– Собираетесь ли вы привлечь Люса к суду?
– Я еще не говорил с моим адвокатом. По характеру я не кровожаден, но хотел бы просить Люса избегать личных встреч со мной – это я говорю с полной мерой ответственности.
Кроне спросил:
– Господин Ленц, вы работали в министерстве пропаганды у доктора Геббельса?
– Да.
– Ваш пост?
– Я был референтом в отделе проведения дискуссий с представителями церкви.
– По-моему, с представителями церкви дискутировали в концлагерях, – пожал плечами Кроне, – их же сажали в концлагеря, господин Ленц.
– Смею вас уверить, что я никого не сажал в концлагерь, господин Кроне. Есть еще вопросы, господа?
– Большое спасибо, – сказала старуха из «Пари-жур», – мы благодарны вам, господин Ленц. Примите ванну, отоспитесь и возвращайтесь поскорее в свою газету.
– Простите, господин Ленц, – поднялся Кроне, – последние вопросы: когда и где вам была передана пленка, сколько вы за нее уплатили человеку Люса и, наконец, сколько вы получили за показ этого материала?
– О том, где и когда была передана пленка, я не буду сейчас говорить, чтобы не вооружать моих незримых врагов лишними материалами. Скажу лишь, что при этом присутствовало еще два человека. О моих финансовых делах, думаю, бестактно беседовать здесь, ибо я не считаю приличным задавать встречный вопрос господину Кроне. Впрочем, каждому – свое. До свидания, господа, спасибо за внимание...
СТРЕМИТЕЛЬНАЯ МЕДЛИТЕЛЬНОСТЬ
1
– Господин Люс, на мое имя поступила жалоба редактора Ленца с требованием привлечь вас к ответственности.
– Я уже читал об этом в утренних газетах, – устало ответил Люс. – Я к вашим услугам.
– К моим услугам, – задумчиво повторил Берг, – ну что же, пусть так. Что вы можете сказать о заявлении редактора Ленца?
– Это ложь.
– Кому выгодна эта ложь? Вы знакомы с редактором Ленцем?
– Нет.
– Ленц утверждает, что вы знакомы.
– Он мог знать меня. Я его не знаю.
– Где он мог видеть вас?
– Я не иголка в стоге сена, – Люс пожал плечами. – Мы могли видеться на фестивалях, приемах...
– Когда и зачем ваш человек передал ему пленку?
– Какой человек? Что за ерунда! Допросите моих помощников... Какая пленка?!
– Вы сейчас работаете над фильмом?
– Это известно из газет, господин прокурор.
– Я в данном случае не читатель, господин Люс, я должностное лицо, ведущее расследование. Итак, над чем вы сейчас работаете?
– Я снимаю картину, которая называется «Берлин остается Берлином». Такой ответ вас устраивает?
Берг посмотрел на Люса из-под толстых стекол своих диоптрических очков и сказал:
– Вполне. В каком качестве вы выступаете в вашем новом фильме?
– Я выступаю в моем новом фильме в качестве автора.
– Что есть понятие «автор фильма»? Автор фильма – это сценарист?
– В фильме «Берлин остается Берлином» я выступаю как сценарист, режиссер, оператор и автор музыки.
– Теперь мне все ясно, господин Люс, благодарю вас. На каком этапе сейчас работа над фильмом?
– На заключительном.
– Вы знаете всех ваших сотрудников?
– Да.
– Что вы делали девятнадцатого августа?
– Снимал. На улицах. Да, да, именно на тех, которые были показаны по телевидению Ленцем. Я снимал в тот день те же самые объекты, которые показал телезрителям Ленц.
– Когда вы познакомились с Кочевым?
– С этим болгарином? Я его в глаза не видел!
– Вы допускаете мысль, что кто-то из ваших сотрудников мог привлечь его к съемкам?
– Надо запросить план работ того дня, господин прокурор. Я не могу сейчас сказать со всей определенностью, вели мы тогда хроникальные съемки скрытой камерой или же ассистенты организовывали открытую массовку...
– Что значит «скрытая камера»?
– Это такая камера, которую не должны видеть люди, чтобы они были естественны... многие цепенеют перед объективом или микрофоном...
– Такой метод уже практиковался в мировом кинематографе?
– Сотни раз.
– Могли бы вы определить по отснятому материалу, ваши это кадры или нет.
– Думаю, смог бы... Погодите, господин прокурор! Пусть сделают химический анализ той пленки, которую Ленц показывал на телевидении, и моей. Идиот, как я об этом не подумал раньше!
– Об этом мы подумали. Этим сейчас занимаются эксперты в фирме АЭГ. У вас нет отвода против фирмы?
– Отвод? Почему я должен давать отвод фирме?!
– Я могу считать эти слова официальным согласием на экспертизу пленки, показанной на ТВ, фирмой АЭГ?
– Да.
– Я прочитаю, какие вопросы я поставил перед экспертами, господин Люс. Меня интересует, идентична ли пленка, на которой работаете вы, с пленкой, арестованной мною на ТВ. Меня интересует, идентична ли проявка и обработка этих пленок – вашей, которую мы изъяли в вашем ателье, и той, которая арестована нами. Меня интересует, наконец, является ли пленка, арестованная на ТВ, той самой пленкой, которая была девятнадцатого заряжена в вашем киноаппарате. Вы ничего не хотите добавить?
– Нет. Вопросы абсолютно точны.
– Хорошо. Они должны ко мне сейчас позвонить, поэтому мы отвлечемся от дел Ленца и вернемся к другой трагедии... к гибели Дорнброка... Вот что меня интересует, господин Люс: у вас в доме был яд?
– У меня маленькие дети... Как же я могу держать дома яд?
– Этот ваш ответ меня не устраивает. Я хочу точного ответа. У вас в доме был яд?
– Нет.
– Вы настаиваете на этом утверждении?
– Да.
– Вы лжете. Порошок с ядом обнаружен мною и вашем доме.
– Повторяю еще раз: в моем доме никогда не было яда!
– В спальне, в ларчике, который был заперт, лежал порошок с ядом. Вот фотография ларчика... Ручная работа, семнадцатый век.
– Это ларчик жены... Это не мой ларец...
– Вы что, в разводе с женой?
– Я? Нет. Почему?
– Это я хочу спросить почему. Вы не в разводе, следовательно, имущество у вас общее. Как же вы можете говорить, что это не ваш ларчик?
– Я не говорил так... Я сказал, что... Да, простите, это может показаться подлостью... Если можно, сотрите эту часть беседы...
– Увы, это не беседа... Это допрос. Итак?
– Да, это наш... Это мой ларчик.
– Но о том, что там лежал яд, вы не знали?
– Я не знаю, как мне отвечать, чтобы не выглядеть мерзавцем, – растерянно сказал Люс.
– А вы отвечайте правду.
– Вы убеждены, что правдивые показания – это панацея от мерзости?
– Мы уклоняемся от темы беседы, господин Люс. Впрочем, если бы я считал вас настоящим врагом, то вам бы не помогла ни ложь и ни правда, – впервые за весь разговор Берг очень внимательно посмотрел на Люса, и какое-то подобие улыбки промелькнуло на его лице. – У вас очень плохие отношения с женой?
– Мы любим друг друга, но эта любовь порой хуже ненависти...
– Причина?
– Она – женщина, я – мужчина. Она любит дом и создана для дома, семьи, а я не могу без толпы, без шума, друзей, увлечений, поездок...
– Понимаю... Ваши ссоры носили драматический характер?
– Да.
– Причина? Ревность, отсутствие денег?
– Все вместе. Хотя о моих финансовых затруднениях она ничего не знала... Я старался не посвящать ее в эти дела.
– Как у вас сейчас с деньгами?
– Плохо, как всегда...
– Дорнброк погиб от такого же яда, который обнаружен в вашем доме...
– Ларчик был заперт?
– В общем-то, я должен был задать вам этот вопрос, господин Люс... Запирали вы ларчик или он обычно стоял открытым?.. Да, ларчик был заперт. Я получил данные экспертизы из морга только что, это всегда занимает много времени... Поэтому сегодня мне необходимо знать то, что вчера казалось второстепенным... Кельнер, которого я допросил, кельнер из «Эврики», отказался подтвердить под присягой, что именно вы были у него всю ночь с двух и до половины шестого...