Перед встречейс отчизной Николас прошел курс аутотренинга, призванный
поколебать наследственное предубеждение.
Предположим,Россия --странанеслишком симпатичная, говорилсебе
магистр.Политическисомнительная,цивилизационноотсталая,ктомуже
нетвердыхморальных устоев. Ноэто всепонятия относительные. Кто сказал,
что Россию нужносравниватьсблагополучнойАнглией, котораяперешлак
пристойной жизни на сто или двести лет раньше? А почему не с Северной Кореей
или Республикой Чад?
К тому же и к англичанам уФандорина претензий хватало. Нация каких-то
армадиллов,каждыйсампосебе,тащитнасебесвойпанцирь--не
достучишься. Да и стучатьсяникто не станет, потому что это будет считаться
вторжением в приватность. А хваленое британское остроумие! Господи, ни слова
в простоте, все с ужимкой, все ссамоиронией.Развевозможно поговорить с
англичанином накакую-нибудь "русскую" тему вроде добраи зла,бессмертия
или смысла бытия? Невозможно. То есть, конечно, возможно, но лучше не стоит.
Иеще теплилась надежда на внерациональное, интуитивное -- нарусскую
кровь,славянскуюдушу иголоспредков.Вдруг, когда заокнамивагона
потянутся скромныеберезовые рощицы иосиновыеперелески, а на станциис
перронадонесутся голоса баб, продающихсмородину и семечки (или что у них
там теперь продают на перронах?), сердце стиснет от глубинного, сокровенного
узнавания, и Николасувидит ту самую, прежнюю Россию, которая, оказывается,
никуда не делась, а просто постарела -- нет, непостарела, а повзрослела --
на сто лет. Ужасно хотелось, чтобы именно так все и вышло.
x x x
ВоточемдумалмагистристорииН.Фандоринподперестукколес
фирменногопоезда"ИванГрозный",доматывавшихпоследниекилометрыдо
латвийско-русской границы. Жалко,почти совсем стемнело, и пейзаж заокном
сливалсяв сине-серую массу, оживляемую редкими огоньками,даещемистер
Калинкинс очень уж отвлекал своим далеким от совершенства английским.
Сначала, когда онжаловался натрудности спроникновением латвийских
молочныхпродуктов наевропейский рынок, было еще терпимо. Фандоринхотел
былодатькоммерсантудобрыйсовет: забытьоевропейскомрынке,куда
латвийскую фирму все равно ни за что не пустят -- своих коров девать некуда,
а вместо этоголучшедружить с русскими ирадоваться,что под боком есть
такойгигантскийрыноксбытасметаны.Хотелдатьсовет,давовремя
удержался. Была у Николаса вредная, неизлечимая привычка -- соваться к людям
снепрошеными советами,что вАнглии считается неприличным идажевовсе
невообразимым.Затридцатьслишнимлетжизни наБританскихостровах
Фандорин столько раз прикусывалсебе язык, уже готовый самым беззастенчивым
образомвторгнуться в чужую privacy, что даже удивительно, как сей коварный
инструмент не был откушен начисто.
К тому же совет врядли пришелся быбалтийцу по вкусу, потомучто от
сетований на жестокосердие европейцев мистер Калинкинсперешел на обличение
русских, хуже которых, по его мнению, были только скаредные эстонцы. Николас
и сам был не слишком лестного мнения о новых русских, но слышать собственные
суждения из уст иностранца было противно. (Кажется, иПушкин писал что-то в
этом роде?)
-- Намсвами не повезло, --бубнил экспортер сметаны. -- Не хватило
билетовна наш фирменный поезд "КарлисУльманис".Тамвсепо-другому --
чисто, культурно, свежие молочные продукты в ресторане. А это какой-то Гулаг
наколесах. Вы знаете, что такое"Гулаг"? Проводники дают холодныйчай, в
ресторане пахнет тухлой капустой, а после границы, вот увидите,повагонам
начнут таскаться проститутки.
-- Я представлял себе Гулаг несколько иначе, -- не удержавшись, съязвил
Фандорин, но попутчик иронии не понял.
-- Это еще что! -- понизил он голос.--После паспортногоконтроля и
таможни мы с вами запрем дверь на замок и цепочку, потому что... пошаливают.
-- МистерКалинкинс произнес это слово по-русски (получилось:because they
there...poshalivayut),пощелкалпальцамииперевел этотспецифический
глаголкак "holdup"-- Настоящие бандиты. Врываютсявкупеи отбирают
деньги. А поездная полицияи проводники с ними заодно -- подсказывают,где
пассажиры побогаче. Вот в позапрошлом месяце один мой знакомый...
Николасунадоелослушатьэтурусофобскуюболтовню, ионсовершил
вопиюще неучтивый поступок-- нацепил наушникии включил плейер, кассета в
котором была установлена на психотерапевтическую песню, призывавшую полюбить
Россию черненькой. Фандорин так заранее и спланировал:пересечь границу под
хриплый голос певца Юрия Шевчука.
Кажется, подействовало.
"Родина,едуя на родину!"-- зазвучало в наушниках, "ИванГрозный"
сбавил ход, готовясь тормозить у первой русской станции, и Николас закачался
в такт заводному припеву. В сердце и в самом деле что-то такое шевельнулось,
в носу защипало, на глазах -- вот еще тоже новости! -- выступили слезы.
Родина! Еду я на Родину!
Пусть кричат "Уродина!"
А она нам нравится!
Хоть и не красавица!
К сволочи доверчива!
--невыдержав, подпел Николасзычному певцу и спохватился. Он знал,
чтопеть вслух емукатегорически противопоказано: каку чеховского героя,
голосунегосильный,нопротивный,и к тому же полностьюотсутствует
музыкальный слух.
Фандоринповернулся от окна и виновато покосился на латыша. Тот взирал
на англичанинас ужасом, словно увидел перед собой Медузу Горгону. Певец из
Николаса, конечно, был паршивый, но не до такой же степени? Ах да,вспомнил
магистр, Калинкинс ведь не знает, что я владею русским.
Однако объясняться не пришлось, потому что в этотсамый момент дверь с
лязгомотъехала, ивкупе,грохоча сапогами, ввалилисьдвоевоенныхв
зеленых фуражках: офицер и солдат.