Потом Поль глубоко вздохнул, пригладил волосы и раздраженно прорычал:
— Черт возьми, я не хотел, чтобы все получилось именно так!
Вот в это Эйлин могла поверить! Да, вполне. Она прекрасно знала, что у него на уме. Он ведь сам сказал: никаких обязательств, никакой ответственности. Он не верил ни в любовь, ни в продолжительность чувств. Впрочем, уж если быть абсолютно честной, Эйлин и сама не знала, во что верить, но одно знала точно: занимаясь любовью с мужчиной, ей нужно, по крайней мере, верить в то, что у них есть хорошие шансы на совместное будущее. Так уж она устроена, и извиняться за это или за что-то другое она не собиралась.
Эйлин еще раз взглянула на Поля и направилась к выходу, но сделала лишь несколько шагов, когда он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
— А не поможет, если я скажу, что, будь я ребенком, то назвал бы вас идеалом тети, заменяющей мать? — с преувеличенным смирением спросил Поль.
— Нет! — еще не остыв, бросила она.
— И что Фрэнк счастливейший из братьев? Что вы просто мастерски провели корабль семьи Стейвор через бурные житейские воды?
— Еще раз нет.
Эйлин едва сдерживала слезы и, наверное, расплакалась бы, если бы не твердая решимость скорее умереть, чем проявить слабость перед Полем. Может быть, она и впрямь перестаралась, стремясь дать племянникам все, в чем они нуждались, но она до сих пор помнила, как чувствовала себя, когда потеряла родителей и ее мир раскололся. Но… но в случае с Вилли и Сузан дело обстоит немного иначе. Надо быть честной и признать это. У них все же есть отец, они не лишились дома, дающего ощущение безопасности, рядом с ними друзья. Трагедия с родителями выбросила Эйлин из привычного окружения, и, хотя Фрэнк и Нэнси приняли ее очень хорошо, то время было ужасно трудным. И вот теперь она стремится компенсировать племянникам их утрату, подталкивая Фрэнка — бессознательно, конечно, — к одиночеству, к мучительным переживаниям вместо того, чтобы разделить с ним ответственность за детей. О черт!
— Эйлин?
Она подняла голову — Поль внимательно смотрел на нее.
— Нет ничего страшного в том, чтобы иметь доброе сердце, — мягко сказал он. — Лучше избыток заботы и внимания, чем ощущение ненужности.
Она справилась бы, если бы он говорил с ней холодным бесстрастным тоном с легким намеком на иронию. Пусть бы открывал глаза на мир, задевая ее гордость и самоуважение, вызывая в ней раздражение, злобу, даже ненависть. Но его сочувствие и понимание сломили Эйлин.
— Я… я хочу домой.
Ее голос предательски дрогнул, но Эйлин еще сдерживала слезы, пока Поль не обнял ее, не прижал к своей крепкой теплой груди. И тут она разревелась — со всхлипами и подвыванием, совсем по-женски. В этом плаче смешалась и давняя боль девочки, потерявшей родителей, и сострадание к Фрэнку, Сузан и Вилли, и обида на Роберта, и горе по Нэнси. Бедная, бедная Нэнси. Все переплелось, все смешалось, и Эйлин плакала так, как не плакала уже много лет со дня гибели матери и отца.
Поль дал ей выплакаться. Долгие минуты он ждал, не задавая никаких вопросов, прижимая Эйлин к груди и легонько поглаживая по голове. А когда поток слез иссяк, Эйлин почувствовала жуткий стыд. Как же так? Как могла она раскиснуть? И не перед кем-нибудь, а перед Полем Дасте! Что он теперь о ней думает?
— Вы слишком долго сдерживались. — Он говорил негромко, ласково, а от его рук, поглаживающих плечи, на Эйлин снисходило успокоительное тепло. — Я прав?
Эйлин насторожилась. Этот человек очень умен, а она дала ему шанс, которым воспользуется даже тупица.
— У меня и в мыслях не было довести вас до слез, — продолжал Поль. — Вы ведь это знаете?
— Дело не в вас.
Эйлин чувствовала, что у нее горит лицо, но нельзя же стоять, вечно прижавшись к его груди, и она отстранилась, обнаружив при этом, что Поль не готов отпустить ее. Эйлин шмыгнула носом, зная, что выглядит, должно быть, как обиженная школьница.
— У вас можно попросить носовой платок, Поль?
— Секунду. — Он по-прежнему смотрел в ее заплаканное лицо, в бирюзовые глаза, ставшие невероятно красивыми. — Если не мои неуместные реплики, то что тогда?
— Н-не знаю. Всякое. — Эйлин услышала свой дрожащий голос и почувствовала злость и раздражение. Ей нужно быть сильной и собранной, готовой противостоять Полю, и женская слабость здесь неуместна. — Время для всех было тяжелое.
— И вы показали себя с наилучшей стороны. О черт, если он будет продолжать в том же духе, я снова разревусь! — подумала Эйлин. Столько лет не плакала, а теперь не могу остановиться!
— Не совсем. — Она снова сделала слабую попытку высвободиться из объятий Поля, но у нее опять ничего не вышло. — Наверное, ситуация, в которой оказались мои племянники, так схожа с той, в которую в детстве попала я, что мне трудно их разделить. Те чувства иногда мешают мне принимать нужные решения.
— Расскажите.
Поль отпустил ее, чтобы достать из кармана белоснежный платок, но, когда Эйлин стала вытирать лицо, его сильные руки снова обняли ее за плечи.
Несмотря на переживания, у Эйлин все так же кружилась голова от восхитительного и пьянящего аромата, исходящего от Поля. У нее подкашивались ноги — даже в самых смелых мечтах она не могла представить, что сексуальное притяжение может быть столь сильным.
Эйлин глубоко вздохнула и, комкая в руке носовой платок, рассказала Полю об обстоятельствах, приведших ее в дом Фрэнка.
— Такая хрупкая, такая воздушная, — проронил Поль, когда Эйлин умолкла. В его голосе послышалось что-то похожее на замешательство. — А ведь с первого взгляда вы кажетесь…
— Обычной недалекой девицей? — неприязненно подсказала Эйлин. Ей вспомнилась вдруг их первая встреча. Значит, он отнес ее к тому типу женщин, которые весь день только и делают, что болтают по телефонус подругами!
— Нежной и хрупкой, — спокойно поправил Поль. — А на самом деле вы…
— Крепка, как старые сапоги?
Эйлин стремилась грубостью вызвать его раздражение — и чтобы разрушить умело создаваемую Полем атмосферу интимности, и чтобы еще раз укрепить себя в решимости не поддаться открывшимся вдруг ей его новым качествам.
— Очень сильная и храбрая женщина. — Поль чуть наклонил голову набок. — Вы так и не сказали мне его имени, Эйлин.
Его стратегия нанесения внезапных ударов снова сработала: Эйлин вздрогнула, но, когда попыталась придать лицу недоуменное выражение, уже поняла, что от его проницательных глаз не укрылось ничего.
— Имя того, из-за кого вы спрятались в раковину, — вкрадчиво пояснил Поль.
Ну нет, на этот раз у него ничего не выйдет! Эйлин в упор посмотрела на Поля, невольно спрашивая себя, зачем природа наградила его помимо всего прочего соблазнительными губами.
— Я могла бы задать вам тот же вопрос, Поль. Вы сказали, что не верите в любовь и в продолжительность чувств. Для этого должна быть какая-то причина.
Он отстранился и с явным удивлением посмотрел на нее. Его глаза сузились, руки опустились, и Эйлин поняла, что задела за живое.
Беспокоило то, что ожидаемого удовлетворения она не почувствовала.
— Туше, мисс Стейвор. — Голос Поля прозвучал холодно и отстраненно, и Эйлин вдруг ощутила, что ей не хватает его тепла, доставлявшего прежде почти физическую боль. — Значит… мы с вами оба… реалисты. Это вы хотите сказать?
Эйлин хотела сказать совсем другое, и Поль это знал. Она вернула ему платок. Рассказывать о Роберте ей пока не хотелось, а пускаться в откровения вряд ли разумно. Она и так уже поведала ему слишком многое, когда говорила о своем детстве и обо всем прочем. Лучше было бы помолчать.
— Пойдемте. — Поль протянул руку, не сводя взгляда с лица Эйлин.