Как и в прошлый раз, воздух отравлял едкий запах серы, отчего ноздри Эстебана нервно затрепетали. Ему показалось, что явился он не ко времени и что великан занимался вещами куда более важными, чем обслуживание клиента. Но сеньор Берруэль прервал его раздумья.
– Вы пришли за своим «Ланкаширом», так? – спросил он голосом, больше похожим на хрип. – Ну что вам сказать… Они не готовы.
– Как не готовы? Вы обещали…
– Я не помню, что обещал вам, молодой человек. – Руки настороженно уперлись в прилавок. – Видите ли, над вашим «Ланкаширом» мне пришлось как следует поломать голову. Платина попорчена, изъедена, мост сломан, эти часы целиком платиновые. Необходимо все разобрать…
Пробормотав что‑то невнятное в знак протеста и покорности судьбе, Эстебан вернулся под дождь, на улицу, где лишь изредка мелькали быстрые силуэты зонтов. С козырька над витриной антикварной лавки падала на тротуар струя воды, и это помешало Эстебану остановиться и посмотреть, не появилось ли там что‑нибудь новенькое. Он предпочел устроиться в кафе напротив и оттуда рассматривать подозрительный восточный ковер, который украшал теперь витрину и на фоне которого бедный Адриан пытался сохранить свое мраморное достоинство. Сперва Эстебан решил подождать, пока небо прояснится, и только тогда идти к Алисии, но две рюмки анисовки переменили его настроение: ему стало казаться, что дождь зарядил надолго и лучше рискнуть, даже если куртка промокнет насквозь. Он позвонил снизу по домофону, но ему никто не ответил. Эстебан подумал, что Алисия, возможно, несмотря на непогоду, куда‑то ушла. Перескакивая через ступеньки, он поднялся на ее этаж и принялся нервно давить на кнопку звонка, пока ему не надоело. И тут внутри заскрипел замок, дверь медленно приоткрылась, и в щель просунулось перекошенное и размазанное лицо, которое по всем признакам должно было быть лицом Алисии, только что проснувшейся после долгой сиесты.
– Ты что, думаешь, сейчас самое подходящее время для сна? – Эстебан бросился в ванную, чтобы выжать куртку. – Семь вечера, радость моя!
– Ох, не пойму, что со мной. – В голове Алисии разыгрался бешеный шторм, хотя вокруг расстилался прозрачный океан без малейших признаков ненастья. – Надо думать, это от транквилизаторов, я весь день ужасно хочу спать. И десяти минут не могу удержаться на ногах.
– Так оно, наверное, и лучше, хоть немного отдохнешь. Давай сварим кофе. А это?
Эстебан открыл крышку пластмассового цилиндра, и ему в нос ударил крепкий запах горьких апельсинов.
– Сок, мне его принесла Лурдес, – объяснила Алисия, вытаскивая сигарету.
– Твоя добрая фея.
– Да, и ты представить себе не можешь, до чего верно такое определение. Уж не знаю, как это ей удается, но она оказывается в курсе некоторых событий моей жизни раньше, чем я сама.
– Сложная система радаров. – Эстебан кружил по кухне, рассматривая подставки под тарелки – рисунок некоторых из них раздражал радужную оболочку его глаз. – Ты помнишь, кто такой был Аргус? Мифический великан с миллионом глаз.
– Чертов филолог. – Алисия сунула сигарету в рот и скрестила руки на груди. – Но сегодня утром у меня с Лурдес на самом деле случился занятный разговор. Она сказала, что приходила Мариса – приносила мне какие‑то травы. Ну эти ее целебные травы, сам знаешь.
– И что с того?
– А то, что Лурдес уверяет, будто у Марисы были рыжие волосы. То ли она покрасилась, то ли надела парик, потому что у той Марисы, которую мы с тобой знаем, волосы смоляные.
– Хорошо. А она не спутала ее с Мамен?
– Нет. – За белым облачком сигаретного дыма нос Алисии выглядел каким‑то бесформенным.
– По всей видимости, женщина с рыжими волосами сказала, что ее зовут Марисой. Кроме того, это и не могла быть Мамен, потому что Мамен незадолго перед тем звонила мне из Барселоны и сообщила, что пробудет там около недели. А потом, скажи: какого черта Мамен представляться Марисой?
– Ну, кто ее знает. – Эта головоломка с перепутанными персонажами начала утомлять Эстебана. – Скорее всего, Мариса возвращалась откуда‑то, куда ходила, изменив внешность, потому и нацепила рыжий парик. Или это была не Мариса – и не Мамен, – а какая‑то Третья Женщина. Или старуха просто‑напросто наврала тебе, чтобы посмотреть на твою реакцию. Тайны личностной идентификации, девочка.
Они взяли свои чашки с кофе и двинулись в гостиную, где Эстебан стал перебирать диски и выбрал Чарли Паркера, которого тут же и поставил. Укачиваемый тропическими ритмами, Паркер – в компании с Майлсом Дэвисом – проводил ночь в Тунисе: Эстебан со своего места смотрел на привольно раскинувшиеся в горшках конибры, но на самом деле видел площади, мечети, пустыни, укрощенные бледным светом луны. К удивлению Алисии, которая с каждым глотком сбрасывала с себя сонливость, сосед сверху не выказал недовольства осторожными блужданиями саксофона по Магребу и вытерпел аж до высот «Lover Man» и только тогда счел себя обязанным известить о своем присутствии при помощи ударов в пол.
– А это еще что? – спросил Эстебан, глядя на потолок.
– Новые жильцы. – Алисия допивала кофе и чувствовала себя гораздо лучше. – Они испытывают неодолимую потребность показать, что и они слышат музыку.
– Беда в том, что нынешние квартиры сделаны из бумажных плит.
Рука Эстебана раздвинула волосы Алисии, скользнула по ним вниз, поиграла прядями, убранными за уши. Пальцы робко притормозили на щеке, в неуклюжей – из боязни совершить бестактность – попытке ласки; нерешительные подушечки пальцев не отваживались показать всю теплоту своих чувств. Прикосновение чужих пальцев словно освободило душу Алисии от черного груза, но в то же время заставило вспомнить другую руку, столько раз пробегавшую тем же путем, – руку покойного, не нашедшего упокоения, который следил за ней отовсюду и готов был пресечь любую ее попытку сделать свободный выбор. Стараясь не обидеть Эстебана, она отвела лицо и при этом слегка вздрогнула от острого чувства отвращения. Но он заметил это и мягко убрал руку – схватился за сигарету, потом взял чашку, где остался лишь коричневый кружок на дне. Он считал себя обязанным поддержать разговор на любую тему.
– Знаешь, где я был сегодня утром?
– Где?
– У тебя в библиотеке. Твой коллега, тот, что в очках, ничего не слышал об отпуске и ждал тебя, чтобы приняться за какой‑то там каталог. Но ты даже представить себе не можешь, что я откопал.
– Давай, я горю от нетерпения. – Алисия раздавила окурок в пепельнице.
– Наш друг Фельтринелли, – сказал Эстебан после паузы, – прожил довольно бурную жизнь. И, мягко говоря, отнюдь не был ангелом.
– Да что ты!
Студенистая вялость клонила Алисию к дивану, и ей стали совершенно безразличны любые открытия Эстебана, словно тема разговора сделалась для нее далекой и чужой, как жизнь постороннего человека. Она и сама не могла понять, почему это вдруг и Фельтринелли, и город, и ангел казались ей пройденной главой, уже расторгнутым с самой собой договором – так ставят обратно на полку книгу, так свет, вспыхнувший в зале, извещает о конце фильма… Кто знает, может, она устала от дурацкого кроссворда, который хорош для того, чтобы развеять скуку в выходной день, но ради которого никто не станет откладывать важные повседневные дела. В данный момент ей хотелось погасить свет, рухнуть на диван и спать, спать… Пористый туман мешал думать и мягко приглашал отрешиться от всего ради сна.