Имеется ли у
вас такое?
- Нет.
- Имеете ли вы еще что-нибудь сказать?
- Нет.
- Желаете ли вы прокомментировать то, что было сказано о мисс О'Нейл?
- Нет.
Взгляд Вулфа перешел на следующего гостя:
- Мистер Квест?
Глава 12
В течение пятидесяти с небольшим часов, которые прошли со времени моего визита в здание "Софтдауна" на Коллинз-стрит, у меня было
достаточно свободного времени для исследований, и одним из добытых мною сведений стал возраст Бернара Квеста. Ему стукнул восемьдесят один год.
Тем не менее было бы рискованно делать заключение, как сделал это Вулф в случае с Виолой Дьюди, что если он и убил Присциллу Идз, то скорее мог
быть организатором, а не исполнителем. Несмотря на его белые, благородного вида волосы и старую, морщинистую кожу, я мог бы держать пари, что,
судя по его взгляду, движениям и манере держаться, он мог бы еще подтянуться на руках пять, а то и шесть раз подряд.
Квест сказал Вулфу тихим, но твердым и сильным голосом:
- За всю долгую жизнь мне пришлось проглотить лишь две по-настоящему горьких пилюли. И это дело - одна из них. Я не имею в виду
неестественную смерть Присциллы Идз, хотя она была неожиданна и вызвала во мне сожаление. Для меня важен тот факт, что я, Бернар Квест, вовлечен
в это дело не только вами - ваше расследование меня не волнует, - но и официальными лицами, ответственными за расследования преступлений.
Его взгляд переместился влево, в сторону Питкина и мисс Дьюди, потом вправо, в сторону Брукера, Холмера и снова остановился на Вулфе.
- Все здесь присутствующие - дети в сравнении со мной. Я неразлучен с нашим делом в течение шестидесяти двух лет. Я был коммерческим
директором двадцать девять лет и вице-президентом тридцать четыре.
Мною или под моим руководством продано продукции больше чем на четверть миллиарда долларов. В 1923 году, когда Натан Идз сделал меня вице-
президентом, он обещал, что наступит время, когда я получу значительную часть акций корпорации. В последующие годы он повторил свое обещание
семь раз, но так и не сдержал его. В 1938 году Натан Идз сказал мне, что вписал в свое завещание пункт, благодаря которому его обязательства
передо мной будут выполнены. Я протестовал, я был настолько возмущен, что хотел укрепить свой протест реальными действиями, но было уже слишком
поздно. Мой возраст подходил к семидесяти, и конкурирующие фирмы, которые раньше предлагали мне перейти к ним на более выгодные условия,
перестали это делать. К тому времени я знал, конечно, что не могу полагаться на слово Натана Идза. Но я слишком долго ждал. И уже не смог
применить каких-либо эффективных методов для того, чтобы добиться своего.
Четырьмя годами позже, в 1942 году, он умер. Когда было оглашено его завещание, я обнаружил, что он опять нарушил свое слово. Я вам сказал,
что проглотил по-настоящему две горькие пилюли. Так вот, это была первая. Вы можете спросить, а в чем, собственно, дело?
Мне было уже больше семидесяти. Мои дети выросли и разбрелись по всему свету, счастливые и удачливые. Жена моя умерла. У меня был
достаточный годовой доход, я получал больше, чем мне нужно. Какую пользу могут мне принести акции корпорации на сумму в три миллиона долларов?
Да никакой. Совершенно никакой.
Совершенно никакой. Возможно, я имел бы от них больше неприятностей, чем пользы. Но я решил убить девушку, Присциллу Идз, которой
тогда было всего пятнадцать лет, чтобы получить по крайней мере ее часть.
- Берни! - крикнула мисс Дьюди.
- Да, Ви.
Он посмотрел на нее, кивнул и снова повернулся к Вулфу:
- Я не сказал об этом в полиции. Я не собирался ничего скрывать от них, но тот, кто меня допрашивал, мне не понравился. Это был не тот
человек, которому можно было дарить такого рода признания.
Я вдруг обнаружил для себя, что мне было бы приятно это сделать. Я, пожалуй, употребил не то слово.
Нет, не приятно, но все же какая представилась бы великолепная возможность свалить с себя этот груз. Мое понятие о чести, о справедливости
было оскорблено.
Я знал, что Натан Идз, получивший дело в наследство, вложил очень мало своего в его удивительный рост за последние четверть столетия. Он
был его главой лишь номинально. Дело обязано было своим процветанием главным образом двум людям: Артуру Гильему, гению производства, и мне.
Для того чтобы удержать Гильема, Идз передал ему десять процентов софтдаунских акций. Ими теперь владеет дочь Гильема, Сара Джеффи.
Поскольку я не был так настойчив, как Гильем, то не получил ничего. Бессовестное вероломство Натана Идза - условия его завещания - стало
для меня последней каплей. Я задумал убить Присциллу не ради денег. Подобное решение было бы слишком рациональным, а мои чувства отнюдь этим не
отличались.
Просто я был выведен из душевного равновесия, находился в состоянии какого-то помрачения. Я решил ее задушить.
Я знаю, что многих преступников обнаруживали путем лабораторных исследований предмета или предметов, на которых они оставляли следы,
поэтому предпринял все меры предосторожности, чтобы избежать этой опасности. Мне нужен был кусок веревки, и я провел много часов, размышляя,
каким путем можно его достать, не вызывая подозрений.
Я жил в Скарсдейле. При моем доме был двор и гараж, и там, конечно, хранились разные веревки, которые могли бы мне послужить. Но нельзя
было оставлять никаких следов.
Я, как мне кажется, разрешил проблему просто. Доехал до конца Бродвейского шоссе, а потом пошел пешком... За полчаса я обнаружил несколько
кусков веревки, которые вполне могли подойти, но я был разборчив.
Та, которую я выбрал, валялась у конца земельного участка, неподалеку от дороги, - кусок веревки для сушки белья около трех футов длиной. В
пределах сотни шагов не было видно никаких прохожих. И все же, подбирая ее, я наклонился, будто бы завязывал шнурок, и когда выпрямился,
веревка, уже хорошо смотанная, находилась в моей руке.
Дьюди вновь прервала его:
- Признайтесь, что вы все это выдумали, Берни?
- Нет. Так оно и было. Я быстро сунул веревку в карман и оставил ее там до тех пор, пока не очутился один в своей спальне. Потом я осмотрел
ее и с удовольствием убедился в том, что не ошибся: эта грязная и видавшая виды веревка - то, что мне надо.
Я пошел в ванную, вымыл бечеву с мылом и прополоскал. Но потом столкнулся с проблемой, где оставить ее для сушки? Я не мог повесить ее так,
чтобы она попалась на глаза одному из моих двух слуг или кому-нибудь из гостей, приехавших к обеду. Но и запихнуть ее мокрую в ящик я не хотел.