Я ценю ее ум и вовсе не собираюсь отбрасывать без разбора все, что она скажет. Дай мне знать, когда сестра Магдалина приедет, я пошлю за ней и приглашу к себе или приду туда, где она остановится.
Джудит поднялась и взяла из рук Кадфаэля горшочек с мазью. Стоя она оказалась пальца на два выше монаха, худая и узкокостная. Венец ее уложенных кос выглядел слишком тяжелым, и это лишь подчеркивало благородную посадку головы.
— У твоих роз уже набухли бутоны, — заметила Джудит, когда, выйдя из сарайчика, они вместе с Кадфаэлем шли по посыпанной гравием дорожке. — Как бы они ни запаздывали, все равно ко времени расцветут.
«Это похоже на сравнение, определяющее саму жизнь, в том плане, как мы ее сейчас обсуждали, — подумал Кадфаэль, но вслух ничего не сказал. — Лучше предоставить Джудит мудрости проницательной сестры Магдалины».
— А ваши? — спросил он. — К празднику святой Уинифред будет много цветов. Вы получите в уплату самую красивую и самую свежую розу.
Мимолетная улыбка скользнула по лицу Джудит, но тут же погасла. Глаза ее по-прежнему были опущены долу.
— Да, — согласилась она, не прибавив ни слова.
«Возможно ли, что она заметила беспокойство, обуявшее брата Эльюрика, и оно взволновало ее? Уже трижды он приносил ей розу… а потом… как долго… в ее присутствии? Две минуты в год? Может быть, три? Ни одна мужская тень не стояла перед взором Джудит Перл, ни одного из живых мужчин. И тем не менее, — подумал Кадфаэль, — ее могло тронуть не само по себе появление молодого человека в ее доме, но близость страдания».
— Я сейчас иду туда, — сказала Джудит, отрываясь от своих мыслей. — Я потеряла пряжку от пояса, и мне хотелось бы заказать новую, чтобы она подходила к розеткам, что идут по кругу и накладке на другом конце пояса. Эмаль на бронзе. Эдред как-то подарил мне этот пояс. Найалл, бронзовых дел мастер, может повторить рисунок. Он прекрасно знает свое ремесло. Я рада, что аббатство нашло для дома такого хорошего нанимателя.
— Достойный, славный человек, — подтвердил Кадфаэль, — и хорошо смотрит за садом. Увидите, как ухожен ваш розовый куст.
Джудит ничего не ответила, просто поблагодарила Кадфаэля за мазь, когда они расстались на большом дворе, и пошла по Форгейту к дому, стоявшему позади монастырской кузницы, дому, где она прожила с мужем всего несколько лет. А Кадфаэль отправился вымыть руки перед трапезой. Возле угла галереи он обернулся, глянул вслед молодой женщине и продолжал смотреть, пока она, пройдя под аркой ворот, не скрылась из виду. У нее была походка, которая вполне подошла бы аббатисе, но, по мнению Кадфаэля, такая походка ничуть не менее пристала и толковой наследнице самого богатого в городе суконщика. Кадфаэль двинулся в трапезную, убежденный, что был прав, отговаривая Джудит Перл от монашеской жизни. Сейчас она смотрит на монастырь, как на убежище, но может наступить время, когда он покажется ей тюрьмой, не менее тесной оттого, что она вошла туда добровольно.
Глава вторая
Дом в Форгейте, бывший ранее домом Джудит Перл, находился там, где стена аббатства поворачивала под углом от дороги, которая вела к треугольной, поросшей травой ярмарочной площади. На противоположной стороне дороги стена пониже ограждала двор, в котором стоял большой добротный дом с хорошим садом и маленьким выпасом позади него. В доме располагались мастерская и лавка бронзовых дел мастера Найалла. Найалл изготавливал разные изделия и торговал всякой всячиной — от брошей и пуговиц, мелких гирь и булавок до металлических кухонных горшков, кувшинов и блюд. Дело его шло хорошо, и он платил аббатству изрядную сумму за аренду дома.
Иногда он вместе с другими своими товарищами по ремеслу занимался даже отливкой колоколов, но такие заказы были редки, и для их выполнения приходилось уезжать на место работы, потому что тяжелые готовые колокола трудно было перевозить.
Мастер трудился в углу над широким блюдом. Деревянным молотком и чеканом он заканчивал выводить по его краю узор из листьев. Когда Джудит вошла в мастерскую, на ее лицо и фигуру из открытого окна упал косой мягкий свет, и Найалл, обернувшийся посмотреть, кто пришел, увидел ее, на мгновение застыл, не выпуская инструменты из рук. Потом он положил их и пошел навстречу посетительнице.
— К вашим услугам, госпожа! Чем могу быть полезен?
Они были едва знакомы, только как ремесленник, держащий лавочку, и заказчица, но то обстоятельство, что он жил и работал в доме, который она подарила аббатству, заставляло их относиться друг к другу с особым напряженным вниманием.
За те годы, что Найалл являлся съемщиком дома, Джудит была у него в мастерской раз пять: он снабжал ее булавками, заколками для кружев к корсажам платьев и мелкой кухонной посудой, а кроме того, он сделал ей печать дома Вестье. Найалл знал все о Джудит: благодаря тому что она подарила дом монастырю, ее история стала общеизвестна. Однако Джудит мало что знала о Найалле, только то, что аббатство сдало ему некогда принадлежавший ей дом, и то, что о самом мастере и о его работе с похвалой отзывались и в городе, и в Форгейте.
Джудит положила на длинный стол свой требующий починки пояс — тонкую полоску мягкой, прекрасно выделанной кожи. Он был украшен маленькими бронзовыми розетками, окружавшими дырочки для языка пряжки, и на другом его конце имелась бронзовая накладка. Яркие эмалевые вставки на бронзе выглядели чистыми и новыми, однако швы на коже были потертыми и пряжка отсутствовала.
— Я потеряла ее где-то в городе, — сказала Джудит. — Дело было вечером, когда уже стемнело, и я не заметила, как пояс соскользнул из-под плаща. Я потом вернулась и стала искать, но нашла только ремень, пряжка пропала. Шел дождь, кругом стояли лужи, в канавах было полно талой воды. Сама виновата: я же видела, что нитки износились, его следовало починить раньше.
— Тонкая работа, — заметил Найалл, поглаживая пальцами бронзовый наконечник. — Он куплен, конечно, не здесь?
— Нет, здесь, но у фламандского купца, на ярмарке в аббатстве. Я часто носила его, — добавила молодая женщина, — но с конца зимы, когда я потеряла пряжку, он так и лежит. Вы не могли бы сделать мне новую, такую, чтобы она подходила по рисунку и по цвету? Та была удлиненная — вот такая! — Джудит показала кончиком пальца на столе, какой была утерянная пряжка. — Но не обязательно делать такую же, можно овальную или любой другой формы, как вам покажется лучше.
Они склонились над столом, и головы их оказались рядом. Джудит подняла глаза и, казалось, удивилась близости лица Найалла, но мастер был занят изучением того, как выполнены бронзовые украшения и эмалевые вставки, и не заметил ее острого любопытного взгляда. «Достойный, славный человек» — так сказал о нем Кадфаэль, а в устах Кадфаэля это была прекрасная характеристика. Достойные, славные люди составляли костяк общества, их уважали и ценили гораздо больше, чем тех, кто без конца суетился. Бронзовых дел мастер Найалл мог служить образцом таких достойных людей. Он был среднего роста, среднего возраста, волосы не то чтобы темные, а скорее средне-каштановые, голос приятный, густой. Джудит подумала, что ему, наверное, лет сорок. Она отметила его мягкие, уверенные, точные движения. Когда он выпрямился, они оказались буквально лицом к лицу.