Но
Д'Артаньян был так поражен всем виденным, что ничего еще толком не
понимал; поэтому он довольно безразлично обернулся, когда в гостиную вошел
красивый юноша лет пятнадцати, просто, но со вкусом одетый, и изящно
поклонился, сняв шляпу с длинными красными перьями.
Тем не менее приход этого нового, совершенно неожиданного лица поразил
д'Артаньяна. Множество мыслей зародилось у него в уме, подсказывая ему
объяснение перемены в Атосе, казавшейся ему до сих пор необъяснимой.
Поразительное сходство Атоса с молодым человеком проливало свет на тайну
его перерождения. Д'Артаньян стал выжидать, присматриваясь и
прислушиваясь.
- Вы уже вернулись, Рауль? - сказал граф.
- Да, сударь, - почтительно ответил молодой человек, - я исполнил ваше
поручение.
- Но что с вами, Рауль? - заботливо спросил Атос. - Вы бледны и как будто
взволнованы.
- Это потому, что с нашей маленькой соседкой случилось несчастье.
- С мадемуазель Лавальер? - живо спросил Атос.
- Что такое? - раздалось несколько голосов.
- Она гуляла со своей Марселиной в лесу, где дровосеки обтесывают бревна;
я увидел ее, проезжая мимо, и остановился. Она тоже меня увидела, хотела
спрыгнуть ко мне с кучи бревен, на которую взобралась, но оступилась,
бедняжка, упала и не могла подняться. Мне кажется, она вывихнула себе
ногу.
- О, боже мой! - воскликнул Атос. - А госпожа дэ Сен-Реми, ее мать, знает
об этом?
- Нет, госпожа де Сен-Реми в Блуа, у герцогини Орлеанской. Я побоялся, что
девочке недостаточно хорошо оказали первую помощь, и прискакал спросить
вашего совета.
- Пошлите кого-нибудь в Блуа, Рауль! Или лучше садитесь на коня и скачите
туда сами.
Рауль поклонился.
- А где Луиза? - продолжал граф.
- Я доставил ее сюда, граф, и положил у жены Шарло, которая покамест
заставляет ее держать ногу в воде со льдом.
Это известие послужило гостям предлогом для ухода. Они поднялись и стали
прощаться с Атосом. Один только старый герцог до Барбье, двадцать лет
бывший в дружбе с семьей Лавальер, пошел навестить маленькую Луизу,
которая заливалась слезами; по, увидев Рауля, она отерла свои прелестные
глазки и сейчас же улыбнулась.
Герцог предложил отвезти ее в Блуа в своей карете.
- Вы правы, сударь, - согласился Атос, - ей лучше поскорее ехать к матери;
но я уверен, Рауль, что во всем повинно ваше безрассудство.
- Нет, сударь, клянусь вам! - воскликнула девочка, между тем как юноша
побледнел от мысли, что, быть может, он виновник такой беды.
- Вы правы, сударь, - согласился Атос, - ей лучше поскорее ехать к матери;
но я уверен, Рауль, что во всем повинно ваше безрассудство.
- Нет, сударь, клянусь вам! - воскликнула девочка, между тем как юноша
побледнел от мысли, что, быть может, он виновник такой беды.
- Уверяю вас, сударь... - пролепетал Рауль.
- Тем не менее вы отправитесь в Блуа, - добродушно продолжал граф, - и
попросите у госпожи де Сен-Реми прощения и себе и мне, а потом вернетесь
обратно.
Румянец снова выступил на щеках юноши. Он спросил взглядом разрешения у
Атоса, приподнял уже юношески сильными руками заплаканную и улыбающуюся
девочку, которая прижалась к его плечу своей головкой, и осторожно посадил
ее в карету; затем он вскочил на лошадь с ловкостью и проворством опытного
наездника и, поклонившись Атосу и д'Артаньяну, поскакал рядом с каретой,
не отрывая глаз от ее окна.
XVI
ЗАМОК БРАЖЕЛОН
Д'Артаньян глядел на эту сцену, вытаращив глаза и чуть не разинув рот: все
это было так не похоже на то, чего он ожидал, что он не мог прийти в себя
от изумления.
Атос взял его под руку и увел в сад.
- Пока нам готовят ужин, вы мне позволите, не правда ли, друг мой, -
сказал он, улыбаясь, - несколько разъяснить загадку, над которой вы
ломаете себе голову?
- Разумеется, господин граф, - сказал Д'Артаньян, вновь почувствовав то
огромное превосходство, которое Атос всегда имел над ним.
Атос поглядел на него с добродушной улыбкой.
- Прежде всего, мой милый Д'Артаньян, - сказал Атос, - здесь нет графа.
Если я назвал вас шевалье, то для того лишь, чтобы представить вас моим
гостям и чтобы они знали, кто вы такой; но для вас, Д'Артаньян, надеюсь, я
по-прежнему Атос, ваш товарищ и друг. Может быть, вы предпочитаете
церемонность, потому что любите меня меньше, чем прежде?
- Упаси боже! - воскликнул гасконец с честным молодым порывом, которые так
редки у людей зрелых.
- Ну, так вернемся к нашим старым обычаям и для начала будем откровенны.
Вас все здесь удивляет, не правда ли?
- Чрезвычайно.
- И больше всего я сам? - с улыбкой прибавил Атос. - Признайтесь.
- Признаюсь.
- Я еще молод, не правда ли; несмотря на мои сорок девять лет, меня все
еще можно узнать?
- Напротив, - ответил д'Артаньян, готовый до конца воспользоваться
предложенной Атосом откровенностью, - вы совсем неузнаваемы.