как наводить на них шороху — тоже. Тайный убийца, который, вполне возможно, следит за каждым твоим шагом, готовый посягнуть на твою жизнь, если подойдешь слишком близко к его секрету… это уже что-то другое.
Расхаживая по городу, Борден Чантри задавал вопросы. Нашлось несколько человек, помнивших чужого, но ничего особенного они не приметили.
Если он приехал на коне, значит, где-то он его оставил. Борден зашел в тень платной конюшни — на каждом конце широкая дверь. Пахнет свежим сеном, свежим навозом и упряжной кожей. Прошелся по широкому коридору между стойлами, рассматривая лошадей.
Этот крупный вороной принадлежит Лэнгу. Заводит глаза на проходящего. Тут и Хайэтовы подобранные под пару бурки, которых он запрягает в коляску. Кой-когда садится верхом, но коляску любит больше.
Незнакомых лошадей нет.
Вернулся к переднему входу. Из кладовки для упряжи, используемой также в качестве спальных покоев, появился Аб.
— Что-нибудь спроворить, маршал?
— Проверяю лошадей. Приходил сюда длинный, в замшевой кофте с бахромой?
— Не… Чужих на этой неделе никого, только тот разносчик приезжал из Канзас-Сити. Продавал масло для волос и всякое такое. Дамскую дребедень. Нет, никого не было.
В небольшом городке на приезжих обращают внимание. В небольшом западном городке обращают внимание еще и на лошадей. Однако, по-видимому, мало кто видел того приезжего, и никто не видел его с лошадью. Или никто из тех, кого Чантри сумел откопать.
Похоже было, что он въехал в город до свету или когда совсем стемнело… а то еще во время ужина, тут уж вообще вряд ли кто будет околачиваться на улице… Но ежели так, он должен был где-то остановиться. Борден пересек улицу, нацелившись к гостинице.
Помещение сразу за входом большими размерами не отличалось. С одной стороны — конторка, древний потрескавшийся кожаный диванчик, два необъятных кожаных кресла и еще одно, сделанное целиком, кроме сиденья, из длиннющих рогов, снятых с лонгхорнов. По стенам висели головы антилоп, оленей и бизонов, среди них — позади конторки, голова холощеного лонгхорна с девятифутовыми рогами.
За конторкой стояла Элси Картер. Здесь она проводила большую часть своего времени.
— Да, был тут такой. Спросил, нет ли комнаты на ночь, я сказала, есть, он говорит: «Приду займу».
— Назвал себя?
— Нет, не называл. Но скажу, красивый был мужчина. Прямо красивый. И выглядел знакомо.
— Знакомо? Сходство с кем-то из местных?
— Нет… с кем-то, кого я видела раньше. Как он ушел, с тех самых пор не могу успокоиться. Похож и не похож. Непонятно.
— Элси, вы с Детства жили в городке, вроде этого, и работали все больше в гостиницах. Разбираетесь в людях. Что вы можете о нем сказать? Хоть что-то. Мне ровным счетом не за что зацепиться.
Элси поднесла руку к волосам, затем оперлась пухлым локтем о конторку.
— Маршал, одно я могу сказать с уверенностью. Этот человек кое-что значил. Так он себя вел: сразу ясно, не мелкая сошка. И еще скажу. Он был хорошим стрелком. У них особая манера, маршал. У тебя у самого Такая. Это пробивается… не то чтобы человек выпендривался, поглядите, мол, каков я… просто невозмутимость какая-то, вера в себя… не знаю, как определить. Только у него это было.
— За кем-нибудь охотился, как считаете?
— Нет. Кого-то он высматривал, но не с той целью. Было видно по тому, как он оборачивался, когда сюда входили, как следил за прохожими на улице. Но этот сыромятный ремешок, который придерживал ударник на револьвере, он так его и не снял. Я его сразу определила, не успел войти, и ремешок рассмотрела. Как, по-твоему, может, он сам служил в полиции?
— Не знаю, Элси. Чего не знаю, того не знаю.
Борден выбрался на улицу.
— Курам на смех такой полицейский! — проворчал он вполголоса. — Человек приезжает в город на лошади, а ты даже эту лошадь не можешь найти!
Начнем с начала. Человек приезжает в город — зачем? Покупать землю? Покупать скот? Земли нынче мало поступает в продажу, для скота — не сезон.
Недовольный собой, Чантри уставился в конец улицы. Надо было послушаться хорошего совета и зарыть этого дохлика в землю, как всякого прочего, кому не повезло в перестрелке. Нет, обязательно понадобилось раздуть дело, все расковырять, без этого никак. Полдень на носу, а расспросы не привели ни к чему, чего он бы уже не знал или о чем не догадывался бы. До сих пор неизвестно, кто такой погибший, откуда взялся и на кой приперся в этот город.
Чантри тронулся с места, и тут из прохода между домами выскочил мальчишка.
— Привет, маршал!
Билли Маккой. Везде этот мальчишка. И все ему надо.
— Минутку, Билли!
— Слушаю, маршал! Поймать вам воришку?
Вот же язык без привязи.
— Пару годков повремени с этим, Билли, пока оставь это дело мне. Я чего хотел спросить: ты не встречал в городе этого, кого убили? Знаешь, такой…
— А то не знаю! Видел его. Залез в сарай, там и смотрел. Первый покойник, которого я видел так близко.
— И больше туда не суйся, не выставка. Я имел в виду, не видел ли ты его раньше? Когда он жив был?
— Ясно, видел. Он только-только приехал, еще светать толком не начало. Па пришел и меня разбудил, и я встал, пошел попить из колодца, а тут и он едет. Та-акой у него отличный гнедой, за целый год красивше не видел. Три белых чулка. И шаг мировой. На другой лошади рысью догонять придется, как он шагает.
— Куда он поехал? Где оставил лошадь?
— Я откуда знаю? Я пошел назад, спать завалился. Он прямиком по Главной улице катил, когда я его видел. Лошадь не видел больше, нет. Самого видел еще два раза, может три. Днем он крутился по городу и вечером — пьяный был.
— Пьяный, говоришь?
— Ну, с виду так. Идет по улице, шмяк об стенку. Головой потряс, дальше пошел. Со стороны на сторону его водит… пьяный будто, но может, и больной. Может, он просто больной был, маршал.
— Спасибо, Билли, — сказал Чантри и продолжил свой путь по улице.
У старого сарая его ждал Большой Индеец.
— Дай доллар, выкопаю могилу.
— Хорошо, выкопай. Поглубже только. — Чантри уже отворачивался, когда его настигла мысль. — Слушай, этот человек приехал в город на высокой гнедой лошади, три ноги белые. Видел такую?
Большой Индеец вытащил из угла лопату и вернулся к дверям.
— Большая лошадь? Семнадцать ладоней?
— Может быть, семнадцать.
— Видел его. Ехал на север.
На север? Борден Чантри постоял, раздумывая.