Впрочем, дон Карлос не довольствовался только сухопутными перевозками, он нанимал также морские разбойничьи корабли, которые привозили морем все необходимое, для того, чтобы превратить скверно одетые и плохо вооруженные отряды в регулярное, сильное войско. Таким образом, власть его росла с каждым днем, и он называл уже себя королем испанским, назначал министров и генералов, входил в переговоры с народом и рассчитывал в самом скором времени торжественно въехать в столицу. Это ему казалось тем более возможным, что страна была обессилена своим разделением на партии.
К тому же и духовенство, непосредственно участвующее во всех делах Испании и играющее такую значительную роль в жизни страны, приняло его сторону.
Великий инквизитор разослал повсюду секретные предписания принимать принца как будущего короля и оказывать ему во всем содействие и помощь, после чего все духовенство примкнуло к партии карлистов и стало открыто склонять народ к признанию его королем.
Этой благодатной стране, которая столь щедро была одарена природой, угрожала опасность стать жертвой неурядиц и кровавых междоусобиц.
Спасения ждать было неоткуда! Никто не надеялся, да и нельзя было надеяться, что король Амедей окажется в силах восстановить общественный порядок и спокойствие в стране, где царила смута.
Конечно, в Мадриде было много военачальников, известных своей храбростью и доблестью в военном деле, но не было руководящей силы, не было сильной, энергичной руки, которая могла бы дать им направление.
Был испытанный полководец Серрано, был и Конхо, не уступавший ему ни в храбрости, ни в знании дела, был и Цабала, и Мануэль Павиа де Албукерке, был Жиль-и-Германос, недавно отличившийся необычайным своим мужеством. Остановимся на последних, чтобы поближе познакомить с ними читателя.
Жиль-и-Германос был сыном богатого землевладельца, поместья которого находились близ португальской границы, но своей известностью и успехами он был обязан только самому себе. Он сам встал на ноги, без всякой помощи со стороны отца, так как считал недостойным прибегать к помощи родителей, и, действительно, с самого его поступления в военную школу, где он проявил работоспособность и прилежание, отец не помогал ему ни деньгами, ни протекцией, ибо, как и сын, считал, что лучшие люди — это те, что становятся на ноги сами, без посторонней помощи. По-видимому, он был прав, по крайней мере на его сыне справедливость такой точки зрения оправдывалась блистательным образом.
Жиль поступил в военную школу очень юным, там познакомился он с Мануэлем Павиа, и вскоре знакомство это переросло в тесную дружбу. Связывало их еще и то, что Мануэль тоже не имел никакой протекции и пробивался на жизненном пути только собственными усилиями. Он, впрочем, самой судьбой был лишен всякой опоры и поддержки, поскольку девяти лет от роду остался круглым сиротой и был взят ко двору королевы Христины и сделан пажом в знак уважения к его аристократическому происхождению.
Уже в то время карлисты были враждебно настроены к властвующему дому и стремились лишить короны десятилетнюю королеву Изабеллу или же похитить ее и захватить в плен. Однажды они пришли тайком в Мадрид и незаметно пробрались ко дворцу, воспользовавшись темнотой ночи.
Стража во дворце и вокруг него была незначительна, и толпы карлистов, внезапно напав на нее, сумели окружить дворец. Расчищая себе дорогу штыками и пулями, они пробрались уже и в сам дворец, намереваясь похитить королеву, спавшую безмятежным крепким сном. На помощь никто не явился, в казармах, по-видимому, ничего не знали об этом ночном нападении.
Опасность росла с каждой минутой! Все камеристки, находившиеся во дворце, сбежались в слезах в спальню малютки-королевы и бросились на колени перед ее кроваткой, камергеры попрятались неизвестно куда, думая прежде всего о своем собственном спасении. Десятилетняя королева, проснувшись от шума, в испуге расплакалась, не понимая, в чем дело, и не подозревая о том, какая ей грозит опасность!
Вдруг в толпу женщин, плачущих и ломавших в отчаянии руки, ворвался молодой паж и предложил спасти королеву. По-видимому, он один из всех придворных не потерял головы со страха, лицо его дышало отвагой и мужеством, внушившим доверие маленькой Изабелле, она просила его выполнить свое намерение и спасти ее. Тогда паж запер все двери комнат, соседних со спальней, и, воодушевляя стражу своим мужеством и примером, прорвался во главе ее сквозь толпы карлистов, овладевших дворцом.
В рукопашной схватке, без которой, конечно, не обошлось, он был ранен и хотя кровь из раны текла ручьем, он, не обращая на это внимания, продолжал свой путь и сумел выбраться из дворца. Он тут же бросился в казармы, к Эспартеро, правителю Испании и опекуну малолетней королевы.
«Наконец-то войска двинулись ко дворцу и улицы огласились барабанным боем…», — так рассказывал об этом историческом происшествии корреспондент венской газеты. Мы приведем здесь всю эту статью слово в слово, чтобы показать, что большинство героев нашего повествования никак не вымышленные личности, но люди, действительно принадлежащие истории. Итак, корреспондент писал следующее: «…Шум, производимый мерным шагом пехоты, двигающейся колоннами, треск ехавшей артиллерии, наконец, грохот пушечных выстрелов, оглушавших окрестность, заставили карлистов бежать из дворца и сложить оружие перед национальной гвардией и войсками, приведенными Эспартеро на выручку королеве.
Начинало светать, когда всемогущий опекун-регент Испании вошел в комнату малолетней королевы.
— Ваше величество, — сказал он ей. — Ваши враги сдались!
Бедная испуганная девочка сидела полусонная, не совсем еще пришедшая в себя от потрясения, нарушившего ее безмятежный сон.
— Мои враги! — воскликнула она. — Почему они сделались моими врагами? — Затем, окинув всех окружающих ищущим взглядом, она спросила торопливо и взволнованно: — А где тот мальчик, который так отважно пробрался между врагами и привел на помощь войска?
Эспартеро отворил дверь и ввел маленького героя, еще не смывшего пыль и кровь.
— Ты спас меня, — сказала она пажу, протягивая ему руку, — благодарю тебя! Ты ранен? Бедный мальчик!
— Ваше величество, — возразил паж, — испанский дворянин никогда не бывает мальчиком, как испанская королева не бывает девочкой!
Десятилетняя королева взглянула с изумлением на остроумного пажа.
— Ну, в таком случае, кавалер, — прибавила она кротким, почти умоляющим голосом, — скажите мне, как ваше имя?
— Мануэль Павиа де Албукерке к услугам вашего величества!
В то время, — продолжает вышеупомянутый корреспондент, — в Мадриде много говорили о девятилетнем Мануэле Павиа и видели в нем любимца и наперсника королевы, оказавшего ей такую важную услугу, на какую из-за недостатка мужества или преданности не решился никто из взрослых людей, находившихся во дворце. Но неустрашимый, отважный характер мальчика, его сознательное мужество возбудили в душе Эспартеро опасения встретить в нем со временем соперника, чье влияние на юную королеву может оказаться более сильным, и это стало причиной его удаления из дворца.
Мануэль был помещен в военную школу, позже, когда он стал взрослым, повышение его шло очень медленно. Зиму он проводил обычно в Мадриде, лето — на пиренейских водах.
Он был очень популярен среди населения столицы и был любим также в высшем обществе за свой ум, любезность и умение оживить и разнообразить всякий разговор.