Расправив плечи, широко расставив ноги, он заговорил ровным голосом, который полностью соответствовал его как бы высеченному из гранита лицу, освещенному настольной лампой.
— Да, я Мейсон, а вы Браунли.
Он ухитрился вложить в своей голос ровно столько неприязни, сколько ее было в голосе хозяина дома.
— Садитесь, — сказал Браунли. — Отчасти я даже рад тому, что вы приехали, мистер Мейсон.
— Благодарю, — ответил Мейсон. — Через некоторое время я сяду, пока же я предпочитаю постоять. Скажите, почему вас радует мой приход?
— Мистер Мейсон, вы очень умный и образованный адвокат.
— Благодарю вас.
— Не надо благодарить меня. Это вовсе не комплимент. Это истина. Или, вернее, признание факта. При данных обстоятельствах, не слишком‑то приятных для меня. Я с большим интересом следил за вашими успехами по газетам. А также с известным любопытством. Не стану скрывать, вы меня заинтриговали настолько, что мне хотелось с вами познакомиться. Фактически я собирался проконсультироваться с вами по одному вопросу. Но потом решил, что вряд ли стоит доверять дело, имеющее финансовое значение, адвокату, отличительной чертой которого является ловкость ума, а не…
— …чувство ответственности, — подхватил Мейсон насмешливым тоном, заметив, что Браунли колеблется.
— Нет, я не это имел в виду, но ваше искусство неразрывно связано с драматичностью и театральными эффектами. Когда вы станете старше, мистер Мейсон, вы поймете, что люди с большими средствами стремятся оставаться в тени от скандалов и всякого рода шумихи.
— Иными словами, вы раздумали ко мне обращаться.
— Совершенно верно.
— А поскольку вы не решились обратиться ко мне за консультацией, я имею полное право принять предложение тех людей, которые занимают противоположную позицию.
Тень улыбки промелькнула на губах старика, важно восседавшего за огромным столом в окружении предметов, говорящих о его богатстве и высоком общественном положении. Очевидно, он считал свою финансовую позицию своеобразной неприступной крепостью.
— Хороший ответ, — одобрительно произнес он. — Ваше умение обращать мои собственные слова против меня не вполне соответствует тому представлению, которое сложилось у меня о вас.
— Я уже коротко объяснил по телефону, почему мне необходимо с вами встретиться. Речь пойдет о вашей внучке. Независимо от того, каково ваше личное мнение, мистер Браунли, в действительности я вовсе не платный борец, защищающий интересы тех, у которых нашлось достаточно денег, чтобы нанять меня. Я борец, но мне нравится сознавать, что я выступаю за тех, кто не в состоянии постоять сам за себя, я не предлагаю свои услуги без разбора кому угодно. Я борюсь только для того, чтобы помочь восторжествовать справедливости.
— Не хотите ли вы убедить меня, мистер Мейсон, что вы всегда стараетесь наказать зло?
Браунли даже не попытался скрыть насмешку.
— Я вовсе не стараюсь вам ничего внушать, мистер Браунли. Я ставлю вас в известность: можете мне верить или не верить, это ваше дело.
Браунли нахмурился.
— Не считаете ли вы нескромным характеризовать себя подобным образом, мистер Мейсон?
— Нет, потому что кому как не мне самому судить об этом.
После этих слов Мейсон уселся в кресло, с самым непринужденным видом закурил сигару, отметив про себя довольно‑таки наигранную сверхсдержанность Ренволда Браунли.
— Не мне вам объяснять, — начал он, — что если человек обладает чем‑то заманчивым для других людей, он будет непременно подвергаться всякого рода давлениям. У вас есть деньги. Многие жаждут получить их. И для этого они прибегают к различным махинациям и шантажу с одной целью — заставить вас отказаться от собственного состояния в их пользу.
У вас есть деньги. Многие жаждут получить их. И для этого они прибегают к различным махинациям и шантажу с одной целью — заставить вас отказаться от собственного состояния в их пользу. Природа наделила меня борцовскими качествами, люди стараются воздействовать на мою доверчивость, чтобы вызвать у меня чувство симпатии. Я хочу сразу же выложить свои карты на стол. Цепь событий, обусловивших мой интерес к данному делу, была весьма необыкновенной. Я уверен, что это не была хитроумная, заранее подстроенная история, чтобы заручиться моей поддержкой. Если это окажется не так, то я не хочу ставить свой опыт и энергию на службу самозванцам и мошенникам, задумавшим черное дело. Таким образом, если эта цепь обстоятельств не является частью искусственной постановки, а является подлинной последовательностью событий, тогда есть все основания предполагать, что та особа, которую вы считаете дочерью вашего сына Оскара и Джулии Брэннер, в действительности вам совершенно чужая девушка.
— У вас имеются какие‑то данные, чтобы сделать подобное заявление? Кто уполномочил вас его сделать?
— Да.
Мейсон молчал, разглядывая горящий кончик своей сигары, затем, глядя в недобрые глаза своего собеседника, добавил:
— Я делаю данное заявление по поручению матери девочки, Джулии Брэннер.
На лице Браунли не отразилось никаких эмоций, усмешка же была совершенно ледяной.
— Могу ли я узнать, кто‑нибудь подтвердил вам личность Джулии Брэннер?
Лицо Мейсона могло бы соперничать по беспристрастности с лицом собеседника.
— Никто, — ответил он. — Вот почему я и обратился к вам. Если в моем деле имеется какой‑то обман, только вы один в состоянии его разоблачить.
— А если я сейчас докажу вам, что подобный обман действительно существует? — спросил Браунли.
Мейсон улыбнулся, разведя руками.
— В таком случае я оставлю это дело. Только учтите, мистер Браунли, я должен быть уверен.
— Джулия Брэннер — авантюристка. Самая настоящая авантюристка. Я нанял частных детективов, и они собрали сведения о ее прошлой жизни еще до того, как она познакомилась с моим сыном. Это любопытные данные.
Мейсон поднес сигару ко рту, сделал глубокую затяжку, улыбнулся, выпустил дым длинной струйкой и заговорил:
— Вне всякого сомнения, существует множество женщин, прошлое которых, если подвергнуть его микроскопическому исследованию, произведет шокирующее впечатление.
— Утверждаю, эта женщина — авантюристка.
— Вы сейчас говорите о Джулии Брэннер, которая была женой вашего сына?
— Да, конечно.
— В таком случае тот факт, что она авантюристка, не имеет ничего общего с юридическим статусом рожденного ею ребенка.
Браунли задумался, поколебался с минуту, затем продолжал с холодной беспристрастностью банкира, анализирующего все недочеты предполагаемой им финансовой операции.
— К счастью для всех, рожденный ею ребенок был изолирован от ее влияния еще в раннем детстве. Я не желаю вдаваться в подробности того, как это случилось. Сведения были получены преданными мне людьми, движимыми единственным желанием защитить мои интересы. Я случайно узнал, и, вне всякого сомнения, вы можете это проверить, что сама Джулия Брэннер тоже предприняла бесполезные, хотя и дорогостоящие попытки раздобыть те же самые сведения лично для себя. Но, разумеется, я располагал большими возможностями, чем она, и поэтому преуспел там, где она потерпела неудачу.
— Предпринимала ли Джулия Брэннер попытки примириться с вашей семьей? Прошу вас отбросить предубеждение и дать мне точный ответ.
Лицо Браунли оставалось серьезным.
— Она никогда не предпринимала попыток, потому что я принял меры, чтобы пресечь подобные действия с ее стороны.
— Правильно ли я понимаю, что вы имеете в виду тот факт, что вам удалось превратить ее в человека, скрывающегося от закона?
— Вы можете толковать мое заявление так, если вам угодно.