Баба оказалась не промах. Нет, она не спешила сообщить о его давних связях с органами Язону (что для Севостьянова означало бы смертный приговор – шеф не стал бы собирать доказательства того, что он давно не является сексотом). Поначалу ей нужно было не очень много – всего пара тысяч на карманные расходы. Эта женщина не очень‑то рассчитывала на Язона и хотела оставаться самостоятельной, независимо от того, как пойдут дела у престарелого любовника. Севостьянов рад был отделаться от нее, уплатив за молчание пустяковую сумму, да не тут‑то было: через неделю она появилась вновь. Сейчас ей не хватало десяти тысяч на «хонду». Еще через месяц Севостьянову пришлось купить ей квартиру в центре. Он платил, зная, что в случае разоблачения потеряет все. Аппетиты у дамочки, дважды успевшей поменять фамилию со времен своей комсомольской юности, были акульи, поборам не предвиделось конца.
Засветка некоторых каналов и потеря партии груза, организованные продажным Махровым, стали праздником на ее улице. Теперь достаточно было намека на прошлое Севостьянова, и Язон с полным для попечителей основанием устранил бы наступавшего на пятки заместителя. Эта комсомольская путана была отлично осведомлена о делах фирмы, а потому накануне сходки навестила Севостьянова в четвертый раз и потребовала открыть на ее имя счет в одном из скандинавских банков.
«Уж не у нее ли находится подписанная мною бумага о добровольном сотрудничестве с КГБ?» – осенило Севостьянова. В том, что она спала с Аракеловым, он и тогда не сомневался.
Перспектива проработать остаток жизни на любовницу шефа его не устраивала. Первой мыслью было – избавиться от нее навсегда, устранить физически. Для этого он располагал и опытом в подобных делах, и надежными исполнителями – взять того же Чалого. Вызывала опасения надменная уверенность, которой веяло от этой шлюхи. Что, если она располагает чем‑то большим, нежели устные заверения в его причастности к органам? Тогда его достанут и после ее смерти. Кто‑то за ней определенно стоял и наверняка в мире подпольного бизнеса значил больше Язона. Соваться же в воду, не зная броду, Севостьянов не привык. Среди заинтересованных в нем людей он снискал репутацию человека, способного не только выходить сухим из воды, но и извлекать выгоду из пиковых ситуаций. На том и стоял.
«Или вы уберете иуду, или я уберу всех вас. Вы меня знаете», – сказал Язон на совете. Ни у кого не возникало сомнения, что он приведет угрозу в исполнение и, если потребует дело, сумеет побороть в себе привязанность к тридцатипятилетней бабенке. Достаточно было зародить в нем сомнение, и он не станет выбирать средств для защиты своего бизнеса.
Севостьянов просчитал, что, как только имя его любовницы прозвучит в комнате с микрофоном, Язон наверняка станет ее проверять и пошлет за ней по пятам Барракуду. Догадывался ли он, что растет недовольство им самим, и если в этой ситуации слова Севостьянова подтвердятся, то Язона не спасет даже ее смерть?
А новое дело сумеет организовать только один человек – Алик Севостьянов.
В пять часов солнце почти опустилось за горизонт. Время сумерек для встречи он не предусматривал, но так получилось, и это отчасти было ему на руку. Севостьянов остановил «БМВ» на Березовой аллее, надел большие очки с чуть затемненными стеклами и поднял воротник плаща.
Как и договорились, Столетник поджидал его на скамейке в углу Ботанического сада у Сельскохозяйственной улицы. Севостьянов вычислил его сразу – по старательной и неумелой попытке сохранить невозмутимость. «То, что надо», – еще раз порадовался он своей прозорливости и подошел.
– Столетник?
Toт с излишней поспешностью поднялся навстречу и протянул руку.
– С кем имею? – спросил он вальяжно.
«Полный дурак, – удостоверился Севостьянов, не подавая руки.
– Такой обнаружит себя в два счета».
– Вот фотография, – он отдал вырезанное из общего снимка на пикнике и увеличенное фото Светланы. – Запомните адрес: Лесная, дом 5, квартира 25. Связь по телефону.
– Кого спросить?
«Может, это у него юмор такой?» – подумал Севостьянов.
– Ивана Ивановича, разумеется, – ответил сквозь зубы. – Клиента интересует каждый ее шаг на протяжении трех суток.
Он сунул в протянутую руку заготовленные деньги и, не дожидаясь, пока этот идиот соблаговолит их пересчитать, быстрым шагом направился к машине. Несмотря на стопроцентную уверенность, что видит Столетника в первый и последний раз, давать себя рассматривать Севостьянов не собирался.
Набирая скорость, «БМВ» проехал перекресток. «Москвич» устремился за ним, благо опасаться было нечего – водителя в темноте салона не разглядеть. Море огней, сгустившийся поток машин на Хорошевском шоссе затрудняли движение. На Полежаевке Евгений едва не потерял объект – проскочил поворот, не перестроившись, но потом нахально развернулся на проспекте Жукова и поехал по 3‑й Хорошевской.
«БМВ» остановился на нечетной стороне. Проезжая мимо, Евгений увидел, что его работодатель вышел из машины и запирает дверцу на ключ. «Либо домой, – решил Столетник, – либо на доклад к шефу». Проехав еще метров пятьдесят, загнал «москвич» правыми колесами на тротуар, как предписывала табличка под знаком, бегом пересек улицу и вошел в будку телефона‑автомата. Отсюда хорошо просматривали весь фасад девятиэтажки. Он набрал номер «Ивана Ивановича», но телефон молчал. Когда, спустя три минуты, в одном из окон на седьмом этаже вспыхнул свет, позвонил снова.
«Слушаю», – раздался знакомый голос.
Евгений повесил трубку, перешел через улицу, посмотрел на табличку с номерами квартир над дверью парадного: «19–36». Получалось по две квартиры на этаже. «Кучеряво живет слуга, – подумал, – не иначе как в четырехкомнатной». Если нумерация возрастала слева направо, как обычно в таких домах, то, судя по расположению окон, владелец иномарки жил в 31‑й. Он набрал код на домофоне – 0‑31.
«Кто?» – спросил мужской голос. Похоже, тот самый.
По крайней мере, теперь был известен адрес «шестерки», а от него и до «туза» всего одна колода. Прижимаясь к стене, чтобы его не могли увидеть из окна, Евгений добежал до своей машины, сел за руль и стал ждать.