- Скажем лучше, не нравятся вам! - воскликнула королева.
- Мне?
- Конечно! Не вы ли удалили госпожу де Шеврез, которая двенадцать лет
терпела гонения в прошлое царствование?
- Интриганка! Ей хотелось продолжать против меня козни, начатые против
Ришелье.
- А кто удалил госпожу Отфор, мою верную подругу, которая отвергла
ухаживания короля, чтобы только сохранить мое расположение?
- Ханжа. Она каждый вечер, раздевая вас, твердила, что вы губите свою
душу, любя священника, как будто кардинал и священник одно и то же.
- Кто велел арестовать Бофора?
- Бофор - мятежник, который так прямо и говорил, что надо убить меня!
- Вы отлично знаете, кардинал, - сказала королева, - что ваши враги - мои
враги.
- Этого мало, ваше величество. Надо еще, чтобы ваши друзья были и моими
друзьями.
- Мои друзья... - покачала королева головой. - Увы! У меня нет больше
друзей.
- Как может не быть друзей в счастье, когда они были у вас в дни ваших
невзгод?
- Потому что я в счастье забыла своих друзей. Я поступила, как Мария
Медичи, которая, возвратясь из первого своего изгнания, презрела
пострадавших за нее, а потом, изгнанная вторично, умерла в Кельне,
оставленная всеми, даже собственным сыном, потому что теперь все ее
презирали, в свою очередь.
- Но, быть может, еще есть время, - сказал Мазарини, - исправить ошибку?
Поищите между вашими прежними друзьями.
- Что вы хотите сказать?
- Только то, что сказал: поищите.
- Увы, сколько я ни смотрю вокруг себя, я не вижу никого, кем я могла бы
располагать. Дядей короля, герцогом Орлеанским, как всегда, управляет
фаворит: вчера это был Шуазн, сегодня Ла Ривьер, завтра кто-нибудь другой.
Принц Конде послушно идет за своим коадъютором, а тот - за госпожою де
Гемене.
- Но я вам советовал искать среди прежних, а не среди нынешних друзей.
- Прежних? - повторила королева.
- Да, например, среди тех, которые помогали вам бороться с Ришелье и даже
побеждать его...
"На что он намекает?" - подумала королева, с опаской поглядывая на
кардинала.
- Да, - продолжал он, - при некоторых обстоятельствах, с помощью друзей вы
умели, пользуясь тонким и сильным умом, присущим вашему величеству,
отражать нападения этого противника.
- Я! - воскликнула королева. - Я терпела, и только.
- Да, - сказал кардинал, - терпели, подготовляя месть, как истинная
женщина.
- Я терпела, и только.
- Да, - сказал кардинал, - терпели, подготовляя месть, как истинная
женщина. Но перейдем к делу. Помните вы Рошфора?
- Рошфор не был в числе моих друзей: напротив, он мой заядлый враг, верный
слуга кардинала. Я думала, что это вам известно.
- Настолько хорошо известно, - ответил Мазарини, - что мы приказали
засадить его в Бастилию.
- Он вышел оттуда? - спросила королева.
- Будьте покойны, он и теперь там; я заговорил о нем только для того,
чтобы перейти к другому. Знаете ли вы д'Артаньяна? - спросил Мазарини,
глядя на королеву в упор.
Удар пришелся в самое сердце.
- Неужели гасконец проболтался? - прошептала Анна Австрийская.
Потом прибавила громко:
- Д'Артаньян? Подождите, да, в самом деле, это имя мне знакомо.
Д'Артаньян, мушкетер, который любил одну из моих камеристок? Ее, бедняжку,
потом отравили.
- Только и всего? - сказал Мазарини.
Королева удивленно посмотрела на кардинала.
- Но, кардинал, кажется, вы подвергаете меня допросу?
- Во всяком случае, - сказал Мазарини со своей вечной улыбкой, все тем же
сладким топом, - в вашей воле ответить мне или нет.
- Изложите свои пожелания ясно, и я отвечу на них так же, - начала терять
терпение королева.
- Ваше величество, - сказал Мазарини, кланяясь, - я желаю, чтобы вы
поделились со мной вашими друзьями, как я поделился с вами теми немногими
знаниями и способностями, которыми небо наградило меня. Положение
осложняется, и надо действовать решительно.
- Опять! - сказала королева. - Я думала, что мы с этим покончили,
отделавшись от Бофора.
- Да, вы смотрели только на поток, который грозил смыть все на пути, и не
оглянулись на стоячую воду. А между тем есть французская поговорка о тихом
омуте.
- Дальше, - сказала королева.
- Я каждый день терплю оскорбления от ваших принцев и титулованных лакеев,
от всяких марионеток, которые не видят, что в моей руке все нити к ним, и
не догадываются, что за моим терпеливым спокойствием таится гнев человека,
который поклялся в один прекрасный день одолеть их. Правда, мы арестовали
Бофора, но из них всех он был наименее опасен. Ведь остается еще принц
Конде...
- Победитель при Рокруа! Арестовать его?
- Да, ваше величество, я частенько об этом думаю, но, как говорим мы,
итальянцы, pazienza (Терпение (итал.)). А кроме Конде, придется взять
герцога Орлеанского.
- Что вы такое говорите? Первого принца крови, дядю короля!
- Нет, не первого принца крови и не дядю короля, но подлого заговорщика,
который в прошлое царствование, подстрекаемый своим капризным и вздорным
характером, снедаемый скукой, разжигаемый низким честолюбием, завидуя тем,
кто превосходит его благородством, храбростью, и злясь на собственное
ничтожество, именно по причине своего ничтожества сделался отголоском всех
злонамеренных толков, душой всяких заговоров, подстрекателем смельчаков,
которые имели глупость поверить слову человека царственной крови и от
которых он отрекся, когда они оказались на эшафоте.