Потом она опустилась на колени, и ее лицо оказалось примерно на расстоянии фута над ним.
— Ах, Кадиган! Ты сошел с ума… — нежно прошептала Лу.
— Я же обещал тебе, — едва слышно произнес он. — Сказал, что сделаю, значит, должен сделать. Уж будь уверена, я держу слово.
— Тише! — остановила она его. — Здесь полно людей шерифа — все хотят поймать тебя, Кадиган. Они… они просто потеряли разум от этих поисков. Тебе уже известно, какая обещана награда?
— Да, что-то слышал. Железная дорога…
— Каждый внес свой вклад. Богатые владельцы ранчо, торговцы лесом, горняки вложили по несколько сотен, чтобы увеличить вознаграждение. Это целое состояние… Они не остановятся, пока не поймают тебя, если ты не уедешь отсюда подальше, не покинешь страну. Беги за море, Кадиган!
Он ничего не ответил.
— Ты уедешь? — с надеждой в голосе спросила Лу.
— Нет! Я никогда в жизни не организовывал нападение на поезда и не помогал никому их грабить. Пожалуй, я украл у старого фермера ужин и возможность поспать на его кровати. Это единственное, что я когда-либо своровал. Но меня вынудили так поступить!
— Ты не пытался убить бедного фермера? В самом деле?
— А что он рассказывал?
— Что ты выстрелил в него, когда уходил, но пуля будто бы просвистела мимо его головы.
— Некоторые люди рождаются лжецами, а некоторые приобретают этот талант путем долгих тренировок, — горько усмехнулся Денни. — Пожалуй, к нему относится и то и другое. Зачем мне убивать его, подумай?
— Вот и я о том же. Но они только смеются. Они полагают, что знают тебя… — Девушка помолчала. — Что ты собираешься делать?
— Не представляю, — ответил Кадиган. — Побуду где-нибудь здесь, в горах.
— Нельзя оставаться так близко! Они прочешут каждый дюйм…
— Кажется, — медленно произнес Денни, — мне придется частенько наведываться сюда, чтобы видеться с тобой, понимаешь? Это придаст мне бодрости… если ты, конечно, не возражаешь.
— Ты не должен… — слабо запротестовала Лу. — Такие визиты слишком опасны. Если они поймают тебя, я никогда себе этого не прощу, Кадиган! Но я могла бы помочь тебе — достать еду например, — и потом… — Луиза замолчала, и между ними повисла напряженная тишина. — Чем мне помочь тебе сегодня? — спросила она наконец. — Бедняжка… У тебя совсем не осталось друзей!
— Это все Ланкастер! — воскликнул Денни. — Он стоит за всем кавардаком, и неприятности, произошедшие со мной, лежат на его совести. Но мы с ним еще встретимся лицом к лицу, это факт!
— Тебе что-нибудь нужно, Кадиган?
— Ничего. Разве что… Повернись, пожалуйста, так, чтобы свет падал на твое лицо…
Девушка повиновалась, но почувствовала, как кровь приливает к щекам и губы начинает покалывать. Кадиган придвинулся ближе к окну. Он стоял, овеваемый ветром, запахами влажных деревьев, и показался Луизе Моррис в этот момент олицетворением всей великой природы — грубоватой, простой, могущественной и надежной.
— Все, что от тебя требуется, так это разрешить мне прийти сюда снова, — зашептал Денни горячо. — Можно, я приду завтра?
— Они схватят тебя…
— Не схватят, пока ты хочешь меня видеть, — заверил он. — А в следующий раз мне нужно будет кое-что сказать тебе, но я должен все обдумать и превратить свои мысли в слова. А сейчас я клянусь тебе, что очень ждал нашей встречи. Ты меня понимаешь?
Барни отозвался низким рычанием, потом приподнялся и положил передние лапы на стену дома так, что его мощная голова оказалась на уровне головы Кадигана.
— Он ревнует, — объяснил Денни и провел рукой по мощному торсу животного.
— Он любит тебя, — прошептала девушка. — Тише!
Голоса, звучавшие с улицы, замерли около дома.
— Уходи! — простонала Лу.
— Можно, я приду снова?
— Нет, нет! Да… если ты настаиваешь.
— Завтра вечером?
— Нет, не так скоро. Они устроят здесь ловушку… Но если хочешь, приходи.
— Да, — подтвердил Кадиган. — Очень хочу.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Она видела, как уходит ее любимый, не сводя с нее глаз, пока темнота не поглотила его окончательно.
Потом Лу подбежала к зеркалу и не узнала в нем собственное раскрасневшееся изумленное лицо и глаза, которые округлились от волнения и тайного страха.
— Он любит меня! — пропела девушка своему отражению и тихо засмеялась. — Любит! Бедный Кадиган!
Луиза не смогла бы объяснить, почему испытывала к нему жалость. Но, раздеваясь перед тем, как лечь спать, она тихонечко запела.
Девушка долго не могла уснуть, но когда наконец сон взял верх над ней, она опять увидела Кадигана, который прорывался через толпу врагов и преодолевал сотни опасностей, подстерегавших его у этого ночного окна.
Глава 20
КАДИГАН ОБВИНЯЕТСЯ ЕЩЕ В ОДНОМ ПРЕСТУПЛЕНИИ
Той же ночью после окончательного разговора о распределении добычи и жарких дебатов, в которых трое непоколебимо стояли на своем, а Сэм Босвик держался иной точки зрения, он расстался со своими приятелями.
Авторитет Ланкастера перетянул чашу весов на сторону его противников.
— У нас у всех есть шанс, — заявил Билл. — Ты сейчас взял на себя эту работу, а в следующий раз кто-то другой выполнит ее. Все открыто и честно. Не стоит делать из себя посмешище, Босвик!
Сэм надулся от возмущения.
— Ты обозлился, — проворчал он, — потому что тебе пришлось подсунуть монеты бедному Кадигану, чтобы сделать его козлом отпущения!..
Ланкастер стукнул кулаком по столу:
— А как еще, идиот, снять подозрение со всех нас?
— В самом деле, — отозвался Чес Морган, — это довольно смелый ход, должен признать.
— Ты отдал часть наших денег, — продолжал Босвик, — и теперь хочешь обмануть меня, лишить моих прав. Ну что ж, Ланкастер, я больше не хочу иметь никаких дел со всеми вами. Давно мечтал стать независимым. Пока, ребята.
Взбешенный Сэм собрал свои пожитки и молча ретировался, говоря самому себе, что, если Бог поможет, он найдет способ отплатить обидчикам за несправедливость. Босвик считал, что приговор должен быть честным. А так как честные приговоры были небывалой роскошью в представлении мистера Сэмюэла Босвика и в его жизни, то он ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку.
С лицом мрачнее тучи и тяжелым сердцем он мчался из Гормана той ночью. Сэм нещадно пришпоривал лошадь и отчаянно ругал дорогу, изрезанную колеями после недавнего дождя; на чем свет стоит проклинал ветер, хлопавший полями сомбреро и надвигавший его на глаза, а также стремительно мчавшиеся по небу облака, которые делали луну крошечной и тусклой.
Он пронесся через перевал Горман так быстро, что начал ощущать неприятный запах пота уставшей лошади; бедное животное хрипело и с трудом преодолевало трудный путь. Через три мили к юго-востоку от города Сэм свернул на дорогу, ведущую в Ньюсом. Там он намеревался найти ночлег, а потом ехать дальше, не зная куда, но в направлении мест, где он получил бы свободу действий и, в конечном счете, шанс наточить лезвие ножа, остроту которого Ланкастер и иже с ним вскоре бы ощутили.
Сэм вскарабкался на вершину южного гребня гор, окаймлявших перевал Горман, и в этот момент до его ушей донеслось громыхание колес повозки, пересекавшей мост внизу, в долине, и голос возницы, принесенный ветром. Из-за расстояния он не разобрал слов. Потом послышался стук колесных ступиц на осях при попытке преодолеть подъем с тяжелым грузом. Повозка двигалась из Ньюсома в Горман, и переезд был поздним. Возница спешил и пустил лошадей рысью там, где они плелись шагом.
Мысль Сэма Босвика лихорадочно заработала. Но в наличных деньгах в данный момент он не нуждался. Его доля в игре, даже с учетом того, что он получил только половину той суммы, на которую рассчитывал, оказалась гораздо больше того, что когда-либо находило временный приют в бумажнике громилы. Вопрос заключался вовсе не в деньгах — сейчас Босвиком руководила озлобленность на весь мир и на «человеческую несправедливость». Ему отчаянно хотелось действовать — и вот он, готовый шанс.
Он отвел уставшую лошадь к краю дороги, где развернул ее так, что деревья и кустарник скрыли ее полностью. Затем вынул из кармана большой носовой платок, который уже использовался для подобной цели, и завязал его узлом на затылке, оставив открытыми только глаза. Таким образом самодельная маска почти полностью скрывала лицо Сэма (а если бы потребовалась еще большая конспирация, он надвинул бы шляпу пониже) и оно превращалось в размытое белое пятно, покрытое густыми ниспадающими тенями, среди которых выделялись только блестящие глаза. Босвик теперь стал неузнаваем. Его лошадь, опустившая от усталости голову, принадлежала к породе выносливых мустангов, не очень быстрых, но закаленных как сталь; она не имела особых примет, и ее могли счесть принадлежавшей любому. Одежда Сэма выглядела так, как она выглядела у девяноста девяти человек из ста, живших здесь, в горах. Теперь, обретя уверенность в себе, Босвик ощутил и благосклонность природы. Если раньше ветер дул с юга, то теперь изменил направление и в один миг разогнал облака, закрывавшие луну. На небе появился огромный, яркий серебряный диск, плывущий на черно-голубом фоне, заливая призрачным светом горы и лесные массивы.
Сэм чувствовал себя в полном порядке и воспринял это как добрый знак удачи и доказательство того, что данное мероприятие пройдет успешно. Он извлек револьвер, натянул поводья, слегка сжал бока коня коленями и стал ждать, в то время как голос возницы продолжал проклинать уставших животных, взбиравшихся на подъем.
Наконец показалась передняя пара упряжки, принеся с собой громкое дребезжание экипажа, минующего изгиб дороги. За ней с трудом тащилась вторая с опущенными головами, и замыкали процессию лошади, тянувшие высокий экипаж, подпрыгивавший на камнях.
Одно движение поводьев — и Сэм вырос перед лошадьми. Они остановились, храпя, а возница тут же взмахнул длинным кнутом, проклиная возникшего из ниоткуда путника. Но кнут так и не опустился. Поигрывая револьвером, Босвик как бы невзначай выстрелил — пуля пронеслась в опасной близости от головы возницы, настолько близко, что его шляпу как ветром сдуло.
— А теперь, — сказал добродушно настроенный грабитель, — вслед за этой шляпой слетит твоя голова, если ты не будешь повиноваться мне и не прекратишь визжание этой дуры! — Последнее относилось к душераздирающим крикам юной леди, сидевшей в экипаже. Услышав выстрел, она выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть бандита в маске, с револьвером, и все это в зловещем лунном свете. — Пусть она заткнется, — лениво приказал Босвик, наслаждаясь своей вновь обретенной властью, — или я перережу ей глотку. Клянусь, я ненавижу этих хнычущих баб!
— Ради Бога, мэм, — обратился мужчина к одной из своих пассажирок. — Вы разозлите его, и он, право же, убьет нас. Не кричите так громко!..
Может быть, это выглядело не совсем по-рыцарски. Но старый возница вовсе не принадлежал к рыцарям. Он работал кнутом, понукая шестерку лошадей, вот уже тридцать лет, приобретя за эти годы ревматизм и очень занимательный словарный запас, однако не потеряв при этом жизнелюбия. К тому же его останавливали таким образом на пустынной дороге девятый или десятый раз, и старик воспринимал налет как уже знакомое явление, по-философски.
Крик прекратился. Пожалуй, леди оказалась скорее шокирована, чем испугана. По крайней мере, слезы, которые текли по ее щекам, выдавали скорее гнев, чем ужас.
— Со мной никогда так не разговаривали! — воскликнула она.
— Можешь услышать даже что-нибудь похуже, — сурово заверил ее Босвик, — если придется напоминать тебе о твоем диком визге. Слезай с сиденья, старик, и побыстрее. Я очень спешу и к тому же сегодня не в Лучшем настроении. Ого… я уже опоздал на ужин!
Возница спустился на землю, высоко подняв одну руку, а другой пытаясь удержать равновесие.
— Правый нагрудный карман, — угрюмо произнес он, обращаясь к Сэму. — Там ровно тридцать один доллар. К тому же в правом нижнем кармане есть старый складной нож с одним лезвием, если хотите, и кусок жевательного табака в левом — вот и все мое богатство. Посмотрите сами, если не верите мне.
— Ты… холодная старая устрица. — Босвик невольно ухмыльнулся под маской. — Дай-ка я проверю сам. Как насчет твоих часов?
— Это оловянное покрытие, — спокойно объяснил старик. — Я никогда не беру с собой ничего настоящего — при моей-то работе… С тех пор как похожие на тебя парни чистили меня три раза кряду, я поумнел и научился не возить с собой ценности!
— Что ж, — продолжал допрос Босвик, — как дела с почтой? Есть что-нибудь?
— Совсем ничего.
— Сегодня удача отвернулась от меня. Постой-ка смирно, старина. Если я не обращаю на тебя внимания, то это не значит, что не слежу за тобой хотя бы краем глаза.
— Сынок, — заверил возница, — мое поведение при налетах, можно сказать, образцовое. Все-таки опыт сказывается…
— Всем остальным! — рявкнул Сэм. — Вылезайте-ка из повозки, живо! Я не стану долго ждать. Выбирайтесь оттуда, держа руки над головой. Слышите меня?
Пассажиров оказалось всего четверо: владелец магазина, отправившийся из Ньюсома ради закупки товаров; двое ковбоев, которые ехали в горы, чтобы забить свои пастбища и помахать топорами в поселке лесорубов в течение зимы; и, наконец, та самая девушка, которая «визжала», как выразился Босвик.
Первым делом Сэм обшарил пустой экипаж. Несмотря на поспешность, с которой все пассажиры подняли руки, он обнаружил кошельки, брошенные на пол, что облегчило сбор «урожая».
Босвик поднял кошельки один за другим, вытряхивая из них содержимое. Почти ничего стоящего, кроме бумажника владельца магазина, который Сэм оставил, а остальные просто отбросил в сторону. Держа в руках эту единственную добычу — плотно набитый банкнотами кожаный кошелек, — гигант спрыгнул на землю и начал обшаривать карманы пассажиров более тщательно. Он нашел золотые часы, пару серебряных и горсть серебра впридачу, а кроме этого — прекрасный охотничий нож у одного из ковбоев и браслет у девушки.
Когда он грубо снимал браслет с ее руки, владелица его начала громко высказывать протест.
— Это единственное, что осталось на память о моей матери! — всхлипывала она. — Последний ее подарок, фамильная ценность, господин бандит. Целый год она отказывала себе во всем, чтобы купить его!
Босвик обвел взглядом остальных. Их он не боялся; старик возница преподал им хороший урок смирения, которому пассажиры последовали с самым скрупулезным тщанием. Поэтому налетчик сосредоточил свое внимание на леди. Она была молода и вполне хороша собой — по крайней мере, так она выглядела в рассеянном свете луны. Он взял девушку за подбородок и приподнял ее голову.
Она испуганно заморгала.
— Ну-ну, — почти ласково произнес Сэм, — если честно, сколько стоил тебе этот браслет?
— Двадцать три доллара пятьдесят центов! — выпалила бедняжка.
— А заплатила за него твоя мамаша или ты?
— Я честно заработала каждый цент!
— Что ж, — безжалостно заявил Босвик, — эта вещь — кусок металла, она не стоит и пятидесяти центов, не говоря уже о двадцати трех долларах. Забери его себе.
Он бросил браслет так, что он как раз угодил в лиф платья девушки. «Да, мистер Босвик, такой шуткой можно будет гордиться», — подумал он, а потом наклонился и крепко поцеловал обмершую от страха юную леди.
Она оттолкнула его в знак протеста и закричала, но Босвик уже отступил в сторону, ухмыляясь.
— Я загляну к тебе или позвоню как-нибудь вечерком, — пообещал он.
— Как вы смеете! — выкрикнула та, лихорадочно выуживая браслет. — Кто вы такой, чтобы…
Босвик вскочил на лошадь.
— Я Кадиган! — коротко бросил он, развернулся и помчался галопом вниз по склону, едва успев услышать отголосок изумленных восклицаний своих жертв.
Но никто не пустился в погоню за налетчиком. Имя Кадигана парализовало всех, и только владелец магазина решился высказать вслух ту мысль, которая пронеслась в голове каждого:
— Нам просто повезло, что этот головорез оставил нас в живых…