И как, когда мы сюда приехали, я загнал вас в угол и раскрыл всю вашу грязную аферу, которая, вы думали, уже у вас в
кармане; и как вчера вечером Лисон начал кое что понимать. Еще немного, и вы бы сели в галошу, еще бы один день – и все. Этот день – сегодня.
Этот день сегодня, но Лисона уже нет. Вот что я собираюсь рассказать генеральному прокурору, и не говорите, что я вас не предупреждал. Я не
хочу, чтобы вы потом так сказали, для чего мне и понадобились свидетели. Вот и все.
Феррис повернулся и пошел к выходу. Брэгэн окликнул его, но тот не остановился. Брэгэн вскочил и бросился за ним, но когда он был у двери,
Феррис уже перешагнул через порог и захлопнул дверь за собой. Брэгэн посмотрел на меня невидящим взглядом, сказал:
– Бог ты мой, он ведь сам сунул Паппсу взятку! – открыл дверь и был таков.
Я закрыл за ним, повернулся к двери спиной и спросил Вулфа:
– Мне пойти кого нибудь предупредить? Или подождем немного, а потом пойдем на поиски трупа?
– Плейстоцен, – прорычал он. – Саблезубые гиены.
– О'кей, – согласился я, – но, как бы то ни было, вы, по моему, дали маху. Этот подонок мог и вправду нас вызволить отсюда. И, если так, то
смотрите: на машине отсюда до Западной Тридцать пятой улицы, Манхэттен, – семь часов. На самолете отсюда до Вашингтона – три часа. Я сажусь в
такси, еду в город и приступаю к работе. Вы сигаете в самолет до Нью Йорка. Полет до «Ла Гардиа» – час с четвертью. На такси от «Ла Гардиа» до
Западной Тридцать пятой улицы, Манхэттен, – сорок пять минут. Итого, на все про все – пять часов. На два часа меньше, чем на машине. Я уже не
говорю, что так они нас вообще не выпустят. А помимо всего прочего, можно было бы и счет Брэгэну выставить, тысяч на десять зелененьких, как
минимум. Вы могли бы ему сказать…
– Арчи.
– Да, сэр.
– На полке, там, в комнате, есть книга «Власть и политика», Томаса К. Финлеттера. Я хотел бы ее почитать.
Между нами уже давно существует молчаливый уговор, что дома книги с полок он достает себе сам, но здесь, надо признать, ситуация была совсем
иная, поэтому я решил его немного побаловать. Идя по коридору, я все ждал, что услышу звуки сражения, но все было тихо. В большой комнате под
дверью сидел полицейский. Я без труда нашел книгу, вернулся к Вулфу и вручил ему.
– Мне пришло в голову, – сказал он, – что чуть позже они начнут шуровать на кухне. Они могут даже попробовать собраться за столом на ужин. В
холодильнике еще осталась третья часть ветчины «Райдер», половина жареной индейки, оливки, созревшие на дереве, молоко и пиво. Хлеб там
совершенно несъедобный, но в буфете есть крекеры «Кэсуэлл», а в другом буфете – банка черничного варенья «Брэнтлинг». Если увидите что нибудь
еще, что вам понравится, – несите сюда.
Он открыл книгу и устроился в кресле поудобнее. Я еще не закончил обрабатывать его на предмет представления Брэгэну возможности выпустить нас на
волю и выплатить нам гонорар (отчасти из соображения, что брэгэнская теория насчет убийства – наиболее стоящая из всех, что есть), но мне
подумалось, что полчаса наедине с книгой сделают его более благосклонным к идее авиапутешествия. Поэтому я выкатился обратно в коридор и
проследовал на кухню. Повар, Самек, был уже там, а вокруг него – целая куча блюд, подносов и отборной жратвы. Я сказал, что, если он не против,
то я возьму пару подносов для себя и для Вулфа, и он ответил: «Валяйте». Достав бутылку молока, я небрежно спросил:
– Кстати, я хотел взглянуть на форель, которую поймал посол.
Достав бутылку молока, я небрежно спросил:
– Кстати, я хотел взглянуть на форель, которую поймал посол. Где она?
– Ее здесь нет. Копы унесли.
Подносы были тяжелые, пришлось делать две ходки. Во время второй, уже с моим подносом, навстречу в коридоре попался Паппс, и мы обменялись
кивками. Наш ужин в комнате у Вулфа прошел нормально, если не считать, что он запивал его пивом – дома он это делает редко – что, по его словам,
вызвало у него раздражение вкусовых пупырышков, и он не сумел оценить черничный джем по достоинству. Я же пил молоко, поэтому мои пупырышки
пропустили джем, не пикнув.
Я возвратил подносы на кухню и отправился к Вулфу, готовый насесть на него как следует насчет предложения Брэгэна. Я оценивал свои шансы
примерно как один к пятидесяти, но если нужно убивать время, то не все ли равно – как? Между прочим, он платит мне еще и за то, что я постоянно
держу его в полной боевой. Однако с этим пришлось повременить. Подойдя к комнате, я увидел, что дверь нараспашку, а когда вошел, понял, что мы
принимаем новых гостей. Адриа Келефи сидела в кресле, которое я подавал Брэгэну, а посол пододвигал себе еще одно – бог любит троицу.
Я закрыл дверь.
Глава 7
Я опять получил по носу. Когда я обошел их по кругу и уселся в кресле, стоящем чуть сбоку, Вулф и миссис Келефи лишь мельком покосились в мою
сторону, а посол не снизошел и до этого. Он увлекся беседой.
– Я хорошо знаком, – говорил он, – с теорией Финлеттера о том, что в атомный век мы не сможем больше рассчитывать на промышленный потенциал как
на решающий фактор в новой мировой войне. Кое в чем он, по моему, прав, хотя берет на себя многовато. Но, в целом, это хорошая книга, ценная
книга.
Вулф сунул в нее кусочек бумажки, чтобы заметить место, которое читал, – в собственных книгах он просто загибает страницы. Отложив ее в сторону,
он сказал:
– Все таки человек – удивительное животное с уникальным, присущим только ему качеством. Из многих миллионов видов живых существ, стертых
эволюцией с лица земли, мы – единственные, кому известно наперед, что нас погубит. Наше неуемное любопытство. И этим можно гордиться.
– Да, действительно. – Келефи явно не очень расстраивала такая перспектива. – Я рассчитывал, мистер Вулф, что смогу принести вам свою
благодарность при менее печальных обстоятельствах. Смерть мистера Лисона превратила нашу маленькую экскурсию в трагедию, но, несмотря ни на что,
я считаю своим долгом выразить вам глубокую признательность. Вы откликнулись на мою просьбу, и это было очень любезно с вашей стороны.
– Для меня это и привилегия, и честь, – заявил Вулф. Станет он уступать какому то дипломату. – Я был избран моей страной в качестве орудия ее
гостеприимства. И я скорблю вместе с вами о трагедии, которая все испортила.
– Конечно, – согласился посол. – Я думал также, что следует объяснить, каким образом возникла эта моя просьба к секретарю Лисону. Некоторое
время назад мне довелось работать в Риме. Там есть один человек, владелец ресторана, по имени Паскуале Донофрио. Мне понравился соус, который он
подает с жареными на гриле почками, и он сказал, что автор этого соуса – вы. Нечто подобное произошло со мной и в Каире, а потом в Мадриде. От
моего друга Лисона, когда он работал у нас в столице, мне стало известно кое что и о ваших достижениях в области частного сыска. Поэтому, когда,
по приезде в вашу страну, меня спросили о моих личных пожеланиях, я подумал о нас.
– Я счастлив, сэр. Я польщен.
– Моя жена присоединяется в выражении нашей благодарности.