Я скоро вернусь.
— Сиди, — Тоня сердито усаживает меня и, снова повернувшись к парню, говорит ему:— А ты, Ленька, сейчас же уходи, слышишь? И больше не попадайся мне на глаза.
К моему удивлению, парень, потоптавшись на месте, подчиняется. Скользит по мне взглядом, как бы давая понять, что наш разговор не окончен. Против этого я тоже не возражаю и незаметно киваю ему головой.
— Кто это? — спрашиваю я у Тони, проводив парня взглядом.
— Ленька Балюк, — она пожимает плечами. — Работает водолазом на спасалке. — И, помолчав, добавляет:— Но ты не бойся, он тебя не тронет.
— Бояться? Мне?
— Ты его не знаешь, его все боятся, — говорит она.
— Но ты ведь его не боишься?
— Так это же я…
В ее голосе такая уверенность, что у меня возникает подозрение. Кто он ей, этот Ленька? Отчего она имеет такую власть над ним? От одной мысли, что она могла и с ним когда-нибудь вот так же сидеть на этой лодке, как сидит теперь со мной, у меня начинает болезненно ныть сердце.
Тоня видит, что я насупился, и смеется. Ленька еще не успел скрыться за деревьями и может нас видеть, но она прижимается ко мне. И прежде чем я успеваю сообразить, что произошло, она отталкивает меня, шепчет: «А целоваться ты не умеешь…» — и бежит к дому. Оттуда доносится ее озорной голос:
— Спокойной ночи, морячок!
У шлагбаума, в том месте, где шоссейную дорогу пересекает железнодорожное полотно, стоит, отфыркиваясь и изрыгая пламя, черный лоснящийся паровоз. На него по лесенке взбирается с фонарем в руке такой же черный человек, и паровоз трогается. Когда он отъезжает, я вижу Леньку Балюка. Он стоит на шоссе, ждет. Меня это нисколько не удивляет. По правде говоря, на его месте я поступил бы точно так же.
— Поговорим, что ли? — спрашивает Ленька.
— Можно.
Он подходит вплотную, и я невольно отшатываюсь, чтобы отразить удар. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Но Ленька хрипло смеется.
— Не бойся, дядя шутит, — говорит он. — Отложим до следующего раза. Ты курящий?
— А что?
— Спички потерял, — он хлопает по карманам.
Потом, помедлив, вынимает пачку двухрублевых папирос «Труд» и предлагает: — Потрудимся?
— Не возражаю.
Мы закуриваем и идем рядом. Я все еще поглядываю на Леньку с опаской. Жду подвоха. Что он задумал? Почему молчит?
Наконец Ленька сбивает мизинцем пепел с папиросы и говорит:
— Твое счастье, что ты матрос. Я думал — ты пижон… Они за Тоней стаями бегают, как шакалы.
— В самом деле?
— А ты что думал? Ей это нравится, она перед ними хвостом крутит, — он скрипнул зубами. — Подлец буду, если вру.
— Не может быть…— говорю я в замешательстве.
— Так ты в нее тоже втюрился? — Ленька хохочет. Он явно гордится Тоней. Спрашивает: — Правда, мировая девка?
С этим я соглашаюсь.
— Тебя как звать? — спрашивает Ленька. — Пономарев, говоришь? Ну, Пономарь, твое дело — труба. Ходить тебе в дураках, только не обижайся. Знаю, если говорю. Пропащие мы с тобою люди.
Последние слова он произносит с какой-то горькой радостью, почти исступленно. Ведь мы с ним товарищи по несчастью, а ему надо облегчить душу. Он долго рассказывает мне о Тоне, с которой учился в школе. Он не может скрыть своего восхищения и говорит, что она — «свой парень». Я понимаю, что для него это высшая похвала.
Расстаемся мы почти друзьями.
И еще одна встреча с Ленькой. На этот раз уже днем, на станции Освода.
Воскресенье. Припекает. По набережной гуляет уймища народу. Тут и взрослые и дети. Светлый простор заречья открывается взору: песчаные отмели и стрелки Труханова острова, изменчивый блеск Венецианского залива и дальше, на горизонте, — синева Броварских лесов. Тоня стоит между мной и Валентиной (снова приперлась эта кукла!) и с завистью смотрит на пляж. Сегодня много купальщиков.
— Зайдем за Ленькой, — говорит Тоня. — Он нас перевезет на ту сторону.
Мы подходим к спасалке. Но нас опережает карета скорой помощи. Расталкивая зевак, пробегают санитары с носилками. Утонул какой-то парень, студент.
Мы ждем, пока не отъедет карета. Расходятся зеваки, и на балконе остается один дежурный. Нам нужен Балюк? Он сейчас у начальника. Скоро выйдет.
Я заглядываю в полуоткрытую дверь. Кабинет начальника спасалки напоминает гостиную врача. Стулья и диваны в белых холщовых чехлах. На столах лежат журналы. Но сидят на диванах и на стульях угрюмые загорелые парни в узких трусиках-плавках и выцветших купальных шапочках. Слышен хриплый голос Леньки Балюка.
— Конечно, мы проворонили. Погубили человека…— глухо, прерывисто говорит Ленька. — Я три раза нырял, а его под корягу занесло. Обидно, возле дежурной лодки утонул человек. А почему? Посадили на лодку раззяву. Загорал пузом вверх, ничего не видел. А ты ищи… Вот он сидит в углу. Теперь небось молчит…
Разговор не из вежливых. Никто не стесняется в выражениях. Я слушаю и чувствую, что с сегодняшнего дня Ленька будет моим лучшим другом.
Как Харитонов, с которым я служу на «Кремле». Леньке ничего не стоит оставить от какого-нибудь пижона «мокрое место». Но он сокрушается из-за того, что не спас незнакомого парня. Значит, Ленька настоящий человек.
Из кабинета он выходит лишь минут через двадцать. Теперь я могу его рассмотреть. Покатые плечи, скуластое лицо. Грудь покрыта татуировкой, брови выгорели на солнце.
— Ты сегодня дежуришь? — спрашивает Тоня.
— Нет, я выходной, — он жадно курит, затягиваясь с такой силой, что западают щеки. — Зашел мимоходом к ребятам, а тут — случай…
Он быстро одевается. Натягивает футболку и парусиновые брюки. Хочет сунуть босые ноги в туфли, но, передумав, закатывает брюки и босиком спускается к воде. Он ждет, пока мы рассядемся на банках, и только тогда отталкивает шлюпку. Затем выводит ее на быстрину, табаня правым веслом.
У правого берега течение стремительное, прижимное. Ленька гребет короткими рывками. Футболка на его груди ходит ходором. Он молчит и смотрит на Тоню, опустившую руку за борт. Меж пальцев ее руки ласково струится вода.
— Мальчики, спойте что-нибудь, — жеманно говорит Валентина.
Ко всему она еще и дура. Я смотрю на нее с ненавистью. Странно, что Тоня с нею дружит. Они такие разные! Мне хочется выругаться.
Лодка тычется носом в берег. Ленька посылает ее вперед сильным гребком. Потом соскакивает на песок. Он по-прежнему молчит, но уже старается не смотреть на Тоню. Я понимаю, что творится у него на душе. Ленька все еще надеется на что-то, ждет…
Будь я на месте Тони, я бы хоть разок улыбнулся ему. Нельзя же так изводить человека. А Тоня безучастна. Она ничего не знает о моей встрече с Ленькой возле шлагбаума. Поэтому, надо думать, она и свела нас теперь. И хитрая же она. Тоня.
Оставив вещи в лодке, мы ложимся на горячий песок. Спустя минуту Тоня срывается с места и бежит в воду. Возвращается мокрая, счастливая и ластится ко мне. Голову кладет на плечо. Кажется, что все это она делает нарочно.
Я вижу, как у Леньки вытягивается лицо. Мне его жаль. Я бы отодвинулся от Тони, но не смею пошевелиться. «И зачем Тоня затеяла эту игру?"спрашиваю я себя.
Пока я размышляю об этом, поднимается Валентина. Она входит в воду по щиколотку и зовет:
«Леничка, помогите! Я боюсь. Ой, он…» Она не умеет даже скрыть своего притворства.
— Сейчас, — хмуро говорит Ленька и встает. — Иду.
Когда он отходит, я тихо говорю Тоне:
— Нехорошо получается. Перед Ленькой совестно.
— Вот как, ты недоволен? — она смотрит на меня своими ясными, спокойными глазами. — Хочешь, чтобы я к Леньке подсела?
— Нет, не хочу, — отвечаю я угрюмо.
— Тогда лежи.