Я уповал на то, что моя милая Мира не догадается, что весь этот пыл разжег во мне портрет Ольги Александровой. Я закрывал глаза, и перед моим мысленным взором вставали ее черты. Кого сейчас любила она? И вслед за кем отправилась в чужую страну? Письмо к английскому герцогу отошло как-то на задний план.
– Я люблю тебя, Яков, – засыпая, сказала Мира.
– Спи, жизнь моя, – я поцеловал ее в лоб, прежде чем сомкнуть свои воспаленные веки.
Едва проснувшись, я спрятал императорское письмо в своем тайнике за картиной Гвидо Ренни.
* * *
Утром я велел Мире позаботиться о моем гардеробе, а сам привел себя в лучший вид: оделся в новенький фрак, брюки со штрипками, повязал галстук, пристегнул бриллиантовые запонки к рукавам белоснежной сорочки, привел в порядок ногти с помощью английской пилки и приказал кучеру запрягать экипаж.
– Куда это ты собрался, Яков? – подозрительно осведомилась моя индианка. Я вынужден был констатировать с горечью, что она не забыла про портрет зеленоглазой графини.
– Уладить кое-какие дела, – туманно ответил я. Мне хотелось напоследок перекинуться парой фраз с моей несравненной Боженой Феликсовной, царицей светского Петербурга и моей двоюродной сестрой.
Она, как впрочем и всегда, обворожительно выглядела и сияла своими сапфировыми глазами.
– Яков! Ну, наконец-то, милейший братец, соблаговолили пожаловать! – усмехнулась она.
Двери ее дома всегда были открыты для меня в какое угодно время суток, не смотря на ее своеобразный нрав, склонный к экзальтированности, сумасбродству и ажитации! Однако я ценил ее за острый ум всегдашнюю осведомленность. Не стану упоминать о братских чувствах… Божена Зизевская обязана была что-то знать о любовных похождениях Ольги Александровой, или бы она не была Боженой!
– Как я могу забыть о своей прелестной кузине, – поклонился я, с интересом рассматривая ее элегантное платье со шлейфом. Глубокое декольте было прикрыто короткой пелеринкой с лебяжьим пухом. Золотистые волосы Божены были стянуты в «греческий» узел.
– Тебе снова от меня что-то понадобилось, – предположила она, послав мне одну из своих очаровательнейших улыбок.
– Ну, в некотором роде, – замялся я. Мне было неприятно, что моя сестрица столь скоро меня раскусила.
– Ну, что ж, – присаживайся, – о на указала мне на глубокое кресло, обитое темно-вишневым бархатом. – Итак, что ты хочешь знать? – поинтересовалась она. – Это снова связано с твоим… масонством?
– В некотором роде, – коротко бросил я.
– Заладил одно и то же, – вздохнула Божена Феликсовна. – До чего же ты скушен, братец! Лучше скажи, что ты думаешь о восстании на Балканах? Мне кажется, что наш Император оказался в положении не из легких.
– Политика, – развел я руками.
– Ах, ну, да. – Зизевская уселась напротив меня на канапе. – О чем же ты хотел говорить со мной, если не о политике?
В ее салоне всегда обсуждались последние новости.
– О светских сплетнях, – ответил я.
– Ну, – Божена нахмурилась, – об этом мы и в другой раз сможем переговорить. Я бы лучше обсудила с тобой положение в Греции…
– Я сегодня вечером отправляюсь в Кале, – отозвался я. – Так что мне непременно нужно именно сейчас обсудить с вами кое-какие вопросы!
– А ты умеешь быть убедительным, – проговорила в ответ кузина. – Кале… С чего бы это?
– Надо уладить некоторые дела, – сказал я уклончиво.
Однако мой ответ кузину не удовлетворил.
– Дела тебе надо в Кольцовке улаживать, – усмехнулась она. – А то управляющий, поди, и вовсе проворовался! Снова твой Кутузов тебя обхаживает, – погрозила Божена изящным пальчиком. – Поездка-то хоть не опасная?
Я заметил, что кузина всерьез встревожилась за меня.
– Морская прогулка, – весело усмехнулся я.
– Хочется сменить обстановку! Волны, ветер, паруса, шторм, наконец. Палуба скрепит под ногами, мачты гнутся…
– А я слышала, братец, что ты уже в Греции побывал… – Божена Феликсовна в упор уставилась на меня ярко-голубыми глазами. – А все острых ощущений ищешь… Неужели тоже со скуки чахнешь?
Божена рассмеялась громким заливистым смехом.
– И откуда только у тебя столь ценная информация? – искренне удивился я. Меня не на шутку заинтересовало: кто еще знает о моем, как я полагал до селе, секретном вояже?!
– Ну, у меня свои источники информации, – кокетливо протянула Божена Феликсовна. – Ты не единственный масон в моем окружении…
– Час от часу не легче! – воскликнул я. Мне невольно вспомнилась та страшная клятва, которую давали масоны при вступлении в Ложу. Но, если священный обет потеряет всякую цену, то что же тогда случится с братством свободных каменщиков?! О таком мне страшно было даже подумать!
– Да не пугайся ты так, Яков Андреевич, – снова рассмеялась Божена. – Никто мне о твоей поездке балканской не говорил! Я сама догадалась, что в этом деле без вашего участия не обошлось. И кому как ни тебе они могли это поручить?!
У меня немного отлегло от сердца. А то я уж и впрямь подумал, что кто-то шпионит за мной, а потом направо и налево рассказывает о моих, с позволения сказать, подвигах…
– Меня с вами, Божена Феликсовна, так и удар хватит, – заметил я.
– Что-то ты, братец, стал слишком чувствителен, – усмехнулась кузина. – Итак, о чем же ты хотел узнать от меня?
– Не о чем, а о ком, – поправил я Божену.
– Не мог бы ты изъясняться конкретнее? – попросила она. – Я, конечно, понимаю, что язык ваш иносказательный…
– Меня интересует графиня Ольга Александрова, – ответил я.
В гостиной Божены Феликсовны повисло гробовое молчание.
– С чего бы это? – наконец, через несколько минут осведомилась Божена.
Улыбка сбежала с лица моей кузины, словно ее и не было. Божена Феликсовна нахмурилась, что случалось с ней до крайности редко, по причине живости ее изумительного характера.
«Искрометная женщина!» – шептались столичные франты о ней в кулуарах салонных гостиных.
– Ну… – протянул я, – одна величественная особа обратилась ко мне с просьбой разыскать ее во Франции и вернуть в родительские объятия… Под своды Екатерининского дворца.
– Неужели?! – Божена изумленно подняла брови. – Мне казалось, что… Неужели дело зашло так далеко?!
– Как далеко? – отозвался я. – Вы не могли бы, дорогая Божена Феликсовна, изъясняться понятнее?
Я во все глаза смотрел на нее, но перед моим мысленным взором по-прежнему стояли черты моей первой возлюбленной. Я рассматривал золотистый узел волос Божены, а видел медовые локоны графини Ольги, которая когда-то ответила мне решительным «нет». Мне очень хотелось познакомиться с человеком, за которым она устремилась в Кале.
– Я так поняла, что теперь тебе, Яков, известно происхождение графини, о которой ты меня спрашиваешь, – кузина в упор посмотрела на меня.
– Известно, – ответил я. – Но мне неизвестно имя человека, с которым сбежала графиня! Увы…
– Я, к сожалению, ничем не могу тебя порадовать, Яков Андреевич, – развела руками Божена. – Имя этого человека и мне неизвестно. Я знаю только, что родители графини были категорически против ее связи с ним! Кажется, это какой-то офицер…
– Божена! Я не верю, что вы столь мало осведомлены, – проговорил я с сомнением. – Почему вы не желаете мне помочь? Ведь раньше…
Божена Феликсовна, и впрямь, по мере возможности оказывала мне посильную помощь, тем более, что всегда была в курсе всех светских событий. Поэтому теперь я не вполне ее понимал.
Зизевская встала со своего места и грациозно прошлась по комнате, шелестя юбками.