Пройдя уверенным шагом три или четыре улицы, она остановилась у дверей высокого многоэтажного дома, выстроенного в виде башни и имевшего довольно невзрачный вид. Несколько минут она стояла перед дверьми в глубоком раздумье, как бы колеблясь, входить ей или нет, затем решительно тряхнула головой и взялась за вделанное в дверь тяжелое бронзовое кольцо. Прозвучал резкий металлический звук, и минуту спустя в открывшейся двери показалось удивленное лицо Фегора.
— Фульвия… ты! — воскликнул он, почти в ужасе отступая назад.
— Как видишь, — отвечала этруска, стараясь казаться спокойной.
— Я не верю своим глазам! — продолжал шпион, беря Фульвию за руку и вводя ее в дом. — Я готов думать, что передо мной стоит не живая Фульвия, которая всегда избегала меня и относилась ко мне с презрением, а лишь ее призрак, та мечта, та далекая греза, которую порождала в моем мозгу пламенная любовь к тебе…
— Так ты все еще любишь меня? — насмешливо отозвалась Фульвия.
— О, больше жизни, больше почестей, больше всех сокровищ мира! — воскликнул Фегор. — Я готов даже отречься от своего отечества и сделаться римлянином, если бы ты этого захотела!..
— Очень приятно! — усмехнулась Фульвия. — Я пришла к тебе именно за тем, чтобы выяснить, насколько сильна и искренна твоя любовь. Если ты с такой готовностью собираешься ради меня предать свою страну, то тебе ничего не стоит раскрыть одну маленькую тайну, которая меня очень интересует.
— Что это за тайна? — удивился Фегор.
— Я хочу знать, где сейчас находится Офир, дочь Гермона. Фегор несколько мгновений колебался, затем ответил неуверенно:
— Она здесь, в Карфагене… Но какое тебе до нее дело?
— В доме Гермона? — продолжала вместо ответа свой допрос Фульвия.
— Этого я пока еще не знаю. Мне только известно, что ее жених, Тсоур, сторожит ее день и ночь. Боится новых попыток похищения Офир, хотя Хирам, как мне передавали, убит в недавней морской схватке.
— Тебя ввели в заблуждение! — спокойно возразила Фульвия. — Хирам жив и в настоящий момент находится здесь, в стенах Карфагена.
— А! — прорычал Фегор, яростно сжимая кулаки. — Этот человек собирается, кажется, похитить у богов их бессмертие! Но теперь, благодаря твоему признанию, я сумею свести с ним наконец наши старые счеты.
— Ты этого не сделаешь! — твердо заявила молодая этруска.
— Почему? Кто может помешать мне в этом? — злобно вскричал шпион Совета Ста Четырех.
— И не только не сделаешь этого, — продолжала Фульвия, не обращая внимания на ярость своего собеседника, — но поможешь Хираму найти и освободить Офир.
— Никто не заставит меня сделать это!
— Я заставлю! — ответила Фульвия. — Ты слишком давно твердишь мне о своей любви. Сумей же доказать теперь, что твои уверения не пустые слова.
Фегор прикусил губу и замолчал.
— Но я не могу предать Гормона, который мне платит за мое ремесло, — сказал он через несколько мгновений.
— Хирам заплатит тебе вдвое больше, — ответила девушка, — и, кроме того, он отдаст в твое распоряжение несколько десятков отборных воинов, с которыми ты сумеешь преодолеть все препятствия на пути к осуществлению цели.
— И когда Офир будет у Хирама…
Тогда…
Голос Фульвии внезапно сорвался, и глухое всхлипывание сорвалось с ее губ.
— Что это? Ты плачешь? — воскликнул Фегор.
— Нет, ты ошибаешься, — твердо ответила Фульвия, нечеловеческим усилием воли подавив готовые вырваться наружу рыдания. — Тогда я буду твоей…
Фегор поднялся с места.
— Отлично! — сказал он. — Я согласен. Если Хирам, как ты говоришь, заплатит мне щедро, то можно предать и Гермона.
Лицо Фульвии исказила гримаса отвращения.
— Н-негодяй! — пробормотала она сквозь зубы, — Надеюсь, новое твое предательство будет и последним. Она круто повернулась и вышла на улицу.
Первое слово, которое достигло ушей Фульвии и которое на все лады повторялось возбужденными более обыкновенного кучами прохожих, толпившихся там и здесь, было:
— Война!
В самом деле, за предыдущую ночь произошли события, которые обрушились на Карфаген подобно удару грома и привели его население в панический ужас. Дело в том, что карфагенское войско было разбито нумидийцами; пятьдесят тысяч отобранных человек, составлявших цвет наемных войск Карфагена, в сражении под Ороскопом понесли тяжелое поражение от войск старого коварного царя Нумидии. И как бы в довершение несчастья, в тот же самый день, когда гибли воины Карфагена, Рим объявил республике войну.
Когда Фульвия вернулась к себе домой и поднялась на второй этаж, она застала там Талу и его соратников, которые собрались вокруг Хирама. До них тоже уже дошло известие об ужасном поражении карфагенских войск, и ветераны страстно обсуждали важные известия. Увидев девушку, они смолкли и устремили на нее вопросительные взоры.
— Я видела его! — сказала этруска, подходя к Хираму, который при ее появлении, казалось, побледнел.
— Ты видела Фегора? А Офир? Что с нею?
— Жива и невредима.
— Жива? Офир жива! — радостно воскликнул воин. На его бледных щеках показался румянец, глаза заблестели.
— Моя Офир жива! — твердил он, улыбаясь. — Ты, Фульвия, возвращаешь мне жизнь…
— Да. Офир здесь! — упавшим голосом говорила этруска. — Фегор сказал мне это. Но где она, я еще не знаю.
— И у тебя хватило мужества пойти на свидание с этим человеком? — невольно удивился Хирам. — А если бы он тебя убил?
Фульвия пожала плечами.
— Что за беда? -промолвила она глухо. — Одной рабыней было ^бы меньше…
— Зачем говоришь ты так? — с упреком в голосе произнес Хирам. — Разве ты не чувствуешь себя равной с нами? Садись вот сюда и все рассказывай.
Повинуясь/приглашению, девушка устало опустилась на скамью рядом с воином и пересказала по порядку все, о чем она говорила со шпионом.
— Продажная тварь! — пробормотал Хирам, услышав об отношении Фегора к делу.
— Это же тебе на руку! — продолжала Фульвия. — Да, он продажен. Да, он служит тому, кто ему платит. Но если ты ему заплатишь хорошо, он будет служить тебе.
— Я рад отдать половину моего состояния, — воскликнул Хирам, — лишь бы спасти Офир.
— А я со своей стороны обещаю этому проклятому шпиону добрый удар мечом, — проворчал Сидон. — И об этом я позабочусь лично.
— Да, но нам надо поторопиться! — вмешался Тала. — Ведь римляне не будут дремать. Вот-вот их быстроходные корабли покажутся перед Карфагеном. Нам надо все закончить раньше этого, потому что, когда римляне будут тут, будет поздно что-нибудь делать. Разве гордый Карфаген защищен, как бы следовало? Разве республика позаботилась о том, чтобы обеспечить свою безопасность? Она будет не в состоянии долго противостоять римлянам.
— Боги! — воскликнул Хирам взволнованно. — Неужели же в самом деле судьбе угодно, чтобы я бежал отсюда? Вся моя кровь кипит при мысли об этом.
— А что тебе остается делать, Хирам? — обратился к нему немного насмешливо Тала. — Может быть, ты побежишь к членам Совета Ста Четырех — предлагать свои услуги? Тем самым проклятым торгашам, которые изгнали тебя на чужбину? И за что? Только за то, что ты вместе с великим Ганнибалом сражался с римлянами за славу, свободу, величие Карфагена?
— Да. Но ведь сейчас речь идет не о Совете Ста Четырех или суфетах! — возразил Хирам все еще взволнованно. — На карту поставлено самое существование Карфагена, моей родины!..
— Твоя родина? Я не пожертвовал бы единой капли крови за такое отечество.