Вокруг царила полнейшая неразбериха. Время от времени в толпе гремели, каждый из которых неизменно сопровождался истеричным воплем, что негр стреляет в людей! Охваченная паникой орава хлынула к воротам, и каждый норовил побыстрее вырваться на свободу, только бы оказаться подальше от места потенциальной опасности. Ворота же оказались слишком узки, чтобы разом пропустить всех желающих покинуть поле. Теперь уже перед Обмылком маячили по большей части чужие спины, а не лица, и, возможно, ему и удалось бы быстро и благополучно удрать, перемахнув через забор, если бы не одно досаднейшее происшествие.
В той же толпе находилась и компания лесорубов, которые в свое время валили лес в Канаде. К тому же все они были свидетелями начала карьеры Пита-Канадца, чем очень гордились, радуясь тому, что столь славный спортсмен вышел в широкий мир именно из тенистого полумрака северных лесов. Слава Канадца тешила их тщеславие, доставляя то удовольствие, какое можно получить от звенящих в кармане денег или залитой в глотку выпивки.
Они приехали на этот поединок вовсе не для того, чтобы следить за борьбой на ринге, а чтобы стать свидетелями очередной победы Канадца. Каждый из них поставил по нескольку долларов, скорее желая увидеть, как Канадец в пух и прах разнесет того крутого парня, Бада. И действительно, они видели, как их Канадец грациозно выступил вперед и нокаутировал Бада с первого же удара. Все получалось в точности так, как им того и хотелось. Они видели восхождение на помост новой жертвы, и устраивались поудобнее, предвкушая новое зрелище, посмеиваясь, кивая друг другу и с излишней теплотой в голосе предаваясь воспоминаниям о временах, проведенных в северных лесах в компании самого Канадца.
А затем им пришлось замолчать. Дела у Канадца шли не совсем гладко. Он осыпал градом мощнейших ударов странное, словно сделанное из резины, существо, от которого отскакивали огромные кулаки Канадца, не причиняя ни малейшего вреда. И они замерли в изумлении, лишившись дара речи, увидев Канадца поверженным. Они видели, как под конец раунда, которому было суждено стать последним, он оказался в объятиях разъяренного медведя. Видели, как устрашающих размеров кулак Обмылка взмыл вверх, а затем резко опустился. Видели, как их товарищ, в прошлом лесоруб, подобно беспомощному ребенку был поднят в воздух, а затем с силой брошен на пол.
В то время, как другие орали, заходясь в крике от избытка чувств, они не проронили ни слова, а просто инстинктивно старались держаться вместе и стояли плечом к плечу. Они приехали сюда из тех краев, где война считалась привычным делом, вот и теперь никто из них не станет пытаться избежать её последствий. Их фаворит, их гордость и кумир был сброшен с пьедестала. Канадские леса лишились своего объекта для почитания, и все же, тем не менее, все они, как один, остались, чтобы увидеть собственными глазами, чем закончится это дело.
Было необходимо что-то предпринять. Никто из них не знал, что именно. Они продолжали хранить молчание и не сошли со своего места даже тогда, когда толпа устремилась к узким воротам. Нет, они не собирались сдерживать натиск и пытаться удержать кого бы то ни было, но видать, лица их были столь суровы, а плечи широки, что людской поток расступался перед ними, огибая со всех сторон, как воды ручья омывают скалу.
Так получилось, что путь Обмылка к свободе пролегал непосредственно мимо них, и самый высокий из канадцев с некоторым воодушевлением обратил внимание соотечественников на этот факт.
— Ребята, — сказал он, — вы, наверное, заметили, что кое-кому из присутствующих здесь необходимо остановить Обмылка — если его в самом деле так зовут. Думаю было бы неплохо задержать его и посмотреть, за какие такие подвиги его разыскивают!
С обеих сторон к нему теперь были обращены серьезные, просветлевшие лица товарищей, молчаливо благодаривших его за это предложение.
В следующий момент прямо перед ними возник подвижный, невысокий, широкоплечий человек, которому уже почти удалось выбраться из толпы. Увидев компанию лесорубов, он метнулся в их сторону.
Двое из них сразу повалились на землю: один, сраженный мощным ударом тяжелого, словно кузнечный молот, кулака Обмылка, а второй просто оказался сбитым с ног своим падающим товарищем. Но бросившись в образовавшуюся брешь, Обмылок почувствовал, как его хватают чьи-то сильные, словно тиски руки — и ещё больше рук хищнически тянутся к нему со всех сторон.
Он рванулся изо всех сил, оставляя обрывки собственной одежды в цепких пальцах неприятеля. Снова бросаясь в атаку, отчаянно орудуя кулаками, он все же с грехом пополам прорвался и сквозь этот кордон, немедленно устремляясь к спасительному забору.
Двое из стойкой компании оказались на земле, и быстро подняться все равно не смогли бы, но остальные уже вошли в азарт, познав вкус мщения, и мгновенно развернувшись, подобно своре гончих бросились вдогонку за беглецом.
К счастью для Обмылка наряду со множеством самых разных добродетелей, он к тому же обладал парой быстрых ног, но для того, чтобы пронести, как на крыльях, целых две с половиной фунтов живого веса, не помешал бы и хороший мотор. И вот Обмылок начал сдавать. Преследователи были уже совсем близко, когда он оказался прямо перед забором. Перевалившись через преграды, он успел подтянуть ноги как раз вовремя, чтобы уберечься от тянувшихся к нему рук. Один из преследователей выхватил было пистолет, но был остановлен собственным же соратником.
— Мы растерзаем его, разорвем в клочья, но сделаем это голыми руками! Они посыпались через забор, бросаясь в поднимавшееся над дорогой густое облако пыли. Они видели Обмылка, бегущего сквозь толпу, испуганно расступавшуюся перед ним. И вот небольшая сплоченная компания бросилась вдогонку. Обмылку же показалось, что его преследует табун диких лошадей. С истинно совиной легкостью повернув голову, он бросил свирепый взгляд назад, оценивая обстановку.
Он тут же узнал ту компанию. Любой, хоть однажды видевший их, вряд ли мог позабыть такое зрелище, вот и Обмылок теперь знал, что над ним нависла смертельная опасность. Однако даже это осознание не помешало ему сохранить уверенность в себе. Этим вечером он победил отличного боксера, а после сумел проложить себе путь через огромную и враждебно настроенную толпу. Так чего же бояться какой-то жалкой горстки людей?
Так рассуждал Обмылок. Когда он развернулся, чтобы ударить заводилу шайки, бежавшего во главе компании, ему без труда удалось сбить того с ног, но в это время подоспели и остальные, обрушившиеся на него, словно движущаяся груда камней. Оказавшись в невыгодном положении, Обмылок был вынужден отступать к обочине.
Он дрался, как лев. С каждым ударом его огромных кулачищ на земле оказывалась новая жертва. Преследователи же продолжали наступать. Пятясь назад, он поскользнулся и упал, поднимая над землей облако пыли.
Позднее первый из тех, кто набросился на него, делился своими впечатлениями, заявив, что это было равносильно тому, что подступиться с пустыми руками к приготовившемуся к прыжку тигру. Стоило ему лишь только попасть в руки к поверженному мулату, как он оказался буквально завязан узлом. Но тут подоспели остальные, и Обмылок почувствовал, как в него разом вцепляется множество рук. Ноги, туловище, голова и две огромные ручищи, с виду напоминающие двух больших питонов оказались скручены — и его снова повалили в пыль.
Сверху на Обмылка разом обрушилось, пожалуй, добрых семь с лишним центнеров сильных мускулов, так что нет ничего удивительного в том, что все попытки освободиться оставались безуспешными. Но он был готов сражаться до последнего вздоха, несмотря на то, что пыль запорошила глаза, душила, попадая в легкие — и со всех сторон его рвали на части сильные руки.
Затем в воздухе стремительно промелькнуло нечто, похожее на огромный меч — точнее он не мог разглядеть. Послышались возмущенные вопли и жалобные крики. Вражеские руки отчего-то разжались сами собой. Извернувшись, он сумел наконец подняться на четвереньки.
— Вставай, Обмылок, идем со мной! — приказал голос Питера Хейла.
Глава 34. ОПАСНОСТЬ ВПЕРЕДИ!
Подняв глаза, Обмылок увидел над собой калеку — он стоял на своих скованных железом изуродованных ногах, опираясь на один костыль. Второй, отделанный сталью костыль был использован Питером в качестве грозного цепа. Именно этим орудием он выбил немного зерен благоразумия из мякины гнева, овладевшего лесорубами.
В то время, как он все ещё продолжал держать длинный костыль, занеся его высоко над головой, начавшая было собираться толпа поспешно попятилась назад, и это движение было похоже на рябь, разбегающуюся по водной глади пруда от брошенного камня. И подобно кругам на поверхности воды недоумение и благоговейный ужас захлестнули сознание Обмылка.
Он и сам был могуч и бесстрашен, но все же на этот раз силы оказались слишком уж неравными. Он даже представить себе не мог того, какая ужасная участь могла бы постигнуть его в дальнейшем; но тут появился калека, который не побоялся выступить вперед, и одним махом разогнать всех обидчиков, спасая Обмылка от верной смерти.
Это вовсе не было простым проявлением силы и великодушия. Ну конечно же, все было гораздо сложнее. На всем этом лежала печать колдовства, когда затруднительное положение разрешилось само собой, словно по мановению волшебной палочки. Вера в некое оккультное могущество, якобы присущее Питеру, возродилась в нем с новой силой. Обмылок боялся его не меньше, чем прежде, но теперь, помимо одного лишь безотчетного ужаса он испытывал нечто сродни любви.
В порыве собачьей преданности он был готов броситься в пыль, на землю и обнимать колени своего спасителя. Так как Питер на его глазах совершил восхождение из ада на небеса. Он больше уже не казался злым гением. Он был живым воплощением добра и божественного совершенства. Так думал Обмылок, но тут ему подвернулся удобный случай, чтобы на деле проявить свою преданность. Какой-то жалкий человечишка воровато подбирался к его идолу со спины, очевидно, рассчитывая напасть на Питера сзади и избежать таким образом сокрушительного удара увесистого костыля.
Разумеется, он мог бы предупредить Питера и на словах, но на слова мулат был куда менее скор, чем на поступки. Он бросился вперед. Противник поспешно вскинул руки, пытаясь защититься, но это ему не помогло. Увесистый кулак Обмылка угодил точно в цель, и в следующее мгновение поверженный обидчик уже лежал неподвижно не земле, уткнувшись лицом в пыль.
Откуда-то сверху, из поднебесья раздался спокойный и исполненный сострадания голос Питера Хейла:
— Обмылок, переверни беднягу на спину. А то ещё задохнется в пыли. Обмылок повиновался, трепеща от волнения. Теперь ему было уже совершенно ясно, что он имеет дело с истинным богом! Ну конечно же, это и есть повелитель, ниспосланный специально для того, чтобы наставлять его, Обмылка, на путь истинный! Ибо он разделял и властвовал, поражая воображение мулата своей мудростью, присущим ему терпением, милосердием и необъяснимым могуществом. Обмылок всем сердцем признал его власть над собой. Он следовал чуть позади своего повелителя, готовый в любой момент грудью встать на его защиту.
Но пока что им ничего не угрожало, ибо в тот вечер драк и потасовок было уже в таком изобилии, что хватило для пресыщения даже такой толпы, как эта. Было пролито достаточно крови, а также сломано немало ребер и носов. Время от времени то здесь, то там раздавались стоны и брань пострадавших.
Питера и Обмылка оставили в покое, и они неспешно отправились к гостинице.
— Обмылок, иди рядом со мной. Я хочу с тобой поговорить.
— А вдруг какой-нибудь сукин сын набросится на вас сзади, мистер Хейл?
— С чего же им бросаться на меня, а, к примеру, не на тебя?
— А какой прок им разбираться со мной, если в это время рядом будете вы, сэр?
Обернувшись назад, Питер слегка улыбнулся.
— Не принимай это так близко к сердцу, Обмылок. Я просто застиг тех парней врасплох и отогнал их от тебя. Они не ожидали ничего подобного!
Сверкнув глазами, Обмылок лишь вежливо улыбнулся, ибо он все прекрасно понимал и без слов. Когда бог совершает героический поступок или демонстрирует свое неимоверное могущество, он неизменно должен делать вид, что ничего особенного не произошло, проявляя неподражаемую скромность. С Питером Хейлом все было именно так. В одиночку разогнать толпу разъяренных канадцев — какие пустяки!
Сердце и душу мулата переполнило чувство безотчетной, по-детски восторженной радости. С самого детства скитаясь по свету, греша и совершая один зи другим неблаговидные поступки, он теперь почувствовал, что наконец-то он нашел себе долгожданное прибежище. Теперь ему нечего бояться. Ибо он нашел себе спасителя и поводыря. Мысленно оглядываясь назад, вспоминая свою первую встречу с Питером, он не мог не удивляться неизменному и необъяснимому спокойствию белого человека.
Ведь это он сам, Обмылок, вызвал его помериться силами. Он содрогнулся при мысли об этом. Как все-таки здорово, что этот могущественный мудрец не испепелил его на месте и не проклял навечно! Впав в транс, незадачливый Обмылок с трудом соображал, куда и зачем его ведут, пока, наконец, они не остановились перед гостиницей, в свете большого уличного фонаря.
— А теперь, — сказал Питер, — полагаю тебе будет лучше вернуться к лошадям — приготовить повозку, а также наших коней под седло. А я тем временем отыщу босса и доставлю его сюда. Но у тебя, Обмылок, к нашему приходу все уже должно быть готово.
— Мистер Хейл, все будет сделано. Я не подведу вас больше. Никогда в жизни!
— Тогда тебе лучше поторопиться и вот почему: видишь ли, я оказался на той улице лишь потому, что по городу пополз слух, будто бы Обмылок, подручный Майка Джарвина, заявился в город и вытворяет черт знает что. Если уж они знают, что ты имеешь отношение к Джарвину — и если кое-кто догадывается о том, что Джарвин в городе, то все может обернуться большими неприятностями! Ведь считается, что Джарвин якобы не рискует уезжать так далеко от дома! — Он говорил об этом с улыбкой.
Обмылок захлопал глазами и опрометью бросился к конюшне. Перед мысленным взором мулата начинали открываться и другие неприглядные стороны его неудачной затеи, и этих сторон было так много, что голова у него пошла кругом. Так значит, его появление здесь связывают с Джарвиным. Они узнали его. На память ему пришли некоторые из выкриков, раздававшихся в толпе, обступившей ринг. Да, они обвинили его в том, что он якобы специально проиграл поединок, нарушив правила, исключительно ради того, чтобы его хозяину достались поставленные на него денежки.
Порой так получается, что человеку грозит наказание за какой-то проступок, а он его совершенно не заслуживает, и вот, в первый раз в жизни, душу негра посетило ощущение собственной невиновности.
Мальчишку, нанятого им для присмотра за лошадьми, он нашел спящим на земле у забора, прямо под ногами у лошадей. Некоторая часть недавно обретенных добродетелей покинула душу Обмылка, и за шиворот подняв мальчишку с земли, он дал ему пинка ногой, выталкивая в темноту, царившую за воротами. Затем проверил упряжь на лошадях и убедившись, что, к счастью, все было в полном порядке, отправился навестить оседланных коней.
Судя по всему, несколько часов отдыха пошли им на пользу. Лэрриби лежал — точный признак того, что он будет силен, как всегда. Торопливо подготовив коней к отъезду, Обмылок вернулся к повозке, где его уже дожидался калека.
— Ты Джарвина не видел? — спросил он.
— Его здесь не было, — признался Обмылок.
— В гостинице его тоже нет, — проговорил Питер с тревогой в голосе.
— Ну и черт с ним, пускай остается, — сказал Обмылок. — А нам с вами, мистер Хейл, нужно поторопиться, чтобы успеть спасти свои шкуры.
Обмылок видел, что Питер поднял руку, намереваясь задержать его, и тогда он взволнованно указал на улицу.
— Мистер Хейла, что это там за толпа собирается?