– Не знаешь, кто бы мог тебя разыскивать?
Адрес, записанный заведующим отделом кадров, был таков: ул. Китатёкё, 3-й квартал, здание «Нитто», 4-й этаж, контора адвоката Сувы.
Я прочитал адрес, и меня охватила растерянность. Как следует из сказанного выше, я был одинок. Может быть, мачеха, сводные братья и сестры все-таки пережили бедствия войны? Но я никак не ожидал, что они обратятся к адвокату, который станет искать меня по радио. Отчим? Но его уже нет в живых. Но больше ничего в голову не приходило.
– Сходи туда. Раз тебя кто-то ищет, нехорошо пренебрегать этим, – уговаривал меня начальник. И добавил: – До обеда ты свободен, иди прямо сейчас.
Или он знает больше, чем говорит, или просто сгорает от любопытства.
У меня было ощущение, будто я во власти каких-то чар, будто происходящее касается не меня, а персонажа романа, который я читаю. Тем не менее, как мне было предложено, я ушел с работы с бьющимся от надежды и волнения сердцем. На четвертом этаже здания «Нитто» на улице Китатёкё в третьем квартале отыскал контору адвоката Сувы и вошел в нее.
Адвокат Сува был седой, толстый и производил впечатление добряка.
Увидев его, я немного успокоился. В детективных романах мне нередко приходилось читать о потерявших совесть адвокатах, и по дороге сюда меня точила беспокойная мысль о том, что и адвокат Сува – орудие в руках каких-то мошенников.
Сува вкратце расспросил меня о моем прошлом, после чего поинтересовался:
– Так Торадзо Тэрада был вашим родным отцом?
– Вообще-то нет, по крови он мне не отец. Он женился на женщине с ребенком, на моей матери. А мама умерла, когда мне было всего семь лет…
– Вот как… И вы еще в детстве знали, что он вам не родной отец?
– Нет, когда я был маленьким, считал человека по имени Торадзо родным отцом. А истину узнал или непосредственно перед смертью матери, или сразу после нее, точно не помню.
– А как зовут настоящего отца, знаете?
– Нет, не знаю. – В этот момент меня впервые осенило, что, быть может, меня разыскивает родной отец, и сердце сильно забилось от волнения.
– Ни покойница мать, ни отчим никогда не называли имени вашего родного отца?
– Нет, не называли.
– Ваша мать, увы, умерла, а отчим, наверное, ждал, когда вы повзрослеете. Маловероятно, что он не знал имени вашего настоящего отца…
Я подумал, что отчим любил маму и ему, несомненно, было известно, от кого она родила меня. А сама она ничего не рассказывала мне, видимо, в ожидании подходящего случая. И если бы я не убежал из дома, если бы меня не забрали в армию, если бы отчим не погиб при бомбежке судостроительной верфи, он наверняка когда-нибудь открыл бы мне имя родного отца.
Я поделился этими соображениями с адвокатом, и он утвердительно кивнул головой:
– Да, наверняка… Стало быть, никаких свидетельств вашего происхождения у вас нет?
Помедлив минуту, я достал мешочек для талисмана, который носил с детства, и показал его Суве.
– Тацуя. Время рождения шестое сентября одиннадцатого года эпохи Тайсё. Фамилия не указана. Вы действительно до сих пор так и не знаете фамилию родного отца? А это что за бумажка?
С этими словами адвокат развернул хранившийся в мешочке листок. На нем кистью было нарисовано некое подобие карты. Честно говоря, я сам не понимал, что это за карта и зачем мне она. Больше всего изображение напоминало запутанный лабиринт. В нескольких местах виднелись пометки: «Жабры дракона», «Лисья нора», но непонятно было, названия ли это мест, или нечто другое. А сбоку от карты помещался текст – «Песни паломников». Мне подумалось, что между картой и текстом должна быть какая-то связь, ведь в нем упоминались и «Жабры дракона», и «Лисья нора».
При этом я не мог не задать себе вопроса: «Почему столько лет я храню эту странную бумажку?» И тут же вспомнил, при каких обстоятельствах получил ее от матери.
Я неоднократно видел, как она доставала откуда-то мешочек для талисмана, вглядывалась в листок, находившийся внутри, при этом на лице ее отражалась тоска, она краснела, глаза увлажнялись и сверкали неестественным блеском. А однажды, передавая мешочек мне, она сказала:
– Татт-тян [11] , береги эту карту. Не теряй ни в коем случае! Может быть, придет день и она принесет тебе счастье. Поэтому не рви, не выбрасывай ее. И постарайся никому о ней не говорить…
Верный указанию матери, я не расставался с мешочком и картой. Правда, по истечении двадцати лет о ее чудесном предназначении больше не вспоминал. Может быть, по инертности, а может быть, потому, что карта мне ничем не мешала, я не выбрасывал ее и по-прежнему всегда носил на себе. Но со временем я понял, что мать была права: эта карта оказала огромное, необъяснимое влияние на мою судьбу. Но у меня еще будет возможность подробнее рассказать об этом.
Мне показалось, что адвокат Сува не придал карте особого значения, и я собрался было уходить, свернув бумажку и положив ее в талисманный мешочек. И тут адвокат Сува заговорил:
– В общем, мне все ясно. Тем не менее для полной уверенности я вынужден попросить вас еще кое о чем.
Я с недоумением посмотрел на него.
– Я бы попросил вас раздеться догола, мне нужно осмотреть ваше тело.
Услышав это, я покраснел как вареный рак. Именно этого я всегда избегал. С детских лет я ненавидел выставлять напоказ свое тело, будь то в бане, в школе во время медицинского осмотра или в бассейне. Дело в том, что у меня на спине, на ягодицах, на ляжках, было много следов, будто к телу безжалостно прикладывали раскаленные щипцы для угля. Не слишком привлекательное зрелище. Вообще-то кожа у меня неясная и белая, как у девушки, вот только если б не эти фиолетовые рубцы… Как, отчего появились они? Этого я не знал. Несколько раз спрашивал у матери, но она вместо ответа неожиданно разражалась слезами, у нее начиналась истерика вроде тех, что случались по ночам, и я решил больше не заговаривать об этом.
– Осмотреть меня? Это имеет какое-нибудь отношение к тому, что меня разыскивают?
– Да, имеет. Если вы действительно тот, кого мы разыскиваем, на вашем теле должны быть доказательства этого.
Я решительно снял одежду, включая майку и брюки, и в одних трусах стыдливо предстал перед адвокатом Сувой.
Он внимательно осмотрел меня, потом, глубоко вздохнув, проговорил:
– Н-да… Ну что ж, спасибо. Наверное, очень не хотелось раздеваться? Теперь быстренько одевайтесь. Я убедился, что никакой ошибки нет.
Далее адвокат поведал следующее: меня и в самом деле разыскивают. Пока он не может назвать кто. Но этот человек говорит, что хочет узнать мой адрес, чтобы в дальнейшем заботиться обо мне. Он мне родной по крови. Очень богат, никакого зла мне не причинит.
– Я еще раз встречусь с ним, – сказал Сува, – а потом дам вам знать, как обстоят дела.
Адвокат записал мой адрес, место работы. На этом, собственно, и закончилась наша первая встреча.
Ситуация стала проясняться, но ощущение, что я нахожусь во власти каких-то чар, не покидало меня.
Вернувшись на работу, я вкратце пересказал заведующему отделом кадров, что сообщил мне адвокат.
Тот вытаращил глаза:
– Ничего себе… Значит, ты – внебрачный сын богатея?
Слух этот мгновенно распространился по всей фирме, и теперь при виде меня каждый начинал: «Внебрачный сын!», «Внебрачный сын!» Мне, ясное дело, никакого удовольствия это не доставляло.
В ту ночь я долго не мог заснуть. И вовсе не потому, что строил радужные планы и воздушные замки. То есть без этого, конечно, не обошлось, но главной причиной моей бессонницы было смутное беспокойство.