– Очень занимательная игра, – сказал Агастья. – Мы очень благодарны нашему новому другу, – индиец кивнул в сторону Кинрю, – что он научил нас в нее играть!
Говоря откровенно, я до сих пор не мог толком ее освоить.
Игра эта имела свой философский смысл, но сколько бы я ни соперничал в ней с моим Золотым драконом, ни разу мне не удалось обыграть его. Хотя я должен был признать, что однажды эта игральная доска, разделенная на квадратики, спасла мне жизнь, когда японец использовал ее не по своему прямому назначению, а как орудие, которым он оглушил моего противника – брата Алавиона, продавшегося мальтийцам.
Японец оторвал свой взгляд от доски, в нем читалась такая тоска, что мне стало нехорошо. Я в очередной раз заметил, что смерть англичанки произвела на него слишком сильное впечатление.
Вдруг раздался громкий стук в дверь.
– Войдите! – воскликнул встревоженный Мадхава. Индийцы уже привыкли ждать в этом доме одних только неприятностей.
В комнату влетела раскрасневшаяся, взволнованная Грушенька, на которой лица не было.
– Беда! – вскричала она. – С Ольгой Павловной совсем плохо!
– Что случилось? – спросил Кинрю.
– Барыня заболела, – всхлипнула Грушенька и утерла глаза косынкой. – Жар у нее, – объяснила она. – А доктора-то нет! – всплеснула руками ключница. – И послать за ним никак нельзя! Я уже у Никиты Дмитриевича спрашивала…
– Ну, а мы-то чем можем помочь? – осведомился я.
– Госпожа Мира говорила мне, что когда-то она занималась врачеванием… – промолвила девушка с мольбою в голосе.
– Но княгиня же ей не доверяет, – проговорил я недоуменно.
– Я уже уговорила ее, – ответила Грушенька.
– Но тогда тебе надо переговорить с Мирой, – пожал я плечами. Однако эта идея мне совершенно не нравилась. Я опасался, что если болезнь серьезная, и, не приведи, Господи, княгиня скончается, то в ее смерти обвинят мою индианку.
– Я уже разговаривала с ней, – вздохнула юная экономка. – Но барышня чего-то боится!
«И правильно делает», – подумал я.
– Но у нее есть для этого некоторые основания, – ответил я вслух.
– Она сказала, – продолжила Грушенька, – что согласится осмотреть Ольгу Павловну, если вы дадите свое согласие…
– Но…
– Соглашайтесь, – вмешался Мадхава, – я надеюсь, что все обойдется… Мы тоже поможем, у нас имеется некоторый опыт.
– Княгиня ни за что вас к себе не подпустит! – воскликнул я.
– Так вы позволите, Яков Андреевич? – в комнату вошла моя Мира, которая, судя по всему, дожидалась за дверью.
– Да разве я могу тебе отказать? – проговорил я со вздохом.
– Все будет хорошо, – сказала индианка уверенно.
Княгиня Ольга Павловна Титова и в самом деле была совсем плоха. Глаза у нее лихорадочно блестели, щеки горели нездоровым румянцем, она кашляла в свой платок, на котором алели свежие пятна крови, и тяжело, со свистом дышала.
«Неужели чахотка?!» – мысленно ужаснулся я.
– У вас были проблемы с легкими? – осведомился я у княгини.
– Да, – с трудом проговорила она. – Я каждый год ездила с покойным князем на воды.
– Вас наблюдает врач?
– Разумеется, – ответила Ольга Павловна и снова закашлялась.
– Я могу вас осмотреть? – спросила Мира.
Княгиня Титова нехотя согласилась. Когда Мира коснулась рукой ее разгоряченной груди, Ольга Павловна застонала от боли. Моя индианка нахмурилась, и я понял, что дело совсем неладно, в очередной раз пожалев, что позволил Мире во все это вмешаться.
Индианка сосредоточенно делала свое дело, осматривала больную и задавала вопросы.
– Княгиня, вы серьезно больны, – констатировала она.
– Это мне и без вас известно, – проворчала старуха, кутаясь в пуховую шаль. Ольга Павловна дрожала под ней, потому как ее мучила лихорадка.
Мира сделала вид, что пропустила ее грубое замечание мимо ушей. С больными моя индианка всегда была снисходительна.
– Вы больны якшмой, – проговорила она. – Это серьезное заболевание легких.
– Вы вылечите меня? – недоверчиво спросила княгиня, когда Грушенька подправила на ней пуховое одеяло, казавшееся огромным кипельно-белым облаком.
– Если на то будет воля великого Твашатары, – скромно сказала Мира.
– Кого-кого? – хриплым голосом переспросила Ольга Павловна.
– Одного из индийских богов, – ответил я. Мира говорила о боге-мастере…
– Язычники, – укоризненно прошептала княгиня.
– Мне потребуется помощь ваших гостей, – сказала Мира задумчиво.
– Каких гостей? – еле слышно спросила Ольга Павловна.
– Мадхавы с Агастьей, – отчеканила Мира.
Княгиня перекрестилась. Я подумал даже, что Титова откажется. Но воля к жизни, как видно, оказалась сильнее ее предрассудков.
– Хорошо, – пробормотала она.
В коридоре я осведомился у Миры, что она собирается делать с княгиней. Вся эта ее затея мне очень не нравилась, тем не менее я старался казаться спокойным.
Индианка прислонилась спиной к стене, облицованной бледно-желтым мрамором. Она отражалась в зеркальной двери напротив, поэтому создавалось какое-то иррациональное впечатление, будто бы Мира была была в этом холле не одна.
Она тоже это заметила и улыбнулась своему отражению.
– Не волнуйтесь, Яков Андреевич, – промолвила индианка. – Я собираюсь провести магический ритуал исцеления…
– Что?! – Я схватился руками за голову. – Ты с ума сошла!
– Нет, – возразила Мира и покачала головой. – Княгине станет намного лучше, и она будет нам доверять! Кто знает, что ей известно?! Возможно, она сможет помочь вам в вашем расследовании!
– А ты уверена, что справишься с этим? – засомневался я.
– Абсолютно! – сказала Мира. Я не заметил на ее красивом лице и тени волнения.
– Что ж, будь по-твоему! – выдохнул я.
Мадхава очень обрадовался предложению Миры. Хотя он и не был настоящим брахманом, ему очень хотелось попробовать свои силы в магическом ритуале.
Его ученик Агастья смотрел на вещи более трезво, поэтому он немного поколебался, прежде чем дал Мире свое согласие.
– Это прекрасный шанс научиться древнему ведическому искусству! – радовался Мадхава.
– О чем это вы? – осведомился Сысоев, неожиданно появившийся на пороге. Ему почему-то именно сейчас захотелось проведать индийских гостей.
Тогда Мира рассказала ему, что именно она собралась предпринять.
– Вы очень рискуете, – насупившись проговорил Никита Дмитриевич, – если княгине станет хуже… – он сделал многозначительную паузу, – тогда я вам очень не завидую!
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского! – по-гусарски сказала Мира.
Сысоев невольно улыбнулся – так это у нее лихо получилось!
Потом Мира отправилась к себе, сообщив мне, что она должна захватить из своего ящика, обклеенного цветной бумагой, мешочек с травой хариды, которая ей была нужна для ритуала.
Я вспомнил, что однажды моя индианка показывала мне ее. Это была засушенная травка темного цвета с дурманящим сильным запахом. Совсем недавно занедужившая теперь Ольга Павловна разбрасывала ее по полу в Мириной комнате. Я мысленно заключил, что все-таки у моей индианки было доброе сердце.
Спустя полчаса Мира, Мадхава и Агастья вошли в комнату вдовы, хлопнув дверью у меня перед носом. Мира объяснила мне, что во время ритуала не должны присутствовать посторонние. Я было хотел возразить, но передумал в самый последний момент, когда княгиня Титова закатила истерику, не пожелав оставаться с басурманами наедине. Тогда Мира позволила присутствовать Грушеньке, которая от всего этого была в полном восторге. И чем только была занята ее миленькая головка?!
Я решил вернуться к себе и заняться ведением дневника.
Но, не найдя нужных слов, я так и отложил его в сторону.
Мира вернулась минут через сорок, выглядела она утомленной, но вполне довольной собой.
– Как все прошло? – осведомился я, рассматривая ее. Под глазами у нее появились темные тени, а между бровей пролегла вертикальная складка.
– Княгиня все время держалась за руку Грушеньки, – улыбаясь сказала индианка, – но уже довольно скоро почувствовала себя так хорошо, что даже перестала бояться.
Сейчас Ольга Павловна спит, – добавила она. – Я приготовлю ей отвар из целебных трав… Она обязательно поправится!
Конечно, княгиня не выздоровеет совсем, но такие приступы больше не будут повторяться!
– Тебе надо бы отдохнуть, – сказал я Мире, когда та устало рухнула в кресло.
– Я почти не устала, – сказала она и закрыла глаза. Однако выспаться ей так и не удалось. В дверь снова постучали.
– Кто там? – сонным голосом осведомилась индианка.
– Барышня Мира, это я! – узнал я Грушенькин голос.
– Входи! – велела ей Мира.
Грушенька впорхнула в спальню, как птичка. Экономка княгини в отличие от Миры выглядела посвежевшей и отдохнувшей. Глаза у нее блестели, губы цвели в улыбке, на щеках играл здоровый румянец, сама она лучилась радостью и весельем.
– Что с тобой? – искренне поинтересовался я.
– Ничего, – девушка скромно потупила глазки. – Барышня Мира, – обратилась она к моей возлюбленной, – я обещала показать вам моего жениха…
– И что? – спросила Мира. – Он здесь?
– Да, – закивала Грушенька.
Я вспомнил, что Мира что-то там увидела про него на картах.
– Ну так веди его сюда! – велела моя индианка. – Кто он?
– Деревенский кузнец, – сказала девушка, – Кузьма!
– Барыня-то тебе позволила? – осведомился я.
– Ну так она же спит, – хихикнула Грушенька. – Он нас внизу дожидается, у входа. Как только дорогу из деревни расчистили, Кузьма мигом в усадьбу и примчался! – весело проговорила она.
– Ты не знаешь, а другие дороги расчистили? – осведомилась Мира, глаза у нее сверкнули надеждой.
– Нет еще, – огорчила ее Грушенька. – Как только можно будет выехать, Никита Дмитриевич сразу вас известит. А вы уже, барышня, нас покинуть торопитесь? – опечалилась девушка. Заметно было, что Грушенька сильно к ней привязалась.
– Я скучаю по дому, – ответила Мира.
Невольно мне подумалось, что моя индианка почти не тосковала по родине. Мой дом, к счастью, сделался для нее родным.
– Ну, я пойду? – как-то несмело спросила Грушенька.
– Конечно, – кивнула Мира.
Не прошло и десяти минут, как Грушенька привела своего жениха. Кузьма оказался высоким, светловолосым парнем в длинной темно-коричневой чуйке и высоких кожаных сапогах.
Шубу свою он снял и держал в руках.
Кузьма с интересом осматривался по сторонам.
– Это барышня Мира, а это – Яков Андреевич, – представила ему нас Грушенька.
Мы мирно с ним побеседовали и уже собрались было распроститься, как он неожиданно спросил:
– А что это за господин, который все время курит? Я с ним на лестнице столкнулся – Кузьма прищурил оба своих веселых, светло-зеленых глаза.
– Пан Гродецкий, – ответил я.
– Не русский, что ли? – спросил кузнец.
– Поляк, – тихо промолвила Мира.
– Я видел его с неделю назад у нас в деревне, – задумчиво произнес Кузьма, – только он был одет иначе…
– А ты уверен, что это – он? – насторожился я.
– Само собою, – не раздумывая ответил Кузьма. – Такой взгляд-то разве забудешь?!
Мы с Мирой переглянулись. Индианка торжествовала, весь вид ее будто кричал: «Ну, что я вам говорила?!»
– Я что-то не то сказал? – не понял Кузьма.
– Да он не со зла, – вступилась Грушенька за милого друга.
– Ну что ты, – поспешил я успокоить ее. – Твой жених нам очень даже помог!
– А при чем здесь пан Станислав Гродецкий? – спросила она испуганно. – Неужели это он Николая Николаевича?.. – ужаснулась она, всплеснув руками.
– С чего ты взяла? – осведомился я.
– Не знаю, – пожала плечами Грушенька. – А что ему в деревне-то нашей понадобилось? – спросила она. – Да к тому же еще и ряженому?!
– Ну, – протянул я задумчиво, – мало ли какие у человека бывают дела? – мне не хотелось расстраивать Грушеньку раньше времени. Впрочем, я и сам не особенно верил в то, что говорил. Какие, собственно, дела могли быть у польского аристократа в русской деревне?! Но, тем не менее, мне казалось, что я не должен был обвинять Гродецкого раньше времени. По крайней мере, мне надо было предоставить ему какую-то возможность оправдаться. Но я не решился бы расспросить пана Станислава в открытую, поэтому мне предстояло выдумать какой-нибудь обходной маневр, чтобы прояснить сложившуюся в имении ситуацию.
– Ну, Яков Андреевич, что вы об этом думаете? – осведомилась Мира, как только Грушенька со своим кузнецом нас покинули.
– Думаю, что мне придется еще раз переговорить с Гродецким, – ответил я.
– И вы полагаете, что он вам признается? – засомневалась Мира.
– Нет, – я покачал головой в ответ, – но этим он только докажет свою причастность к этому делу!
После обеда мы остались с Гродецким в гостиной. Он, как всегда, завел ничего не значащий, пустой, светский разговор.
Речь в очередной раз зашла о мой кузине Зизевской. Мне оставалось только надеяться, что Медведев не появится неожиданно из-за какого-нибудь угла и уличит меня в обмане.
– Так, значит, – осведомился я, – вы, господин Гродецкий, совсем не покидали Петербурга?
– Но почему же? – возразил пан Станислав. – Некоторое время я жил в Москве…
– И как вам она? – поинтересовался я. У меня уже не оставалось сомнений, что он ни словом не обмолвится о деревне, которую ему совсем недавно довелось посетить инкогнито.
– Москва? Да что о ней говорить… Большая деревня… – ответил Гродецкий. Я с трудом удержался от смеха, когда услышал этот ответ. Мне оставалось только надеяться, что слова кузнеца Кузьмы подтвердит кто-нибудь еще, и тогда я смогу, образно говоря, прижать Гродецкого к стенке.
Спустя полчаса я вернулся в комнату Миры, где она хлопотала над своим магическом ящиком, где хранились ее «волшебные» травы. Грушенька стояла в сторонке и внимательно наблюдала за тем, что делает моя индианка.
Мира извлекла из коробки бархатный красный мешочек и высыпала сухую траву в большую серебряную кружку.
– Как чувствует себя Ольга Павловна? – поинтересовался я.
– Ей стало значительно лучше, – ответила Грушенька. – Я даже и не предполагала, что такое возможно, – сказала она.
– Я пойду на кухню за кипятком, – промолвила Мира.
– Барышня, я вас провожу, – вызвалась Грушенька.
– Не надо, – отмахнулась моя индианка.
– Я боюсь за вас, – ответила Грушенька. – Позвольте мне, я вас все-таки провожу, – попросила она.
– Ну, хорошо, – устало проговорила Мира.
– Можно мне с вами? – осведомился я.
– Если желаете, Яков Андреевич, – пожала плечами моя индианка.
Первой в спальню княгини зашла, как и полагалось, ее экономка. Через несколько секунд ее милое личико появилось в дверях.
– Проходите! – махнула она рукой.
Мира повиновалась, и я поспешил за ней. В руках моя индианка сжимала кружку с отваром.
У постели больной дежурил Агастья, казалось, что Ольга Павловна совсем перестала его бояться. Она утопала под пуховыми одеялами.
– Добрый день, – проговорила княгиня, увидев нас.
По-моему, она даже обрадовалась.
– Как вы себя чувствуете? – осведомился я.
– Намного лучше, – подкашливая проговорила Титова. – Ваша индианка – просто сокровище! – усмехнулась она.
– Я рад, что вы, наконец, оценили ее по достоинству, – ответил я. Кажется, замысел Миры увенчался успехом, и я мог вздохнуть с облегчением.
– Отвернитесь! – приказала княгиня.
Я исполнил ее приказание, тем временем Грушенька подала ей домашнее платье.
– Можете поворачиваться, – наконец-то позволила мне Ольга Павловна.
Я обернулся. Мира протягивала княгине кружку с отваром хариды. Ольга Павловна сделала несколько больших глотков и поморщилась.
– Горько, – хрипло проговорила она.
– Надо немного потерпеть, – улыбнувшись сказала Мира.
– Понимаю, – недовольно произнесла княгиня.
Я вглядывался в ее лицо. Выглядела княгиня Ольга Павловна значительно лучше. Лихорадка больше не била ее, кровавый кашель закончился. Мне показалось, что даже круги под глазами княгини уменьшились.