― Сын их бога, ―ответил годи. ―Римляне прибили его к тем тесинам, но последователи Христа говорят, что он не умер.
Это производило впечатление. Я подумал, что ежели бог позволил прибить себя гвоздями к деревяшкам, то он не ахти какой бог ―наши-то боги умные или, на худой конец, сильные воины, ―однако, коль скоро он пережил все это и вышел из такой переделки с улыбкой, с этим Христом нужно считаться.
― У тебя все? ―язвительно спросил Эйнар, потом повернулся к Иллуги Годи. ―Так где это? Ты должен знать, жрец.
Иллуги Годи присел на корточки, порылся в своем мешке и вынул кости с рунами. Я увидел, как люди в буром начали махать туда-сюда руками ―так, судя по всему, они чурались от злого глаза. Я рассмеялся. Иллуги не был злым.
Он бросил; кости звякнули. Он добыл из мешка горсть тонкого белого песка и сдул его с ладони в сторону алтаря, потом встал и улыбнулся.
― Здесь, ―сказал он и указал на алтарь.
Понять, что именно там можно что-то спрятать, не составляло труда ―во всем этом здании алтарь был едва ли не единственной вещью. И как я заметил, развеянный Иллуги песок лег неровно ―там, где алтарь касался плит пола. Песок завалился в щели, что означало: под ними пустота. Ох, умен же был этот Иллуги Годи.
Эйнар и Валкнут осмотрели алтарь, но там ничего не было ―ни ручки, ни какой-либо пометы. Недоумевая, они скребли в затылках, пока Гуннар Рыжий, более искушенный в устройстве тайников для сокровищ, не вышел вперед, не привалился к алтарю плечом и не толкнул.
Со скрежетом алтарь отодвинулся на несколько футов, открылись каменные ступени. Факел озарил маленькую кладовку, и содержимое ее вскоре вынесли наверх и разложили на плитах пола.
Там была тонкая серебряная тарелка, две металлические чаши ―золотые, хмыкнул Иллуги ―и две пустотелых серебряных палки, которые, как сказал Гуннар Рыжий, служили державами для толстых сальных свечей. Странно говорить об этом сейчас, но я никогда не видел таких и столь дивился на них, что чуть не пропустил дальнейшие чудеса.
Гейр вышел из подпола с двумя ящиками. Первый был наверняка тот, который требовался Эйнару, ―толстый, украшенный шишкой размером с человеческую голову. Другой был более плоским; Гейр поднял его и перевернул. Он был усеян цветным стеклом и имел огромную застежку, которую Гейр с легкостью оторвал, прикусил и с восхищением объявил:
― Серебро.
Потом, к моему изумлению, ящик раскрылся на две половины, и зашуршало множество плоских пластинок. Гейр переворачивал их снова и снова, а я смотрел, широко раскрыв рот ―что твоя лошадь с отвисшей губой.
― Он заполнен пластинками, ―удивился я. ―На них краска, да еще какие-то звери и птицы.
― Это книга, ―терпеливо объяснил Иллуги Годи, а Гейр хмыкнул. ―Христианские монахи такие делают. Это их священные писания. Вроде рун.
Чепуховина, презрительно подумал я. Руны вырезают на камне, или на дереве, или на металле ―иначе как они сохранились бы? Гейр вырвал одну пластину, чтобы показать мне, как эта штука ―книга ―работает, и я услышал, как один из людей в буром, тот, что с серебряными волосами, застонал.
Стейнтора интересовали вещи поважнее, и он раздраженно ворчал совсем из-за другого.
― Стало быть, никаких женщин?
― Христианские священники не якшаются с женщинами, ―сообщил Иллуги Годи, и Стейнтор бросил на него тяжелый взгляд.
― Херня. Раньше я трахал баб в этих христианских домах.
― Те женщины ―христианские жрицы, ―терпеливо объяснял Иллуги. ―Но они не водятся с мужчинами.
― Хватит, ―вмешался Эйнар, хлопнув Стейнтора по плечу. ―Все равно, пахать здесь свежие борозды нет времени, и никто не потащит с собой женщин.
И зачем вы здесь? Или я не велел собрать всех этих бурых в одном месте?
Словно в ответ, воздух раскололо тяжелым гулким ударом, за ним последовал другой. На мгновенье все опешили, потом Эйнар заорал:
― Колокол! Проклятый колокол!..
Гуннар Рыжий первым вломился в чулан в дальнем конце под башней.
Непокорный человек в бурой рубахе продержался достаточно долго, чтобы еще раз потянуть за веревку, прежде чем удар Гуннара размазал его зубы, кровь и мозги по противоположной стене. Колокол прогудел еще дважды ―будто призрак того человека все тянул за веревку, ―после чего замер и смолк.
А люди в храме ―оружие наизготовку ―стоят, не зная, чего еще ждать, губы облизывают. Стейнтор, сознавая, что вся тревога по его вине, пожал плечами, как бы извиняясь, торопливо склонился под гневным взглядом Эйнара и выбежал на поиски.
Эйнар в ярости ухватил толстый ящик, велел двум варягам взять остальное, потом повернулся к Кетилю Вороне и Ульф-Агару, дернув подбородком в сторону сгрудившихся бурых.
― Убейте их, потом быстро к воротам. Теперь придется спешить.
Я вышел, оборачиваясь, ―Валкнут нетерпеливо вытолкал меня за дверь. Послышались крики.
Снаружи молча толпилось Обетное Братство. Ни одна постройка не была подожжена, звон колокола помешал, и кто-то сказал, что надо бы это сделать, но Эйнар возразил, что слишком много времени уйдет на то, чтобы развести огонь.
― Они пойдут за нами! ―рявкнул он. ―Возвращаемся на «Сохатого» ―и быстро!
Гейр и Стейнтор побежали вперед, а он повел нас быстрым шагом, почти рысцой. Было уже совсем светло, но пасмурно, моросил дождь. Я заметил, что птицы трещат, как безумные.
Мы были на полпути к кораблю, может, и ближе, спускались по склону с красным папоротником, когда нас настигли.
Скапти, отдувающийся позади, вдруг завопил и указал назад. Все остановились и обернулись ―темные на коричневом и серо-зеленом, появились всадники, гнавшие лошадей по спутанным папоротникам и утеснику.
― Вершина холма, линия ―в три ряда! ―рявкнул Эйнар. ―Шевелись!
Пусть Обетное Братство спотыкалось и задыхалось, но свое дело они знали. Все ―кроме меня.
Они выстроились в три ряда: те, кто в кольчугах ―впереди, копейщики вторыми, все остальные ―сзади. Эйнар, проходя перед передовыми, увидел меня.
― Защищай Валкнута, юный Орм. А ты покажи им, с кем они имеют дело.
Валкнут развязал ремешки, и ткань, свернутая на его копье, развернулась ―стяг. Белый с черной птицей. Я понял, внезапно вздрогнув, что это Стяг Ворона. Я буду сражаться под Стягом Ворона ―как в саге.
У Валкнута в свободной правой руке ―топор.
― Стань слева от меня, Убийца Медведя. Ты ―щит, которого у меня нет! ―рявкнул он.
Я кивнул. Гейр и Стейнтор стояли с той же стороны ―по левому крылу. На другом конце занял место Скапти ―там хватало места для размаха его длинной данской секиры.
Эйнар усмехнулся, утирая капли пота из-под края шлема.
― Это не конница. Пешие на конях. Нынче не придется биться с конниками в кольчугах, нас ждет всего-навсего встреча с толстобрюхой дружиной какого-то местного богача.
Я увидел, как всадники спешились, заметил, что большая часть их в коже и имеет щиты, копья и секиры. Как и мы.
Один из них, в кольчуге и голосистый, заставил своих построиться тремя рядами ―опять же как мы. Их было много, наверное, человек на двадцать больше, чем нас, и они обошли нас с краев. Засвистела секира ―это Скапти на пробу размахнулся, определяя, докуда достанет.
Сеяла морось, все пропитывая насквозь. С нас капало, мы ждали среди папоротника и вереска.
Эйнар стряхнул дождь с глаз и хмыкнул, глядя на людей внизу. Они не спешили подходить к нам, и тут Эйнар подошел к Скапти. О чем-то они потолковали, потом Скапти просто бросил свою секиру и вынул более тяжелый из тех двух мечей, что были у него, тот, который он называл «Щитодробителем». Эйнар встал позади нас.