— Кто ту-ут? — изо всех сил закричал он и еще больше испугался. Своего голоса он почти не услышал.
— Оленька! Оленька! — еле слышно отозвался женский голос.
И всё. Как ни вслушивался Степка, больше ничего разобрать не мог. Даже бормотавшая раньше женщина молчала. Чем напряженнее он вслушивался, тем сильнее гудело в ушах. Протянув руки вперед, снова бросился он в сторону, наткнулся на скамейку и забрался на нее с ногами. Ноги успели закоченеть в холодной воде. Однако теперь он немного успокоился. Он вспомнил, как попал сюда, вспомнил, что где-то здесь находится ракетчица и что — живую или мертвую — он обязан ее найти. И странно! Как только страх начал проходить, гул в ушах постепенно затих, и он услышал звуки. По-прежнему с перерывами кричала женщина; «Оленька! Оленька!», а ближе к нему бормотала другая. Кроме того, Степка начал различать новые звуки… То были стоны, и доносились они из разных мест. Вдруг он услышал голоса людей, — правда, приглушенные, еле доносившиеся к нему. Степка затаил дыхание и разобрал слова.
— Вода поднялась. Нас затопит…
— Надо попытаться самим…
— Будь они трижды прокляты!..
— Главное — без паники… Слышите, стучали… Сердце у Степки радостно забилось. Он не один.
— Дяденька-а! Где вы? — крикнул мальчик, и голос его был уже не такой глухой.
В ответ раздался стон. Степка сунул руку в карман, фонарик оказался на месте. Свет полосой скользнул по груде тел, лежавших в самых невероятных позах на скамейках и друг на друге. Под ногами блеснула черная вода. Из воды торчали руки и словно хотели схватить Степку за полы его пальто. Он невольно попятился к стенке.
— У кого фонарь? Эй! — услышал он мужской голос.
— У меня! Я тут! Где вы? — крикнул Степка.
— Иди сюда…
— Куда? Тут вода глубокая…
— Свети мне… На меня свети… В полосе света Степка увидел пробирающегося к нему мужчину.
— Вниз свети, зачем же ты в лицо?.. Вот. Ты ранен?
— Не знаю… Только в ушах гудит очень…
— Контузило… Подожди-ка… Еще живая. Захлебнется, пожалуй.
В двух шагах от Степки он склонился над женщиной, лежавшей в воде, и приподнял ее.
Это была ракетчица. Голова ее беспомощно откинулась назад.
— Держите ее, дяденька… Я помогу, — сказал Степка и спустился в холодную воду.
— Фонарь не урони, — предостерег мужчина. — Без фонаря совсем плохо.
Ракетчица сопротивлялась, когда они ее понесли. Бессознательно она цеплялась за все, что попадало ей под руки, и они с трудом добрались до соседнего подвала. Здесь взрыв произвел меньшее разрушение, и жертв было немного.
Около стены были составлены уцелевшие кровати, на них лежали скамейки, образуя помост. Забравшись на эту площадку, люди жались друг к другу, Ракетчицу положили с краю помоста. Какая-то женщина стала приводить ее в чувство, растирая виски и хлопая по щекам.
Фонарик свой Степка отдал мужчине.
У стенки кто-то заплакал.
— Опять слезы?.. Товарищи, мы же условились. Главное — без паники, — сказал мужчина.
— И без того воды много, — неожиданно сказала женщина, возившаяся с ракетчицей.
— Сильно прибыла?
— Если так будет прибывать, то часов на десять хватит.
— А за десять часов можно новый дом построить…
— Стучат… стучат!
Наступило молчание, и Степка ясно услышал глухой стук за стеной. Там работали дружинники, разбирая завал.
— Им надо ответить, — сказал Степка.
— Стучали уж, — хрипло ответил кто-то. — Вопрос в том, успеют ли раскопать нашу могилу, пока нас не затопит?
— Конечно, успеют, — уверенно сказал мужчина. Снова наступило молчание, и только где-то в глубине подвала по-прежнему выкрикивал высокий женский голос: «Оленька! Оленька!»
— Чего она кричит? — тихо спросил Степка. — С ума сошла…
В это время ракетчица пришла в себя и села на краю помоста. Она оглянулась по сторонам и со стоном закрыла лицо руками.
— Успокойтесь. Вы живы… и, кажется, целы, — ласково сказал мужчина, похлопав ее по руке. Затем он повернулся к Степке: — Послушай, паренек, фонарик твой я заберу, а то спички кончились.
— Возьмите, дяденька, — сказал Степка. Ему ужасно нравился этот спокойный и дельный человек.
— Пойду искать. Там еще много живых.
— Я пойду с вами… Я врач, — сказала женщина, возившаяся раньше с ракетчицей, и прыгнула в воду.
Когда они скрылись в другом отделении подвала, наступила темнота и напряженное молчание.
15. В БЕРЛОГЕ ВРАГА
Мишка пошевелился, и собака сердито заворчала. Положение создалось скверное. Он слышал, как собака бегала вокруг машины, скребла когтями по борту.
— Грумик! Грумик! — ласково позвал он, но в ответ собака залилась злым лаем.
— Чтоб ты сдох! — выругался шепотом Мишка.
Собаки он не видел, но по тому, что она доставала передними лапами борт грузовика, понял; какого роста этот Грумик. Лай его тоже говорил, что играть с Мишкой он не собирался. Время тянулось мучительно долго, и Мишка продрог до костей.
Наконец хлопнула дверь на крыльце, и женский голос позвал:
— Грумик, иди домой!
Лай сменился довольным повизгиванием, но сейчас же собака бросилась к грузовику и снова залаяла.
— Что ты там нашел, Грумик?
Снова повторился визг и грозный лай в сторону машины. Видимо, женщина поняла собаку и, встревоженная, ушла в дом. Скоро двери хлопнули вторично, и во двор с лампой в руках вышел шофер. Жена его стояла с ним рядом. Мишка лежал не дыша, притаившись в углу кузова, но это ему не помогло.
— Что он? Крысу учуял?
— Нет. Ты посмотри, Сеня. Он бы так лаять не стал.
— Ну, хорек забрался. Что там, Грумик? Ищи! Грумик царапал лапами по борту.
— Ну-ка, подержи лампу, Катя. Едва лишь шофер встал на подножку и заглянул в кузов, как сразу увидел съежившегося мальчика.
— Верно! Тут кто-то есть… Эй, гражданин! — толкнул он в спину скорчившегося Мишку.
Притворяться дальше было бесполезно, и Мишка нехотя поднялся.
— Ты как сюда попал?.. Постой, постой… Свети-ка на него, Катя. Э-э-э! Да это знакомый! Как же это ты с Петроградской стороны сюда угодил?
— А я с вами приехал.
— В гости? — басил добродушно шофер, помогая Мишке выбраться. — Вылезай, коли в гости приехал, проходи в горницу… Нельзя, Грумик!
Он пропустил Мишку вперед себя на крыльцо и запер за собой дверь.
— Садись, гость, — сказал шофер, указав на табуретку, а сам прошел в конец комнаты к столу, на котором стояла еда, пустая пол-литровая бутылка из-под водки и шипел самовар.
Очутившись в теплой, чистенькой комнате, Мишка стал дрожать, и чем дальше, тем больше, так что через две минуты у него зуб на зуб не попадал.
Жена шофера хмуро смотрела на лихорадящего мальчика и, ни слова не говоря, села напротив.
— Зачем ты приехал? — спросил шофер, принимаясь за прерванный ужин.
— А я сам но знаю, — еле выговорил Мишка. Хотя его знобило, но голова была ясная, и он не терялся.
— Как это сам не знаешь? Как тебя зовут?
— Степка, — на всякий случай соврал Мишка, вспомнив своего приятеля, дежурившего сейчас где-то на Петроградской стороне.
— Степка?.. Ты рассказывай, рассказывай.
— Сеня, ты погляди, как он замерз. Трясется, бедный, даже смотреть страшно, — с жалостью сказала женщина.
— Ничего, это ему на пользу. Отогреется.
— Дать ему чаю горячего?
— Не надо. Пускай сначала скажет, зачем приехал.
Наступило молчание. Мишка сжал зубы и, затаив дыхание, напряг все мускулы, отчего сразу перестал трястись, и только где-то внутри, под ложечкой, осталась неприятная дрожь.
Собака лежала около хозяина и, положив лапы, смотрела на мальчика. Шофер громко чавкал и тоже не спускал глаз с гостя. Покончив с едой, он подошел к жене и, обняв ее за плечи, сел рядом на один стул.
— Ну так что? Будешь говорить?
— А чего говорить?
— Зачем ты приехал?
— Да так… прицепился, значит, хотел к дому подъехать, а потом машина шибко поехала, я и побоялся соскочить… Ну и, значит, заехал, сам не знаю куда… — сказал он, глядя ясными глазами прямо в лицо шоферу.
Объяснение было настолько правдоподобным, что шофер задумался. Ему ли не знать ленинградских мальчишек! Прицепившись к трамваю, к троллейбусу, к грузовику, они не пропустят удобного случая бесцельно прокатиться в любом направлении. Можно сказать с уверенностью, что если бы им удалось пробраться на аэродром, то и тут они, ни секунды не задумываясь, уцепились бы за шасси первого поднимавшегося самолета. Но тут случай был особый. Мишка относил письмо к «их» человеку и принес очень странный ответ.
Шофер достал из кармана портсигар и молча закурил. Затем вынул часы и посмотрел на них. При взгляде на эти часы Мишка чуть не подпрыгнул. Черные, с золотым ободком, они были, как две капли воды, похожи на те, что он видел у однорукого и на столе у майора. У мальчика в голове мелькнула озорная мысль.
— Вы не знаете, сколько сейчас времени? — четко сказал Мишка.
Шофер внимательно посмотрел на него. Мальчик был бледен, глаза его блестели. Он медленно повернул часы циферблатом к мальчику.
Мишка не мог рассмотреть, где стоят стрелки, но так же решительно и четко продолжал говорить слова, врезавшиеся ему в память:
— А у вас не найдется закурить? На губах шофера заиграло нечто вроде улыбки, и он, не спуская глаз с бледного лица мальчика, спросил:
— А ты что куришь? Махорку или табак?
— Папиросы, — твердо сказал Мишка.
Шофер неожиданно расхохотался, вылез из-за стола и хлопнул Мишку по плечу. Смеялся он долго, весело, и ему вторил веселым лаем Грумик, запрыгавший вокруг хозяина.
— Ну и парень!.. Заводной… — повторял он между взрывами смеха.
Немного успокоившись, он обратился к жене, которая с недоумением смотрела на эту странную сцену.
— Вот это парень! Покорми-ка его, Катя. Так ты, значит, только папиросы куришь?!
Через пять минут Мишка хлебал жирные горячие щи из свежей капусты и не поднимал глаз от тарелки. Что, если шофер начнет его о чем-нибудь расспрашивать? Одно неосторожное слово выдаст его, и тогда конец. Живым отсюда ему не уйти.
К счастью, хозяин успокоился. Он, с наслаждением причмокивая, пил чай.
— Очень я люблю чай с вареньем пить. Брусничное варенье с яблоками или черносмородиновое… Эх!.. Ну, ничего… Скоро не только с вареньем, с французским ромом попробуем. Тебе не приходилось чай с ромом пить, Степка?
— Нет.
— И я не пивал. Говорят, вкусная вещь. Выпитая водка сильно подействовала, и шофер разговорился. Он начал болтать о своих планах. Рассказал, что собирается съездить в родную деревню и кое с кем свести там счеты. Он начал ругать большевиков с такой ненавистью, что Мишке стало не по себе. Ему первый раз в жизни пришлось встретиться в такой обстановке с врагом, и он понял, что пощады от него ждать не придется.
Мишка съел щи и принялся за чай. Шофер пристально смотрел на него помутившимися глазами и вдруг сказал;
— Степка, а ты Петра Ивановича знаешь? Это был тог самый вопрос, которого мальчик ждал и так боялся. Но, когда вопрос этот был задан, он не растерялся.
— Дядя, разве я похож на того дурака?
— Какого дурака? — настороженно спросил шофер.
— А вот который на дороге вам все рассказал. Помните? Где войска стояли… Красноармеец подошел, покурить попросил…
Шофер вдруг опять разразился хохотом.
— Верно, дурак!.. Я Петру Иванычу показываю, а он сомневается. Вон, говорю, где они размещены. Ну, а этот подошел и все рассказал… Побольше бы таких дураков, — говорил он сквозь смех.
В этот момент загудела сирена, и шофер нахмурился и замолчал. Некоторое время все молчали, прислушиваясь.
— Хуже всего, когда она воет, — сказала жена.
— А ты не бойся. Здесь не будет бомбить.
— А вдруг сорвется нечаянно?
— Как она может сорваться? Там техника. Немцы — народ аккуратный, зря не будут бомбы кидать. Они знают, куда надо… Верно, Степан?
— Верно! — согласился Мишка. Вой сирены кончился. Наступила тишина. Шофер встал и потянулся.
— Спать пора. Завтра чуть свет подниматься, — сказал он, направляясь в соседнюю комнату. — Ну, Степан, давай ложиться, а утром я тебя подброшу по пути. Постели ему, Катя.
Но Мишка не собирался оставаться на ночь в этой берлоге. Он встал из-за стола, чинно поблагодарил хозяйку и пошел к выходной двери.
— Скажите, где у вас это… уборная, — спросил он.
— А как выйдешь в прихожую, сразу налево дверь будет… Ты возьми лампу.
Мишка покосился на керосиновую лампу, в которой еле мерцал привернутый фитиль, и спросил:
— А там разве нет электричества?
— Нету. Вывернули лампочку, а то через щели свет видно.
Захватив лампу, Мишка вышел в прихожую. Дверь на улицу он сразу увидел. Он, крадучись, сделал несколько шагов к ней, поставил лампу на пол, снял крюк и распахнул дверь. Холодный воздух охватил его, и Мишка невольно вздрогнул. «Может быть, остаться до утра?» — подумал он, но тут же отбросил эту мысль. «А вдруг придет однорукий? Нет. Времени терять нельзя». Он вышел на улицу. Глаза, как это бывает при переходе от света к темноте, ничего не видели. Вытянув руку вперед, мальчик нащупал забор и пошел вдоль него. «Надо хотя бы чем-нибудь отметить дом», — подумал он. В конце забора он сорвал пучок мокрой травы и торопливо запихнул ее между рейками. Захрустел песок, затем Мишка споткнулся о дощатый тротуар и наконец почувствовал под ногами булыжники мостовой. Где-то вправо от него блеснул фонарик. Мишка быстро зашагал на огонек. Глаза постепенно привыкали к темноте, он уже различал вокруг себя силуэты домов и деревьев. Вдруг перед ним выросла темная фигура и загородила ему дорогу. Яркий луч фонарика снова ослепил глаза. От неожиданности Мишка шарахнулся в сторону.
— Кто такой? Стой! Пропуск есть?
— А ты кто такой, чтобы пропуска спрашивать? — ответил мальчик, разобрав по голосу, что перед ним какой-то старик.
— Я ответственный дежурный. Предъяви пропуск.
— А чего ты мне в глаза светишь? Отверни фонарь, — рассердился Мишка. — Какая это улица?
— Белосельская, — неуверенно сказал старик, сбитый с толку повелительным тоном мальчика.
— А номер дома?
— Который?
— Да вот этот, — Мишка ткнул рукой в сторону.
— Этот? Пятьдесят шесть.
— Понятно. А теперь веди меня скорей, куда надо.
— Куда?
— К начальнику. В милицию или в штаб… Где у вас штаб обороны?
— Н-не знаю… — замялся старик. Он теперь, видимо, и сам был не рад, что остановил мальчишку.
— Веди скорей! Пропуска у меня нет.
— Ладно уж, иди. Тебе спать пора, — добродушно сказал старик.
— Какой же ты дежурный? — возмутился Мишка. — Задержал, а теперь на попятный. А может, я фашист, с парашютом спустился?
— Не болтай языком-то. Иди, пока не попало.
Старик отошел от него.
— Слышишь, дед? — крикнул Мишка. — Где у вас милиция?
— Отцепись. Ничего я не знаю. Иди своей дорогой. — Старик сел на лавочку перед домом.
Мишка остановился в раздумье. В его распоряжении было мало времени. Дорога каждая минута, а если он будет сам искать милицию или штаб в незнакомой местности, то шофер, пожалуй, успеет скрыться. Выход был один: рассердить старика, чтобы тот отвел его в милицию.
— Эх ты, дежурный! На лавочку уселся и уже захрапел! А тоже мне — «Стой! Пропуск есть?» — передразнил он старика.
— Не хулигань, парень. Иди, пока цел, — с угрозой проворчал старик.
— Очень я тебя испугался. Ах! Ах!.. Держите меня, я в обморок падаю от страха…
Он добился своего. Выведенный из себя, старик подошел и схватил Мишку за шиворот.
— Не хочешь по-хорошему, — на себя пеняй. Идем! Они прошли несколько домов и остановились.