Я видел, что она лжет, однако решил на время оставить разговор об аппарате и отошел к камину. Заткнутая пробкой бутылка лежала там, где я ее оставил, но, к великому моему изумлению, пролившаяся из нее жидкость испарилась. На полу осталось лишь едва заметное пятно. Я коснулся его рукой – оно не было ни жирным, ни липким. Поколебавшись, я поднял бутылку, наполовину наполненную бесцветной жидкостью.
– Скажите, сударыня, вы не знаете, что это за жидкость?
– Понятия не имею. – Теперь в голосе вдовы звучало откровенное раздражение. – Какой-то греческий огонь, формулы, аппараты, книги по алхимии! Говорю вам, я в этом совершенно не разбираюсь! И не желаю разбираться!
Голос ее сорвался на крик, и она уронила голову на руки. Я поглубже заткнул пробку, тщательно завернул бутылку в носовой платок и сунул ее в карман.
«Если это греческий огонь, я, чего доброго, могу вспыхнуть», – пронеслось у меня в голове.
Однако я не стал поддаваться мгновенному приступу страха.
Вдова Гриствуд меж тем вытерла глаза и застыла на своем стуле, уставившись в пол. Когда она заговорила вновь, голос ее, недавно столь пронзительный, превратился в едва слышный шепот.
– Если вы и правда хотите узнать, кто рассказал убийцам о делах моего мужа, вы должны расспросить ее, – процедила она.
– Кого?
– Шлюху. Непотребную девку, с которой встречался Майкл.
Мы с Бараком недоуменно переглянулись. Голос вдовы дребезжал едва слышно, словно тоненькая струйка ледяной воды.
– Одна женщина, содержательница пивной, рассказала мне, что видела Майкла в Саутуорке. Видела, как он заходил в публичный дом. Она так и сияла от удовольствия, сообщая мне об этом, – заявила вдова и бросила на меня взгляд, исполненный горечи. – Я напрямик спросила Майкла, правда ли он был в публичном доме. Он не стал отрицать. Сказал, что больше туда не пойдет, но я ему не поверила. Иногда он возвращался домой пьяный и довольный, словно сытый кот. Я смотрела на него и понимала, что он утолил свою похоть.
Последние слова вдовы заставили Барака разразиться хохотом. Мистрис Гриствуд полоснула по нему исполненным негодования взглядом.
– Заткнись! Как ты можешь смеяться над чужим позором, невежа!
– Оставьте нас, – бросил я, повернувшись к Бараку.
К моему удивлению, он не стал возражать, лишь пожал плечами и вышел. Вдова посмотрела на меня, в глазах ее по-прежнему полыхал гнев.
– Эта подлая тварь одурманила Майкла, – прошептала она. – Напрасно я взывала к его совести. Он отправлялся к ней снова и снова. – Она прикусила свою бескровную губу. – Раньше мне удавалось удержать его от всяких безумных махинаций. Но в последнее время Сэмюель и эта шлюха полностью завладели им. И мои слова уже ничего не значили.
Она вновь скользнула взглядом по кровавым брызгам на стене, потом посмотрела мне прямо в глаза.
– Как-то раз я спросила у Майкла, неужели похоть вытравила в нем все остальные чувства. И он ответил, что похоть тут ни при чем. Сказал, что эта девка добра и внимательна с ним и с ней он может говорить обо всем. Думаю, теперь настало время вам поговорить с ней, сэр. Зовут ее Бэтшеба Грин, и она живет в борделе под названием «Шляпа епископа», в Саутуорке.
– Я непременно найду ее.
– Там, в Саутуорке, городские законы не действуют, и эти твари могут без помех предаваться разврату. Но если она только посмеет сунуться в Лондон, ее сразу схватят и выжгут на щеке клеймо. Уж я об этом позабочусь.
Несмотря на то что Джейн Гриствуд буквально клокотала от злобы, я чувствовал к ней жалость. Она осталась совершенно одна, в полуразрушенном мрачном доме. Какие чувства эта несчастная женщина питала к своему мужу, пока он был жив? Вряд ли только презрение, которое звучало сейчас в ее словах.
Будь это так, проститутка, привязавшая к себе Майкла, не вызывала бы у нее такой ненависти.
Пристально взглянув в глаза вдовы, я вновь увидел в них отблеск затаенного страха. Несомненно, мне следует отыскать Бэтшебу Грин и поговорить с ней. А после вернуться к разговору с Джейн Гриствуд.
– Благодарю вас, мистрис Гриствуд, – с поклоном изрек я.
– Это все? – Во взоре вдовы мелькнуло откровенное облегчение.
– Пока все.
– Поговорите с этой тварью, – процедила хозяйка на прощание. – Наверняка она многое знает.
Спускаясь по лестнице, я услышал голоса, доносившиеся из кухни. Мужчина что-то негромко ворковал, женщина приглушенно хихикала.
– Барак! – окликнул я.
Напарник мой вышел в холл, поедая апельсин.
– Мне дала его Сьюзен, – сообщил он, преспокойно бросая корки на пол. – Сочный фрукт. Как и она сама.
– Нам пора, – сказал я и направился к дверям. После сумрака, царившего в доме, яркое солнце ослепило меня.
– Ну, что интересного вам поведала эта прокисшая особа? – осведомился Барак, когда мы отвязывали лошадей.
– В ваше отсутствие она оказалась намного разговорчивее. Своими насмешками вы чуть было не испортили дело, Барак. Хорошо, что я догадался вас выставить. Теперь нам известно имя проститутки, к которой ходил Майкл. Бэтшеба Грин, из борделя «Шляпа епископа», в Саутуорке. – Я знаю этот бордель, – сообщил Барак. – Откровенно говоря, дрянное местечко. Мне казалось, клерки из Палаты перераспределения могут себе позволить что-нибудь получше.
Мы взобрались на лошадей. Я надвинул шляпу пониже, стараясь защитить лицо от палящих солнечных лучей.
– Пока вы любезничали со вдовицей, я тоже не терял даром времени, – похвастал Барак. – Расспросил Сьюзен о ее хозяевах. По ее словам, мистрис Гриствуд пыталась верховодить в доме, но ее муж и его братец ее ни в грош не ставили. Братья были очень дружны, что называется, водой не разольешь. И оба охочи до легких денег.
– Сьюзен знала о том, что Майкл ездит к шлюхе в Саутуорк?
– А как же иначе. Шила в мешке не утаишь. Она сказала, когда Майкл начал ходить на сторону, жена его окончательно взбесилась. Впрочем, мне трудно представить, что эта общипанная ворона когда-то была милой и приветливой.
– Барак, не забывайте, эта женщина только что потеряла мужа и осталась одна на всем белом свете. Все, что у нее есть, – это старый дом, который, того и гляди, рухнет.
– Дураку ясно, Гриствуд женился на этой фурии из-за денег, – пробурчал Барак. – Ей, кстати, тогда уже было почти тридцать. В молодости она что-то натворила, и потому ее никто не брал замуж. Сьюзен не знает, что именно.
– Почему вы так невзлюбили бедную женщину? – спросил я, пристально глядя на Барака.
Он расхохотался, и горечь, звучавшая в его смехе, напомнила мне Джейн Гриствуд.
– Если хотите знать, она чем-то похожа на мою драгоценную матушку. Помните, как она начала выспрашивать вас о том, как перевести дом на собственное имя, а муж ее тем временем валялся наверху в луже крови. Моя дражайшая родительница была той же породы. Когда отец умер, она недолго горевала и через месяц после его смерти вышла за своего жильца. Вскоре после этого я ушел из дома.
– Что ж, бедные вдовы должны заботиться о своем будущем, – пожал я плечами.
– Бедные вдовы своего не упустят, – усмехнулся Барак и слегка обогнал меня, давая понять, что разговор окончен.
Остаток пути мы проделали в молчании. Я то и дело вытирал пот, ручьями струившийся со лба. Раньше мне не часто приходилось совершать подобные путешествия через весь Лондон, да еще по такой жаре. Мусор, в изобилии валявшийся на улицах, насыщал раскаленный воздух ядовитыми миазмами. Я чувствовал, что одежда моя насквозь пропиталась потом, ноги, казалось, прилипли к влажным бокам Канцлера.