. Но он пришел сюда восемнадцатого мая, и ему задали несколько шаблонных вопросов... После этого он был вызван во второй раз на двадцать второе или двадцать третье мая, не знаю, для чего, возможно, инспектор Люка захотел кое-что уточнить. Итак, двадцать второго мая после полудня Буле снял со счета в банке пятьсот тысяч франков... Ему срочно понадобились наличные деньги... Он не мог ждать до вечера, чтобы взять их в кассе своего кабаре... И эта сумма бесследно исчезла... Я не спрашиваю, не вы ли ее получили... Я это знаю...
Он произнес последние слова с презрением, какого никогда еще не выражал ни одному человеческому существу.
- Восьмого или девятого июня Буле получил третий вызов в полицию на среду, на двенадцатое июня... Он испугался, он страшился скандала...
Несмотря на свое ремесло, а может, именно благодаря ему он превыше всего ставил свою респектабельность... Вечером одиннадцатого июня, накануне того дня, когда он должен был явиться по повестке, он был встревожен и в то же время негодовал, ведь пятьсот тысяч франков он выложил за свое спокойствие... С десяти часов вечера он звонил вам по телефону, но ему никто не отвечал... Он много раз набирал номер, и, наконец, вы взяли трубку и согласились принять его минут через пятнадцать или через полчаса... Легко себе представить, что он сказал вам в тиши вашего кабинета. Он заплатил, чтобы его не вмешивали в дело Мазотти, чтобы его имя не попало на страницы газет... А вместо того, чтобы оставить его, в покое, на что он мог бы рассчитывать, его собираются допрашивать снова, да еще в стенах Уголовной полиции, где он рискует нарваться на журналистов и фоторепортеров... Он почувствовал себя обманутым. Он негодовал так же, как сейчас Гастон Моран... Он заявил вам, что будет говорить начистоту и напомнит полиции о сделке, которую заключил с ней.
Вот и все... Если бы он вышел от вас живым, если бы на следующее утро пришел сюда и здесь излил свою злость... Дальнейшее меня уже не касается, мсье Гайар... Я не стремлюсь получить от вас признание...
Он снял трубку.
- Торанс?.. Ты можешь отпустить парня... Не забудь записать его адрес, судебному следователю он потребуется... А потом приходи за тем, который находится у меня...
Он ждал стоя, жаждая поскорее избавиться от присутствия адвоката.
И тогда адвокат, не подымая головы, едва слышно произнес:
- У вас когда-нибудь была страсть, мсье Мегрэ? Мегрэ сделал вид, что не услышал вопроса.
- У меня было две страсти...
Комиссар счел за лучшее повернуться к нему спиной, твердо решив не дать себя разжалобить.
- Сначала - моя жена, которую я всеми силами пытался сделать счастливой...
В его голосе звучала горечь. Он помолчал.
- Потом, когда она заточилась в своей комнате и я почувствовал необходимость развлечься, у меня появилась новая страсть - игра...
В коридоре послышались шаги. В дверь тихо постучали.
- Войдите!
Торанс застыл в проеме двери.
- До моего возвращения из Дворца правосудия отведи его в задний кабинет...
Мегрэ не взглянул на уходящего Гайара. Потом он снял трубку, чтобы спросить у судебного следователя, могут ли они немедленно увидеться.
Несколько минут спустя он миновал маленькую застекленную дверь, которая отделяла здание полиции от Дворца правосудия.
Отсутствовал он час. Когда вернулся, в его руке была официальная бумага. Открыв дверь в комнату инспекторов, он нашел Люка, сгорающего от нетерпения все узнать.
Когда вернулся, в его руке была официальная бумага. Открыв дверь в комнату инспекторов, он нашел Люка, сгорающего от нетерпения все узнать.
Без лишних слов комиссар протянул ему ордер на арест Жан-Шарля Гайара.
- Он сейчас в заднем кабинете с Торансом... Вдвоем отведете его в камеру предварительного заключения...
- Надеть наручники?
Это было правило, в котором иногда допускались исключения. Мегрэ не хотелось выглядеть мстительным... Последние слова адвоката внесли в его душу смятение.
- Нет...
- Что сказать охране?.. Снять с него галстук, ремень, шнурки?..
Опять правило и опять не без исключений.
Мегрэ поколебался, помотал головой - нет. И остался один в своем кабинете.
Когда в этот вечер комиссар с некоторым опозданием пришел обедать, мадам Мегрэ заметила, что глаза у него немного осоловелые, но поблескивают и от него попахивает вином.
Во время обеда он почти все время молчал и встал, чтобы выключить телевизор, который раздражал его.
- Ты уходишь?
- Нет.
- Твое дело закончено?
Он не ответил.
Спал он беспокойно, поднялся в мрачном настроении и решил, как он иногда делал, отправиться на набережную Орфевр пешком.
Едва он ступил на порог своего кабинета, как дверь комнаты инспекторов открылась. Люка притворил ее за собой, серьезный и таинственный.
- У меня для вас новость, патрон...
Догадался ли он, что хочет сообщить ему инспектор? Люка не раз задавал себе этот вопрос, но так никогда и не узнал ответа на него.
- Жан-Шарль Гайар повесился в своей камере...
Мегрэ не встрепенулся, не стиснул зубы, продолжал стоять и смотреть в открытое окно на шумящие листвой деревья, на лодки, что скользили по Сене, на прохожих, которые, словно муравьи, кишели на мосту Сен-Мишель.
- Я еще не знаю подробностей... Вы думаете, что...
- Думаю что? - спросил Мегрэ неожиданно агрессивным тоном.
Люка пошел на попятный:
- Я хотел бы узнать...
Он быстро закрыл дверь, а всего час спустя Мегрэ можно было увидеть спокойным, занятым, судя по всему, текущими делами.