, вот они поравнялись.., она едет в мою сторону…
— Что это за карета?
— Тяжелый экипаж, в нем аббаты и военные.
— Дилижанс, — шепнул Ришелье.
— На экипаже нет никакой надписи? — спросил Бальзамо.
— Есть, — отвечал голос.
— Прочтите.
— На карете написано «Версаль» желтыми полустертыми буквами.
— Оставьте экипаж и следуйте за курьером.
— Я его больше не вижу.
— Почему?
— Дорога поворачивает.
— Сворачивайте и догоняйте его.
— Он скачет во всю прыть.., смотрит на часы.
— Что у него впереди?
— Длинная улица, великолепные дома, большой город.
— Следуйте за ним.
— Следую.
— Что там?
— Курьер изо всех сил погоняет коня, конь весь в мыле. Копыта так стучат по мостовой, что прохожие оборачиваются… Курьер свернул на улицу, которая уходит вниз. Он сворачивает направо. Конь замедляет бег. Всадник остановился у двери огромного особняка.
— Здесь надо за ним следить особенно внимательно, слышите?
Послышался вздох.
— Вы устали. Я понимаю, — сказал Бальзамо.
— Да, я в изнеможении.
— Пусть усталость исчезнет, я приказываю.
— Ах!
— Ну как?
— Благодарю вас.
— Вы по-прежнему чувствуете усталость?
— Нет.
— Видите курьера?
— Погодите… Да-да, он поднимается по большой мраморной лестнице. Впереди него идет лакей в расшитой золотом голубой ливрее. Он проходит через просторные сверкающие золотом гостиные. Подходит к освещенному кабинету. Лакей распахивает дверь, удаляется.
— Что вы видите?
— Курьер кланяется.
— Кому?
— Погодите… Он кланяется человеку, сидящему за письменным столом спиной к двери.
— Как он одет?
— На нем парадный костюм, словно он собрался на бал — У него есть награды?
— Да, большая голубая лента на перевязи.
— Какое у него лицо?
— Лица не видно. Ага!
— Что?
— Он оборачивается.
— Каков он собой?
— Живой взгляд, неправильные черты лица, прекрасные зубы.
— Сколько ему лет?
— За пятьдесят.
— Герцог! — шепнула графиня маршалу. — Это герцог! Маршал кивнул головой, словно желая сказать: «Да, это он… Однако давайте послушаем!»
— Дальше! — приказал Бальзамо.
— Курьер передает господину с голубой лентой…
— Вы можете называть его герцогом: это герцог.
— Курьер передает герцогу письмо, — послушно nonpd-вился голос, — он достал его из кожаного мешка, висящего у него за спиной. Герцог распечатывает и внимательно читает.
— Дальше?
— Берет перо, лист бумаги и пишет.
— Пишет! — прошептал Ришелье. — Черт бы его побрал! Если бы можно было узнать, что он пишет! Это было бы просто великолепно!
— Скажите мне, что он пишет, — приказал Бальзамо.
— Не могу.
— Потому что вы слишком далеко. Войдите в кабинет. Вошли?
— Да.
— Наклонитесь над его плечом.
— Готово.
— Можете прочесть?
— Почерк отвратительный: мелкий и неразборчивый.
— Читайте, я приказываю.
Графиня и Ришелье затаили дыхание.
— Читайте! — повелительно повторил Бальзамо.
— «Сестра», — неуверенно произнес голос.
— Это ответ, — одновременно прошептали Ришелье и графиня.
— «Сестра, — продолжал голос, — не волнуйтесь: кризис действительно имел место, это правда; он был тяжел, это тоже правда. Однако он миновал. Я с нетерпением ожидаю завтрашнего дня, потому что завтра я намерен перейти в наступление, и у меня есть все основания надеяться на успех: и в деле руанского парламента, и в деле милорда X…, и в скандале.
Завтра, после того, как я позанимаюсь с королем, я прибавлю постскриптум и отправлю вам письмо с тем же курьером».
Протянув левую руку, Бальзамо словно с трудом вытягивал из «голоса» каждое слово, а правой торопливо набрасывал то же, что в Версале де Шуазель писал в своем кабинете — Это все? — спросил Бальзамо.
— Все.
— Что сейчас делает герцог?
— Складывает вдвое листок, на котором только что писал, еще раз складывает, кладет его в небольшой красный бумажник: он достал его из левого кармана камзола.
— Слышите? — обратился Бальзамо к оцепеневшей графине. — Что дальше?
— спросил он Лоренцу.
— Отпускает курьера.
— Что он ему говорит?
— Я слышала только последние слова.
— А именно?
— «В час у решетки Трианона». Курьер кланяется и выходит.
— Ну да, — заметил Ришелье, — он назначает курьеру встречу после занятий, как он выражается в своем письме. Бальзамо жестом призвал к тишине.
— Что делает теперь герцог? — спросил он.
— Встает из-за стола, держит в руке полученное письмо. Подходит к кровати, опускает руку между кроватью и стеной, открывает тайник. Бросает туда письмо и затворяет железный сундучок.
— О! Это и впрямь чудеса! — в один голос воскликнули бледные от волнения герцог и графиня.
— Вы узнали все, что хотели, графиня? — спросил Бальзамо.
— Граф! — проговорила испуганная графиня Дю Барри, подходя ближе. — Вы оказали мне услугу, за которую я готова отдать десять лет жизни, да и этого было бы мало. Просите у меня всего, чего ни пожелаете.
— Вы знаете, графиня, что мы уже в расчете.
— Говорите, говорите, чего бы вы хотели!
— Время еще не пришло.
— Когда оно придет, то, пожелай вы хоть миллион… Бальзамо улыбнулся.
— Ах, графиня! — вскричал маршал, — уместнее был бы вам просить у графа миллион. Когда человек знает то, что знает граф, в особенности то, что он видит, это все равно, как если бы он открывал золото и алмазы глубоко в земле. Вот что такое читать мысли в человеческом сердце.
— Тогда, граф, я беспомощно развожу руками и безропотно преклоняюсь перед вами.
— Нет, графиня, придет день, когда вы сможете меня отблагодарить. Я предоставлю вам эту возможность.
— Граф! — обратился маршал к Бальзамо. — Я покорен, побежден, раздавлен. Я верую!
— Как поверил Фома неверующий, не так ли, господин герцог? Это называется не поверить, а увидеть.
— Называйте, как вам угодно, но я искренне раскаиваюсь, и если мне отныне будут что-нибудь говорить о колдунах, я найду, что ответить.
Бальзамо улыбнулся.
— А теперь, графиня, — обратился он к Дю Варри, — позвольте мне одну вещь.
— Пожалуйста.
— Мой разум устал. Позвольте мне освободить его магическим заклинанием.
— Разумеется!
— Лоренца! — заговорил Бальзамо по-арабски. — Спасибо! Я люблю тебя. Возвращайся к себе в комнату тем же самым путем, каким пришла сюда, и жди меня. Иди, моя любимая!
— Я очень устала, — ответил по-итальянски голос, еще более нежный, чем во время сеанса. — Приходи поскорее, Ашарат.
— Сейчас приду.
Те же легкие шаги стали удаляться.
Убедившись в том, что Лоренца ушла к себе, Бальзамо низко и в то же время не теряя достоинства поклонился. Растерянные гости пошли к фиакру, поглощенные потоком охвативших их беспорядочных мыслей. Они скорее напоминали пьяных, чем людей, находящихся в своем уме.
Глава 14. НЕМИЛОСТЬ
На следующий день большие версальские часы пробили одиннадцать. Людовик XV вышел из своих апартаментов, прошел через галерею и позвал громко и строго:
— Господин де ла Врийер!
Король был бледен и, очевидно, взволнован; чем больше он пытался скрыть свою озабоченность, тем более это было заметно по его смущенному взгляду и несвойственному для его лица напряженному выражению.
Среди придворных мгновенно наступила гробовая тишина. В толпе выделялись герцог де Ришелье и виконт Жан Дю Барри: оба они были спокойны и на вид равнодушны, словно ни о чем не догадывались.
Герцог де ла Врийер приблизился к королю и взял у него из рук указ.
— Герцог де Шуазель в Версале? — спросил король.
— Со вчерашнего дня, сир. Он возвратился из Парижа в два часа пополудни.