— Теперь, Манхэттенец, когда мы стали соратниками, я хочу тебе сообщить кое-что такое, что заставит тебя посмеяться.
— Ну так скажи, — предложил Джексон.
— Да ты только расхохочешься мне в лицо.
— Смех мне сейчас не повредил бы для разрядки.
— Знаешь, я догадался, кто ты такой.
— Ну и кто же я, по-твоему?
— Джексон!
Открытие Хэймана произвело на парня эффект ничуть не меньший, чем если бы ему основательно врезали промеж глаз. Лишившись на время способности соображать, он даже не осмеливался встретить его пристальный взгляд. Вместо этого уставился в пол и только отрицательно покачал головой. Наконец, как бы под впечатлением осенившей его идеи, все-таки поднял глаза, понимающе кивнул и переспросил:
— Джексон? О, я слышал это имя.
— Разве? — насмешливо произнес Хэйман.
— Ты говоришь о том мошеннике, который грабит других таких же?
— Да, именно его.
— Но он же более крупный парень, чем я. Мне о нем рассказывали. Кроме того…
— Ты слышал о нем, — прервал Хэйман. — Я тоже. И всегда от дураков. Мы с тобой, Манхэттенец, в состоянии верно оценивать людей и факты, но большинство других людей дают волю своему воображению. А оно любого может наградить ростом в четыре дюйма и весом в сорок фунтов. Взять, к примеру, тебя. Поверь мне, дурак с его воображением описал бы тебя так, что получилась бы точная копия того, что я слышал о Джексоне…
— Кто копия — я? — деланно изумился Джесси. — Ну, это и впрямь забавно! Но вполне понятно. Джексон откалывает трюки, устраивает фокусы, открывает сейфы, отгадывает комбинации цифровых замков с секретом. Ну, а по-твоему, я занимаюсь тем же. Так?
Хэйман покачал головой:
— Язык у тебя неплохо подвешен, Манхэттенец, врешь ты лихо! Нет, прямо сейчас я не обвиняю тебя во лжи. Но у тебя вид и повадки лгуна. Причем врать ты можешь не краснея… Хватит, однако, толочь воду в ступе. Джексон не осмелился бы посетить мой лагерь.
— О, так он, выходит, числится в списке твоих врагов? — с невинным видом осведомился Джесси.
— Врагов? — переспросил главарь, угрюмо насупив брови. — Эта жалкая шавка? Этот лицемер? Да попадись он мне в лапы, я бы с радостью его прикончил, а сам умер бы со спокойной совестью. Окажись Джексон в моей власти, я бы живьем сварил его в кипящем масле!
— Вот это да! — искренне поразился парень. — Он что, не раз переходил тебе дорогу?
— При чем здесь я? — огрызнулся Хэйман. — Джексон, как птица-фрегат, отбирает у других честных хищников то, что они добыли. Да еще ставит себе в заслугу, что крадет только у тех, кто сам ворует. А это отвратительная игра. Он никогда не делал деньги праведным путем. Но поскольку отнимает их не у тружеников, считает, что не занимается воровством. Я знаю, что о нем говорят сентиментальные люди, — они ставят его в пример, выделяют из всех остальных жуликов и с пеной у рта доказывают, будто он никому не причинил зла. Но если я когда-нибудь встречусь с ним… — Хэйман сделал паузу. Лицо его потемнело, и тот самый огонь, который Джесси уже видел однажды в его глазах, вспыхнул в них вновь.
— Понимаю, что ты хочешь сказать, — заговорил парень. — Джексон ловко всем втирает очки и сделал себе отличную рекламу. Я тоже о нем наслышан. Кстати, твои слова напомнили мне кое-что. Говорят, маршал Текс Арнольд сейчас идет по его следу. А я думаю, это тот самый человек, который может с ним потягаться.
— Он? — презрительно процедил сквозь зубы Хэйман. — О, Текс Арнольд честен, отважен, неутомим, изобретателен и… глуп. Всегда готов погибнуть во имя долга. Джексон ему не по зубам. Это все равно что пустить одну собаку по следу медведя-гризли. Парнишка однажды уже ускользнул от него, просочившись как вода сквозь пальцы. То же самое будет и на этот раз. Джексон так и не встретит равного себе противника, пока… — Он резко оборвал себя, хотя было абсолютно ясно, чего он не договорил.
Джесси понял, что у Хэймана заветная мечта — помериться силами со знаменитым бандитом, и с трудом удержался от улыбки. Король преступников, подобно мальчишке, неведомо для себя оказавшемуся у «Врат Желаний» и получившему то, что хотел, держал уже в своих лапах вожделенного Джексона, но об этом не ведал.
В то же время Джесси понимал, что сам он оказался на бочке с порохом. Пока в лагере только один человек знал, кто такой Манхэттенец на самом деле. Это был Ларри Барнс. Но, во-первых, Барнс никогда не славился умением держать язык за зубами. А во-вторых, тут мог появиться кто-нибудь другой с ним знакомый. Да мало ли что еще может быть! Опасность вот так и будет витать вокруг него, пока он будет находиться в логове Хэймана.
— Между нами говоря, мне тоже хотелось бы встретиться с этим малым, — рискнул продолжить разговор на эту тему Джесси. — Болтают, будто он разбирается в замках, как никто в мире. Неплохо было бы обменяться с ним опытом.
— Замки! — воскликнул Хэйман. — Что такое замки для Джексона? О, он творит с ними чудеса! Я слышал, разделывается с ними, как повар с картошкой. Только что толку? Ведь он щелкает их как орешки лишь на кубышках грабителей. Вот если бы он занялся сейфами в банках, то через месяц, а то и меньше, у нас в стране появился бы еще один Рокфеллер. О, он мог бы при желании творить чудеса, но эта шавка предпочитает вонзать зубы в таких же, как он сам, а хватка у него бульдожья.
Странно было видеть, как один преступник мечет громы и молнии на голову другого такого же. Джексон дивился, не переставая зорко следить за Хэйманом.
Главарь банды умолк, достал пачку готовых цигарок, предложил одну Джексону, а когда тот отказался, заявив, что предпочитает свои, которые сам и сворачивает, прикурил и продолжил свою речь:
— Знаешь, Манхэттенец, не хотелось бы мне говорить о провидении и прочей чепухе, но ты из тех, кто поймет. А я уже стосковался по людям, которые, кроме брани, могут еще понимать и нормальную речь. Ты видишь этот замок?
Джесси кивнул.
— Позволь мне поведать тебе одну историю, — продолжил Хэйман. — Есть такой маленький городок Александрия — это название с претензией на оригинальность дал ему один болван. Так вот в этой самой Александрии живет важная персона по имени Джон Понсон. У него есть банк. А в банке том место, где скрыто сердце Понсона, — это сейф. Это сердце оценивается в триста тысяч долларов наличными и в ценных бумагах. Сейф снабжен секретным замком — точным дубликатом того, который ты только что открыл. И вот подвернулся мне ты, Манхэттенец. Для меня твое появление здесь, ну, как дар небесный!
Джесси улыбнулся и спросил:
— Мы могли бы выскрести оттуда двести, а то и все триста тысяч баксов?
Хэйман согласно кивнул.
— А сколько придется на мою долю? — поинтересовался парень.
— Я мог бы и взорвать сейф, — сообщил Хэйман.
— Чтобы поднять на ноги весь город? — удивился Джексон.
Хэйман опять кивнул.
— Это так, — согласился он. — Скажу тебе сейчас то, что ты все равно узнал бы, только позже. Взрыв может всполошить весь город, а это очень опасно.
— А вот я слышал от пацана, который приехал сюда недавно, что обывателей в этом городишке бояться нечего.
— Он и мне заявил то же самое, — признался Хэйман. — Глупец! Зеленые юнцы все дураки, а у этого еще и молоко на губах не обсохло. Он у нас самый молодой. А я утверждаю, что город таит в себе опасность. Сонные горожане могут стать самыми упорными бойцами. И вот, Манхэттенец, я собираюсь туда завтра наведаться. В твоем распоряжении весь сегодняшний день на раздумье, и, если хочешь, можешь еще поработать над замком. Потому что завтра мы совершим налет.
— А как насчет моей доли? — напомнил Джексон.
Хэйман внезапно улыбнулся:
— Этот малый Джексон, о котором я говорил, уж точно никогда бы не задал такого вопроса. Нет, ты не Джексон! Но вы с ним два сапога пара. Ну, хотя бы в том, что касается замков. Твоя доля выразится в твердой сумме. Тридцать тысяч долларов.
— Этого недостаточно, — упрямо возразил Джесси.
— Это все, что ты получишь. Надо считаться и с другими.
— Пятьдесят тысяч, — продолжал упорствовать парень. — Или я остаюсь дома.
Хэйман бесстрастно и мрачно посмотрел на него, видимо взвешивая все за и против.
— Ты нравишься мне все больше и больше, Манхэттенец, — произнес он наконец. — Ладно, договоримся на пятидесяти тысячах. Дело, провернутое без шума, стоит того, чтобы заплатить тебе лишку. Хорошо, пусть будет по-твоему. Ну как, договорились?
— По рукам, — отозвался Джесси.
— Тогда пока все! — объявил Хэйман, указывая ему на выход. — Только, — добавил он, — это первый и последний раз, когда ты со мною торгуешься.
— Поживем — увидим, — с вызовом бросил Джексон и, резко повернувшись, вышел из лачуги.
Сразу же, оказавшись за дверью, он увидел Ларри Барнса. Тот сидел на пне, обстругивая большим ножом палочку.
— Ну? — спросил Барнс, затаив дыхание.
Джексон остановился возле него, сворачивая себе цигарку, и тихо пригрозил:
— Если ты назовешь мое имя, пусть даже мысленно, я вырву из груди твое сердце, Ларри!
И Барнс так же еле слышно ответил:
— Я уже и так стараюсь не думать, Джесси, с тех пор, как увидел тебя здесь, в нашем логове. Не с моими мозгами пытаться понять такое, да и страшно, говоря по правде.
Джексон пошел дальше не спеша, с самым безразличным видом он направился туда, где Джек Такер с двумя другими членами банды катал на расстеленном одеяле игральные кости.
Глава 33
Те двое других были Лохмач Марфи и Бад Непромах. Лохмач как раз метал кости и все время выигрывал, причем выигрывал у Такера, так как Непромах делал ставку очень осторожно и, казалось, скорее подыгрывал Такеру, пока тот шел напролом в попытках заставить удачу отвернуться от Марфи.
— Я пуст, как барабан, — заявил Такер, как раз когда Джексон подошел к играющим совсем близко. — Никогда еще не видел, чтобы кости выпадали с таким постоянством, во всяком случае, честные кости.
Лохмач окинул его пылающим взглядом и грозно спросил:
— Ты на что это намекаешь?
— Я же не требую замены костей, — пожал плечами мальчишка. — И не прошу мои деньги обратно.
Джексон воспользовался перерывом в игре, чтобы привлечь к себе внимание, и предложил:
— Давайте я займу место Такера. — И он поставил десять долларов.
Лохмач метнул кости — выпала «Крошка Джо». Марфи передал коробку Джексону.
— Кидай, твоя очередь, — заявил он и тут же продолжил: — Вон тот щенок намекнул, будто я против него жульничаю. Чем щенок моложе, тем он глупее.
Произнося эти слова, Лохмач не смотрел в сторону Такера, но Джек не мог их не слышать. Однако промолчал, хотя уйти тоже не ушел. С потемневшим лицом и насупленными бровями он застыл, как бы подбирая гневные слова для достойной отповеди.
Джексон потряс коробку с костями и выжидающе посмотрел на Лохмача, тот бросил на кон банкнот в пятьдесят долларов. Складывалось впечатление, будто купюра в пятьдесят баксов была в лагере наименьшей денежной единицей.
Джексон вновь забренчал костями и по стуку определил, что они без помех катаются по дну коробки, бьются о ее стенки. Он метнул. Кости покатились по одеялу, вновь и вновь переворачиваясь. Затем остановились. На их гранях, обращенных кверху, поблескивали на солнце — двойка и пятерка.
Джексон оставил свой выигрыш на кону.
— Кто ответит на весь кон или на его часть? — поинтересовался он.
Тут же зашелестели две новые бумажки достоинством по пятьдесят долларов, брошенные на край одеяла.
Он снова метнул кости.
Выпали — шестерка и единичка.
— Похоже, мальчики, ко мне повернулась удача, — заметил Джексон. — Максимум на одной и минимум на другой — надо же!
— Ставлю сотню. Бросай еще раз! Семерка — это потолок, — заявил Лохмач Марфи. На его лице читалось изумление.
Однако Бад Непромах покачал головой.
— Пожалуй, я погляжу, как пойдут дела дальше, — буркнул он.
Кости еще раз вылетели из коробки и аккуратно легли рядышком. Четверка и тройка.
Лохмач зарычал, а Бад вкрадчиво прокомментировал:
— Три семерки кряду!
Но это было еще не все! Лохмач Марфи с мрачным упрямством вновь поставил сотню против бросающего кости в надежде, что удача от него отвернется, — и только затем, чтобы увидеть, как выпали шестерка и единичка. Однако и тогда, стиснув зубы и прищурив глаза, продолжил упорствовать — сделал новую ставку.
— Ну, на этот раз выпадут пятерка и двойка, — объявил Джексон, слегка улыбнувшись, и вновь метнул кости.
Все вышло в точности, как он и сказал.
Лохмач Марфи и Бад Непромах отступили на шаг, и оба уставились сначала на игрока, а затем друг на друга. Ловкость рук Манхэттенца была для них очевидной, она так и бросалась в глаза. А небрежная улыбка на его губах вполне довершала эту картину.
Шесть семерок подряд! Слепой случай не мог сотворить такого чуда. А кроме того, последний результат был предсказан заранее!
Джексон, не обращая никакого внимания на деньги, лежащие на одеяле, весело произнес:
— Я устал от этой игры, ребята. Слишком уж однообразно. Так что извините меня, но я выхожу.
Затем, бросив коробку, резко повернулся и махнул Такеру, предлагая ему последовать за ним. И они оба пошли прочь под сень деревьев, на глазах удивленных Марфи и Бада, глядящих им вслед. Такер, крупно вышагивая рядом с Джексоном, заговорил первым:
— Ты хочешь сказать мне, что они с самого начала пользовались поддельными костями? Так, что ли?
Теперь они уже находились в таком месте, где их не могли слышать остальные члены банды, и Джексон обернулся к юноше.
— Я хотел сказать тебе, что ты ведешь себя как последний дурак, — сообщил он Джеку. — Ты слоняешься по лагерю, цепляясь ко всем, огрызаясь налево и направо, сам напрашиваешься на неприятности. Но когда придет беда, она окажется тебе не по зубам — застрянет в глотке. Конечно, Лохмач Марфи катал другие кости. Разве ты не видел, как осторожно Бад делал ставки? Если ты этого не знал, то он-то знал наверняка! А ты не догадался только потому, что еще не дорос до игры с такими проходимцами. Я отвел тебя в сторонку, чтобы открыть тебе глаза и дать хороший совет. Я ведь тоже мухлевал самым наглым образом. Ясно?
Такер глядел на него, свирепо нахмурившись.
— Манхэттенец, — вдруг заявил он, — позволь сообщить тебе, что я еще ни от кого не терпел такого, что терплю сейчас от тебя. Но не уверен, буду ли терпеть дальше.
— Скоро полезешь на меня с кулаками? — поинтересовался Джесси.
— А почему бы и нет? — спросил Такер в свою очередь. — Если только меня не удержит то обстоятельство, что я сильнее тебя. Мужчине не пристало бить тех, кто слабее. Кроме того, я должен считаться с тем, что ты хотел оказать мне услугу.
— Услугу… тебе? — презрительно бросил Джексон. — Вовсе нет! Я просто стараюсь облегчить жизнь остальным в этом лагере, заставив тебя заткнуться. Потому что даже дурак может заставить вспыльчивых людей ввязаться в драку и устроить здесь побоище.
— Ну, держись, клянусь Богом! — процедил Такер. Он размахнулся, чтобы наотмашь ударить Джексона по голове, но промахнулся. И тут же ощутил одну крепкую хватку на локте, а другую на запястье. В обоих местах пальцы Манхэттенца больно впились чуть ли не до костей, заставив мышцы Джека онеметь.
Джесси дернул его руку на себя, подставив под нее плечо, и так как сам он при этом, пригнувшись, подался вперед, то более тяжелый Такер по инерции перелетел через него.
Он врезался в ствол дерева, отлетел от него — и рухнул лицом вниз. Потом побарахтался, не в силах сразу подняться, судорожно хватая ртом воздух, чтобы восстановить дыхание. Все это время Джексон стоял над ним, наблюдая, как бедняга корчится у его ног.
Наконец юноше с огромным трудом удалось встать на ноги. Он был бледным, его мучил стыд. Впервые в жизни могучие кулаки Джека оказались бессильными. И надо же, потерпел фиаско с противником, который был легче и ниже ростом. Но и продолжать драку Такер не мог, понимая, что последствия для него будут самые плачевные — он оказался беспомощным против нечеловеческой ловкости и мастерства Манхэттенца. И конечно же нечего было и думать хвататься за оружие в таком состоянии.