К моему удивлению, он об этом тоже не заикнулся. Мне казалось, что им
пора уже и до этого докопаться, однако, выходит, не успели еще.
Когда стенографистка, которой он велел отпечатать мои показания, вышла, я встал с кресла:
- Она с этим долго провозится, а мне нужно выполнить парочку поручений.
Зайду чуть попозже и подпишу. Если вы, конечно, не возражаете.
- Разумеется, нет. При условии, что вы сделаете это сегодня. Скажем, в пять.
- Договорились.
Уже возле двери я обернулся:
- Кстати, вы, должно быть, обратили внимание на то, что я не подтвердил свою репутацию острослова.
- Совершенно верно. Очевидно, вы выдохлись.
- Надеюсь, что дело не в этом. А в том, что моя голова была слишком уж занята одним сообщением, которое я только что услышал. Про пули.
- Какие пули?
- Ну, про те две пули. Разве вы еще ничего не знаете? Пуля, которой был убит Ибер, и та, что сразила Брайэма, вылетела из одного
револьвера.
- Я полагал, это держится... - он прикусил язык. - Откуда вы про это узнали?
Я улыбнулся.
- Знаю, что это держится в тайне. Не беспокойтесь, я не проговорюсь.
Наверное, даже не скажу об этом мистеру Вулфу. Но долго такое не удержишь - слишком уж горячо. Типу, который мне это сказал, оно прямо-таки
жгло язык.
Ну да он меня хорошо знает.
- Кто это? Кто вам об этом сказал?
- Кажется, это был комиссар Мэрфи. Шутка, разумеется, что свидетельствует о том, что я обретаю прежнюю форму. Итак, загляну до пяти
подписать показания.
У меня в руках был факт, причем добыл я его, ничем не рискуя. Если бы оказалось, что он не подтвердился - я бы узнал об этом по реакции
Мандельбаума, - что ж, меня могли и разыграть. О'кей, я красиво его подцепил. Знал бы Вулф, с чем я приду домой, он бы скорей всего заперся у
себя в комнате, не подходил бы к телефону, и мне бы пришлось орать ему через дверь.
Он только что уселся за ленч: филе окуня, запеченное в масле, лимонном соке и миндале, который мне пришлось с ним разделить. Даже не
существуй этого табу не говорить за столом о деле, я бы все равно не осмелился испортить ему трапезу. Но как только мы очутились в кабинете и
Фриц принес нам кофе, я начал:
- Мне страсть как не хочется заводить этот разговор сразу после ленча, но, по-моему, вы все-таки обязаны быть в курсе дела. Так вот: мы уже
на раскаленной сковородке. В самом пекле. По крайней мере, таково мое мнение.
Обычно, прежде чем поставить чашку на стол, он делает три глоточка обжигающего кофе, на этот раз он сделал всего два.
- Мнение?
- Да, сэр. Мандельбаум больше часа вытягивал из меня все, что я видел и слышал про Корея Брайэма. Я сказал, что загляну чуть позже
подписать показания, встал и уже на ходу кое-что ему сказал. Можете создать свое собственное мнение. Передаю дословно.
Что я и сделал. Слушать он меня начал с нахмуренным видом, под конец же он стал просто свирепым.
- Если угодно, можете злиться за то, что я выудил этот факт. Не проделай я этого номера, все бы оттянулось на день-два, не больше. Однако
вы умеете злиться и в то же самое время шевелить мозгами, я это уже наблюдал.
Однако
вы умеете злиться и в то же самое время шевелить мозгами, я это уже наблюдал.
Похоже, сейчас самое время ими пошевелить.
Вулф фыркнул.
- Он простофиля. Ему следовало догадаться, что ты берешь его на пушку.
- Совершенно верно, сэр, так что можете злиться на него.
- Это делу не поможет. И мозги от этого не зашевелятся быстрей. Это настоящая катастрофа. Остается решить одно: стоит ли, прежде чем
действовать, проверять тот факт, и если стоит, то как.
- Присутствуй вы при этой сцене, вы вряд ли бы сочли нужным его проверять. Да видели бы вы его физиономию, когда он говорил: "Я полагал,
это держится..." - и вдруг прикусил язык.
Вулф положил ладони на стол и уставился в пространство. Это не предвещало ничего хорошего, поскольку вовсе не значило, что он шевелит
мозгами. (Когда он ими шевелит, он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, а если слишком усердно шевелит, втягивает и вытягивает
губы.) Выходит, в настоящий момент он бездельничал. Сидел и ждал, когда ему поднесут пилюлю, после которой во рту долго остается неприятный
привкус. На это у него ушло целых три минуты.
Наконец он переложил ладони со стола на подлокотник кресла и сказал:
- Очень хорошо. Твой блокнот. Письмо мистеру Джареллу. Отправить немедленно с курьером. Или лучше отнеси его сам.
Он сделал глубокий вдох.
- Дорогой мистер Джарелл. Сопровождаю мое послание чеком на десять тысяч долларов, тем самым возвращая аванс, который вы мне выдали. Сумма
издержек была невелика, поэтому я не стал ее вычитать.
Абзац. Выяснились некоторые обстоятельства, ввиду которых я должен довести до сведения соответствующих властей информацию, которую получил,
действуя в ваших интересах, в частности, касающуюся пропажи вашего револьвера марки "боудоин" тридцать восьмого калибра.
Он замолчал, я поднял глаза от блокнота. Его губы были плотно сжаты, сбоку на шее подергивалась жилка.
- Нет. Не надо. Порви.
Мне самому это не больно нравилось. Я вырвал из блокнота две страницы, разорвал их на три части и швырнул в мусорную корзину.
- Соедини меня с мистером Кремером, - велел Вулф.
Это мне совсем не нравилось Вероятно, он решил, что промедление может нам дорого обойтись, и собрался расколоться еще до того, как об этом
будет поставлен в известность клиент. Разумеется, неэтичным такой поступок не назовешь - ведь дело идет о двух убийствах, но слабоволием назвать
можно. Я соединил его с Кремером, который, судя по его тону, тоже был не в настроении. Он сказал Вулфу, что может уделить ему всего одну минуту.
- Этого может оказаться больше чем достаточно, - ухмыльнулся Вулф. - Полагаю, вы помните наш разговор в субботу, то есть позавчера?
- Помню. Ну и что из того?
- Я сказал, что, если у меня будут основания считать, что я располагаю информацией, касающейся преступления, которое вы расследуете, я буду
обязан сообщить ее вам. Подозреваю, что в данный момент я такой информацией располагаю, но хотел бы убедиться в этом наверняка. Пока же я
вынужден опираться на данные, полученные своеобразным способом, следовательно, я не уверен, можно ли на них положиться. Мистер Гудвин установил,
а может, ему так только кажется, что отметки на пуле, которой был убит Корей Брайэм, были сравнены с отметками на пуле, которой был убит Джеймс
Л.