Он был без пиджака, в руке держал бутерброд.
- Входите... Не обращайте внимания на беспорядок...
Из спальни доносился плач ребенка. Маленький мальчик уцепился за платье довольно полной молодой женщины; она еще не успела причесаться, и ее черные волосы ниспадали на спину.
- Моя сестра Марина...
Как и следовало ожидать, у нее были покрасневшие глаза, и она казалась немного не в себе.
- Пройдите...
Она провела их в гостиную, где тоже царил беспорядок: на ковре валялась опрокинутая деревянная лошадка, на столе стояли немытые чашки и стаканы. , Женщина постарше, еще более полная, одетая в халат небесно-голубого цвета, вышла из другой двери и с подозрением разглядывала пришедших.
- Моя мать... - представил Антонио. - Она почти не говорит по-французски... Видно, никогда уже не научится...
Квартира выглядела просторной, удобной, но обставлена была той непритязательной мебелью, что продается в универсальных магазинах.
- А где ваша младшая сестра? - поинтересовался Мегрэ, оглядываясь.
- С малышкой... Она сейчас придет...
- Как вы все это объясняете, господин комиссар? - спросила Марина; акцент у нее был меньше, чем у брата.
Ей было восемнадцать или девятнадцать лет, когда Буле встретил ее.
Сейчас ей двадцать пять или двадцать шесть, и она еще очень красива - матовая кожа, темные глаза. Сохранила ли она свое кокетство? При таких обстоятельствах судить об этом трудно, но комиссар мог бы поспорить, что она уже не заботилась ни о фигуре, ни о нарядах, просто счастливо жила в окружении своей матери, своей сестры, своих детей и мужа, и ничто в мире больше не волновало ее.
Едва войдя в квартиру, Мегрэ потянул носом и почувствовал запах, который витал здесь и который напоминал ему запах итальянских ресторанов.
Антонио явно держался как глава семьи. Не был ли он им в какой-то степени еще при жизни Эмиля Буле?
Не у него ли бывший помощник метрдотеля должен был просить руки Марины?
Все еще держа бутерброд в руке, Антонио спросил:
- Вы что-нибудь выяснили?
- Я хотел бы знать, когда во вторник вечером ваш зять ушел из дома и был ли у него с собой пистолет?
Антонио посмотрел на сестру, та, поколебавшись минуту, торопливо прошла в другую комнату. Дверь осталась открытой, и через нее можно было увидеть столовую, Марина пересекла ее и вошла в спальню. Там она открыла ящик комода и вернулась с темным предметом в руке.
Это был пистолет, она держала его осторожно, как человек, который боится оружия.
- Он лежал на своем месте, - сказала Марина.
- Ваш муж не всегда носил его при себе?
- Нет, не всегда... В последнее время - нет... Антонио вмешался:
- После смерти Мазотти и отъезда его банды на юг у Эмиля отпала необходимость носить оружие...
Это было показательно. Значит, выходя из дома во вторник вечером, Эмиль Буле не ожидал никакой опасной или неприятной встречи.
- В котором часу он вас покинул, мадам?
- Без нескольких минут девять, это его обычное время... Мы пообедали в восемь часов. Перед уходом он, как всегда, зашел поцеловать детей, они уже лежали в кроватках...
- Он не показался вам озабоченным?
Она силилась припомнить.
У нее были очень красивые глаза, и в другое время они, должно быть, искрились лаской и весельем.
- Нет, не думаю... Вы знаете, Эмиль был сдержан, и тем, кто не знал его близко, он, верно, представлялся человеком замкнутым...
Две слезинки блеснули у нее на ресницах.
- По натуре он был очень добрый, очень чуткий...
Она повернулась к матери, которая слушала разговор, скрестив руки на животе, сказала ей несколько слов по-итальянски, и та в знак согласия закивала головой.
- Я знаю, что думают о владельцах ночных заведений... Их представляют себе своего рода гангстерами, да и правда, среди них есть такие...
Она утерла глаза и взглянула на брата, как бы спрашивая у него разрешения продолжить.
- А он скорее был робкий... Но только, пожалуй, не в делах. Его окружало столько женщин, с которыми он мог бы делать все, что ему заблагорассудится, но он не в пример большинству своих коллег считал их служащими и, даже если оставался с кем-нибудь из них наедине, вел себя уважительно... Я это прекрасно знаю, ведь прежде чем стать его женой, я тоже служила у него. Верите ли, нет, но он несколько недель обхаживал меня, словно юноша... Пока шло представление, он иногда разговаривал со мной, расспрашивал, где я родилась, где жила моя семья, в Париже ли живет моя мать, есть ли у меня братья и сестры... И только... Но ни разу за все время не коснулся меня... Даже ни разу не предложил проводить...
Антонио согласно кивал головой, всем своим видом показывая, что он никогда не допустил бы иного отношения.
- Конечно, - продолжала Марина, - он знал, что такое итальянки, ведь в "Лотосе" среди персонала всегда можно было найти двух или трех моих соотечественниц... Однажды вечером он спросил меня, нельзя ли ему встретиться с моим братом...
- Он был порядочный человек... - подтвердил Антонио.
Мать, по всей вероятности, все же понимала по-французски и время от времени открывала рот, чтобы вступить в разговор, но, не найдя нужных слов, продолжала молчать.
Вошла молодая девушка, одетая во все черное, уже причесанная и подкрашенная. Это была Ада. С виду лет двадцати двух, не старше, она, судя по всему, была вылитой копией своей сестры, когда та пребывала в ее возрасте. Ада с любопытством оглядела пришедших и сказала Марине:
- Наконец-то она уснула... - Потом обратилась к Мегрэ и Люка:
- Не угодно ли вам присесть?
- Насколько я знаю, мадемуазель, вы служили секретарем у вашего зятя?
У нее тоже чувствовался акцент, но едва заметный, как раз такой, чтобы придавать ей еще больше очарования...
- Это слишком громко сказано... Эмиль сам вел все свои дела... Они не требовали много писанины...
- У него был кабинет?
- Да, это называли кабинетом... Крохотная комнатка на антресолях над "Лотосом"...
- В котором часу он приходил туда?
- Обычно он спал до полудня и завтракал вместе с нами... К трем мы вместе отправлялись на улицу Пигаль...
Мегрэ переводил взгляд с одной сестры на другую, стараясь угадать, не возникало ли у Марины хоть немного чувства ревности к младшей сестре. Но во взгляде молодой женщины он не нашел и намека на это...
Насколько он мог судить, еще три дня назад Марина была женщиной вполне довольной своей судьбой, довольной тем, что она весьма беззаботно живет вместе с матерью и детьми в квартире на улице Виктор-Массе, и, наверно, если бы ее муж не умер, у нее было бы еще много детей.