Следует помнить, что вся трагедия разыгралась в зажиточной семье, так что в доме несомненно находилось и несколько человек прислуги. Предположим, что какая-нибудь горничная совершенно случайно узнала, что проделала Наталья с валиками. Эта горничная тотчас же сообразила, что ей будет весьма выгодно присвоить себе валики, служащие оружием против ее господ. Вот почему она, никому ничего не сказав о своем открытии, тайком упаковала валики в чемодан и отправила последний сюда в Нью-Йорк кому-нибудь из родственников или знакомых. Возможно, что получатель за это время куда-нибудь уехал, или отправительница не знала его точного адреса. Так или иначе чемодан не был востребован.
– Но почему отправительница, если это, действительно, была какая-нибудь горничная, за все это время ни разу не поинтересовалась узнать, попал ли чемодан туда, куда следует?
– Вероятно, потому, что она боялась той же участи, какая постигла Наталью, если только убийцы узнают, в чем дело. Такие люди, как Рудольф и Макс, Оливетта и Диана, не побоятся укокошить всякого, кто может чем-нибудь угрожать им.
– Интересно знать, какие вещи, кроме валиков, находились еще в чемодане, – проговорил Дик, – возможно, что они наведут нас на верный путь. Откровенно говоря, ни одно дело еще не казалось мне столь безнадежным и запутанным.
– А я нарочно и сам еще не ознакомился с этими вещами, – сказал Ник Картер – так как я сначала хотел обдумать повествование Натальи независимо от всего прочего. А, впрочем, я и не думаю, чтобы те вещи могли разъяснить нам что-нибудь. Это мы еще увидим, когда сегодня рассмотрим подробно все то, что находится в чемодане. Ты мне вот что скажи, Дик: как долго, по твоему мнению, Наталья находилась в плену?
– Недель десять – двенадцать? – ответил Дик, – хотя определение это далеко не точное. Чемоданчик стоял на складе общества "Вельс Фарго" около года, стало быть, со времени совершения преступления теперь прошло уже месяцев двенадцать.
– Значит, наши мнения в этом отношении сходятся. Я тоже думал, что плен девушки начался месяцев пятнадцать-восемнадцать тому назад.
– Не кажется ли также и тебе, что отец Натальи занимал очень видное положение? – продолжал Дик. – Я хочу сказать, что по моему мнению, он был либо государственным, либо общественным деятелем, во всяком случае, человеком влиятельным, а не только обыкновенным коммерсантом.
– Почему ты так думаешь?
– Если только я верно понял то, что повествуют валики, то братья и сестра задумали убить Наталью лишь после того, как она категорически отказалась исполнить их требование; они знали, что ее отец, человек очень гордый, весьма привязан к Наталье. Они знали его слабую струнку, знали, что он больше всего дорожит своей честью и безупречным именем своей семьи. Они рассчитали, что если заденут его в этом смысле, то он сам будет считать себя обесчещенным, так как теряет положение в том обществе, в котором всегда играл значительную роль и что это, в конце концов, доведет его до самоубийства.
– Это очень остроумная догадка, Дик, – согласился Ник Картер, – и я считаю этих негодяев вполне способными на такой замысел. Сознание, что любимая дочь сбилась с пути, наверное заставила бы гордого отца не только совершить самоубийство, но предварительно и лишить Наталью наследства; а ее права тогда, конечно, перешли бы к братьям и сестре. Но, когда замысел не удался вследствие упорного нежелания Натальи подчиниться, они задумали убить и отца, и дочь, а затем присвоить себе состояние при помощи подложного завещания. Все это придумано очень хитро, да, по всей вероятности, и исполнено удачно. Я только не понимаю того, каким образом можно было просто похитить из такого дома молодую девушку и держать ее где-то взаперти.
Надо ведь полагать, что отец принял все зависящие от него меры к розыску своей любимой дочери.
– Если только ее не оклеветали в его глазах еще раньше, – произнес Дик, – видишь ли Ник, именно над возможностью этого факта я сильно задумывался. При этом у меня и явилась мысль, что отец Натальи либо сановник, либо государственный деятель или кто-нибудь в этом роде, и что он по делам службы часто надолго отлучался из дома. По всей вероятности, Оливетта, будучи старше Натальи на шесть лет, воспитывала последнюю. Мы знаем, что Оливетта была лицемерна и коварна, но умела казаться чрезвычайно приветливой, точно так же, как и брат ее, Макс. Рудольф же не умел скрывать своего хищного характера. Надо полагать, Оливетта давно уже наушничала старику. Она целыми годами неустанно жаловалась на недостойное поведение Натальи, а когда последняя в один прекрасный день скрылась, то заговорщикам было уже нетрудно убедить сомневавшегося в чистоте своей дочери отца в том, что Наталья бежала со своим любовником.
– Все это я отлично понимаю, – согласился Ник Картер, после некоторого раздумья, – и, если братья и сестра подтасовали таким образом карты, то достаточно было одного наглядного факта, чтобы довести отца до отчаяния и заставить его лишить Наталью наследства. Но, ведь все это могло случиться также с богатым коммерсантом?
– Не думаю. У коммерсанта первую роль играет чековая книжка и текущий счет в банке, – ответил Дик, – у коммерсанта, разумеется, тоже есть сердце, и он тоже будет сокрушаться о блудной дочери, но это не доведет его до самоубийства, так как подобный инцидент не пошатнет его положения в торговом мире. Другое дело – сановник или государственный деятель: на него будут указывать пальцами и говорить: "ведь это министр такой-то, или сенатор такой-то!" "Ведь это отец той самой, которая...". Подобные сплетни обязательно повредят ему в обществе и доведут его до крайности.
– Другими словами, – заговорил Ник Картер, – если мы хотим добиться выяснения этого таинственного случая, то нам следует узнать, в какой именно высокопоставленной семье разыгралась такая трагедия?
– Жаль, что мы не знаем, кто такая эта Диана, – заметил Дик, – какую роль играла она во всей этой истории? Наталья, очевидно ее не знала, так как ей неизвестна была даже фамилия этой Дианы.
– Этот пункт и для меня неясен, – согласился Ник Картер, – я склонен думать, что Диана была невеста, но во всяком случае незаконная супруга одного из братьев, так как в последнем случае Наталья знала бы ее.
– Да, нам предстоит решить весьма сложную задачу и придется поломать голову, – произнес Дик, вставая, – а теперь я пришлю к тебе Патси, так как я пока ничего не могу прибавить к тому, что сказал.
* * *
Тотчас же после ухода Дика в комнату вошел Патси.
– Ну что, Патси? – спросил Ник Картер, – к какому ты пришел заключению?
– Пока еще ни к какому. Мне только кажется странным, что двенадцатый валик тоже оказался в чемоданчике. Кто снял его и упаковал?
– От этом я уже говорил с Диком, – отозвался Ник Картер, – и нам кажется, что мы догадались, в чем дело. Пусть Дик сам тебе расскажет, какого мнения он в данном случае придерживается. Что ты можешь сказать еще?
– Хотелось бы знать, кто такая эта Диана?
– Об этом мы поговорим потом, сначала говори о своих догадках.
– Видите ли, Наталья распевала исключительно старинные песни, а это странно, так как молодые девушки редко поют старые песни, если им известны мотивы новых.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Мне кажется, что Наталья воспитывалась где-нибудь в монастыре, или в каком-нибудь помещичьем замке, окруженном огромным, вековым парком.