И мое разочарование тяжким бременем легло на ее сердце. Я подарил надежду и тут же грубо ее отнял. Но мне уже было все равно.
Эта женщина – не более чем эхо, мираж. Теперь я это осознал. Она эфемерна, как и ее одежды. Она всего лишь мысль, которая напоминает, почему я оказался здесь и почему я должен продолжать путь. Но она – не та женщина.
Танцовщица взяла мою руку в свои ладони, пытаясь отыскать во мне немного тепла. Но мой взор был устремлен вдаль, к горизонту, над которым поднимались далекие горы.
– Что я должен искать в тех горах?
– Рай,– отозвался Самир,– которого там нет. Говорят, что Старец создал висячие сады, которые напоминают ему о юности. Они находятся в его дворце, за крепкими неприступными стенами. Попасть туда можно либо хитростью, либо по приглашению. Твои враги кажутся тебе дураками?
– Ничуть.
– Тогда приглашения ты не дождешься.
Моя увядшая гурия взяла мою руку и прижала к своей груди. Она знала, о чем мы беседуем.
– Если ищешь рая, то он здесь.
Мозолистой рукой я почувствовал ее мягкую кожу и снова с удивлением осознал, что недавний трепет возвращается. Впервые в этой жизни я исполнился сомнениями.
Неужели пламя не угасло, неужели я просто не даю ему возгореться в полную силу?
Самир неуверенно поднялся на ноги.
– Рай! Рай в объятиях гурии! Разве ты не такой, как другие мужчины?
Она вела меня за руку по улочкам затихшего городка, вокруг стелилась теплая ночь. У реки, где витал аромат жасмина, мы вошли в небольшой домик. Всю дорогу я молчал.
Женщина подвела меня к постели и усадила на шелковые подушки. Она взяла мои руки и принялась водить ими по своему телу под одеждами, пока я наконец не обнял ее крутые полные бедра. Бедняжка надеялась, что я притяну ее к себе, но я словно окаменел, терзаемый чувством вины. Все не так, все неправильно.
Танцовщица склонилась надо мной, ее густые ароматные волосы упали мне на лицо. Когда она прижалась к моей щеке, от этой ласки у меня слезы навернулись на глаза.
Почему именно сейчас? Я недостоин этого, даже от шлюхи. Разве мог я познать любовь, даже отголосок ее, после всего, что сотворил, горя жаждой мщения?
Ее пальцы нежно скользили по моим плечам, нежные поцелуи облегчали мучения. И когда я переполнился, когда пламя в моем сердце возгорелось пожаром, я жадно схватил женщину за бедра, понял, что она готова, и вошел в нее.
Мы рухнули на подушки, и ее стоны звучали сладчайшей музыкой. Не она, но эта женщина сейчас стала воскресшей в сердце болью.
Пригнувшись, я вошел в походный шатер Самира. Раскладывая постель, я слышал, как храпит этот пьяница. Глаза слипались, но кровь еще бушевала в моих жилах, отчего руки слегка подрагивали. Когда сердце немного успокоилось, я услышал отдаленный лай собаки, идущей по свежему следу.
Такой возбужденный лай мог означать лишь одно: идет охота за человеком. Я вскочил.
Вдалеке, за городом, я различил одинокого всадника, скачущего к горам.
Сарацин? Асассин? Его конь арабских кровей был скор и вынослив.
Нужно скакать за ним! Я быстро собрался – оружие, два меха с вином и сосуд с водой. Пнув Самира, я услышал в ответ лишь невнятное бормотание.
– Мы должны выехать прямо сейчас! – Я снова пнул торговца, а когда тот не пошевелился, нагнулся и встряхнул его.– Вставай, купец!
Его ответ был странным. Голова Самира скатилась с подушки в пыль у моих ног, но храпеть он так и не перестал.
– Даже если ты выедешь сейчас, догнать его не удастся.
Когда из темноты раздался чужой голос, храп Самира тут же утих.
Когда из темноты раздался чужой голос, храп Самира тут же утих.
– Мой брат обрадуется такому подарку, – сказал он, бросая к моим ногам корзинку.– Твоей голове.
– Брат? У Атанатоса нет братьев, только собаки.
Асассин выступил из тени, свет луны озарил его лицо.
– Мы – армия, а ты – просто дурак.
Он не обманывал меня. Семейное сходство было очевидным. Я кивнул.
– Прости. Ты хуже, чем собака.
Асассин сделал выпад, его кинжал блеснул золотом в предательской тьме. Я увернулся и толкнул его, сбивая с ног, но этот человек был слишком умелым бойцом. Он вскочил и полоснул ножом так быстро, что ранил меня в щеку.
Тяжелые капли упали в пыль. Я ударил его кулаком в живот, а локтем приложил по челюсти. Он выплюнул выбитый зуб, но отступать не собирался.
Асассин умел сражаться, его боевое искусство поражало. У меня подогнулись колени, и я рухнул на землю. Кинжал снова блеснул у моего горла.
– Хочешь что-нибудь передать моему брату, прежде чем я успокою тебя навсегда?
– Да,– тихо отозвался я.– Надеюсь, он оценит мои старания. Я тоже хотел сделать ему подарок.
Асассин схватил меня за волосы, заставляя открыть горло, но в этот миг подставился сам.
Я не промахнулся. Мой нож вошел ему в горло мощно и неотвратимо. Я заревел от ярости и вскочил. Шипя и бранясь, я свалил врага на землю, отрезал ему голову и плюнул в еще теплое лицо.
Оплот асассинов
Я скакал в ночи по дороге, на которой видел одинокого всадника. Наконец подъем стал очень крутым, подножие горы закончилось, и я оказался на узкой извилистой горной тропе, петлявшей по ущелью. Где-то внизу рокотала река, но в темноте я не мог ее разглядеть.
Над дорогой то и дело нависали каменистые уступы. Мне приходилось постоянно пригибаться к шее лошади, чтобы не размозжить голову о камни. Неосторожность в горах может стоить жизни.
Я ехал вперед, поднимаясь все выше над равниной, оставшейся за спиной, пока с первыми лучами рассвета не добрался до крепости. Замок венчал вершину огромной скалы. Ветер доносил запах цитрусов и свежих фруктов, и я понял, что слухи о прекрасных садах не выдумка.
Холодный ветер насквозь продувал одежду, которую я снял с асассина. Я доскакал до главных ворот замка, подняв над головой золотой кинжал моего несостоявшегося убийцы.
Со стен раздались восторженные возгласы и свист – местные жители узнали этот клинок. На меня вопросительно смотрело море лиц.
В ответ я заткнул кинжал за окровавленный пояс и высоко, чтобы все видели, поднял корзинку. И закричал на их языке:
– Он мертв! Он мертв!
По замку пронесся гул одобрительных возгласов, и тяжелые ворота распахнулись передо мной. Меня приветствовали как победителя.
За крепкими каменными стенами оказался прекраснейший на свете сад, в котором росли самые лучшие плодовые деревья. Чуть в стороне сверкали изящные шпили дворца. Так и представлялось, что здесь текут молочные реки с кисельными берегами. Если Атанатос хотел, чтобы гости поверили, будто попали в настоящий рай, то он преуспел. Даже у меня возникло подобное чувство.
Но я знал, что в сердце этих полей блаженных угнездились коварство и злоба.
Я скакал кругами по лужайке парка, держа в руках корзинку и радостно крича. Ко мне сбегались асассины, они приветствовали победителя, не подозревая, что под платком их собрата скрывается злейший враг.
Когда из дворца явился Атанатос, жестокая правда, скрытая в словах Самира, обрушилась на меня со всей тяжестью. Я понял, что это Атанатос, лишь по тому, что окружающие называли его Синаном.