– Месье Туссен, если не ошибаюсь? – холодно произнес эмигрант. – Говоря откровенно, милостивый государь, с вашей стороны не совсем благоразумно было прийти сюда в такую минуту.
– Не совсем благоразумно? – отвечал нотариус, улыбаясь. – Почему же? Я пришел сюда, как и все старые друзья фамилии Кердренов, засвидетельствовать вам мое глубочайшее почтение и поздравить вас…
– Лицемер! Он насмехается над господином, – прервал его один из слушателей.
– Да, да, он смеется над нашим господином! – вскричал Конан, который в раздражении толпы видел средство к исполнению своих любимых проектов о сопротивлении. – Вон его с острова Лок! Неужели мы так и оставим это?
– Нет! Ни даже ради всех чертей! – вскричал Ивон Рыжий. – И если он не уйдет сию же минуту…
Туссен бесстрастно посмотрел на управителя.
– Э! Так это ты, старый упрямец, запираешь дверь у самого носа посетителей, – сказал он. – Я тебе прощаю вчерашние шалости, месье Конан, потому что знаю, какие причины не позволили тебе впустить меня. Но я надеюсь, что этого больше уже не будет.
– Будет, месье Туссен, и будет каждый раз, как только вы явитесь сюда, – сухо отвечал Конан.
– Ну же, покончим с ним, что ли? – вскричал один голос. – И если он не захочет выйти в дверь, выкинем его за окно.
– Да… за окно его!
Сто рук сразу поднялось с целью выполнить это намерение, но Альфред вступился.
– Смирно, друзья мои, – сказал он серьезно. – Я, один я имею право судить поведение господина Туссена относительно меня. И если я хочу забыть его вину, то кто имеет право вспоминать о них?
Никто не осмелился возразить. Туссен, несмотря на уверенность в себе, побледнел.
– Может быть, вам не так следовало бы защищать старого друга, – сказал он изменившимся голосом, – но это, без сомнения, моя ошибка – мне давно бы следовало все объяснить… Господин де Кердрен, мне нужно сейчас же поговорить с вами наедине, сделайте такое одолжение.
– К чему это? – отвечал Альфред тоном нетерпения. – Если для того, чтобы вам оправдаться в моих глазах относительно того, как вы сделались обладателем моего имения, в таком случае скажу вам наперед, что знаю без всяких объяснений все нужды, все настоятельные потребности и стечения обстоятельств – все, что можете вы привести в свое оправдание. Довольны ли вы этим?
– Нет, господин де Кердрен, разговор, которого я прошу у вас, относится намного меньше ко мне, чем к вам. Итак, позвольте мне настоятельно просить вас, чтобы мы остались с вами наедине.
Эмигрант ничего не ожидал от этого объяснения и всячески старался избежать его. Между тем он ласково проводил своих посетителей.
– Старые вассалы острова Лок, – сказал Туссен, – все-таки не уйдут так просто из замка. Бернар распорядится, чтобы на двор была принесена кое-какая провизия и бочка сидра, который должны пить за здоровье де Кердрена. Надеюсь, никто не откажется от исполнения этой обязанности!
– Вот, что хорошо; то хорошо! Есть-таки кой-что порядочное и в этой старой мачте с гнилого судна! – про бормотал один пьяница.
"Плут, – подумал Конан, – он знает их слабость и задумывает какую-нибудь штуку".
– Ну нет же! – сказал управитель громко. – Господин не может остаться наедине с этим человеком!
Оскорбительное подозрение, выражавшееся в этом замечании, снова заставило нотариуса слегка побледнеть.
– Месье Конан может слушать наш разговор, если ему будет угодно, – холодно сказал он.
– Тогда я, с позволения моего господина, останусь здесь, – отвечал управитель. – Но этого мало…
Он подошел к группе, в которой находились старый Пьер, китолов, Ивон Рыжий и некоторые другие, особенно преданные жители. Он тихо сказал им что-то.
Они энергично сжали кулаки, а потом пошли следом за толпой, которая, при известии о бочке с сидром, быстро ретировалась. Скоро в комнате не осталось никого, кроме Альфреда, нотариуса и Конана.
Глава 5.
Нотариус
Альфред бросился на стул и с грустным изможденным видом указал Туссену на другой.
– Пожалуйста, милостивый государь, покороче, – сказал он, – вы ведь понимаете, как горько для меня это нежелательное возвращение к прошлому. Я тороплюсь поскорее все закончить и немедленно уехать.
– Уехать… – повторил Туссен дружеским тоном. – Вы думаете уехать, господин де Кердрен? Что же это в замке и на острове Лок вам так не понравилось? Неужели перемены, произведенные в ваше отсутствие, вам не по вкусу? Неужели вы не заметили богатых лугов, плодоносных полей, заступивших место прежних песчаных пустырей и заразных болот? Правда, это не по нутру другу нашему Конану, но рассудительно глядя на дело, с точки зрения, научной, нельзя жалеть об этих улучшениях, значительно умножающих доходы имения. Надеюсь также, что и поправки, сделанные в замке, не оставляют желать ничего большего. Тщательно сохранено все, что соприкасается с вашими воспоминаниями и фамильными вашими преданиями. Потому я просто недоумеваю, отчего в вас такое отвращение к дому ваших предков.
– Вы забываете, что чем больше я нахожу его украшенным и достойным уважения, тем скорее я должен оставить его.
– А почему это, позвольте спросить?
– Потому что он уже не принадлежит мне.
– Он не принадлежит вам? А кто это вам сказал? Вы переговорили со мною, вашим законным, официальным поверенным? Отдал я вам отчет в своем управлении? Как же можете вы знать, хорошо или дурно я вел дело, вами мне вверенное?
Альфред удивленно развел руками. Конан стоял, разинув рот.
– Но, милостивый государь, – продолжал эмигрант, – в случае высшей силы, которой является полная конфискация моего имущества государством, эта доверенность уничтожалась…
– Эх! Разве вы никогда не слыхивали, что такое в подобных случаях означает извернуться? – продолжал Туссен. – Акт, который передал мне Конан после вашего отъезда, делал меня защитником ваших интересов. Зачем выяснять, какие именно средства я употребил для достижения этой цели? Действительно, месье де Кердрен, я не мог воспрепятствовать ни описи, ни продаже вашего поместья, как имущества эмигранта. Я боролся против этого всеми силами, но был побежден. Однако, месье, – продолжал он, развертывая бумаги и с особенной ловкостью раскладывая их на столе, – если вы потрудитесь заглянуть в эти документы, то убедитесь, что и замок, и остров Лок все еще в вашем владении, и вы в полном праве требовать с него доходы и прочее, в чем я готов отдать отчет вам или тому, кого вы назначите.
По мере того, как он говорил, глубокое изумление рисовалось на лицах Альфреда и Конана; только у старого служителя оно было с примесью радости, а у господина смешивалось с недоверчивостью и осторожностью.
– Как? Месье Туссен, – вскричал старик, – и вы в самом деле поступили как честный человек? Святой Мен, святой Ильек, святой Коломбан! Кто бы мог сказать! Но нет! Это невозможно!
Нотариус тонко улыбнулся. Альфред приказал Конану сидеть смирно и не прерывать разговор.
– Месье Туссен! Я совсем не понимаю то, что вы мне говорите. Я не могу поверить, чтобы я был господином острова Лок, после…
– Господином? – повторил нотариус. – Постойте, милостивый государь, я не говорил о господстве. Как вам известно, феодальные права были уничтожены декретом Национального собрания в 1790 году и доселе, насколько я знаю, не восстановлены. Я сказал только, что вы еще владелец замка со всеми его угодьями, и объясню, каким это образом.
Тут он взял в руки разложенные на столе бумаги и пустился в самые подробные объяснения этого факта, с первого взгляда столь невероятного.