Кэкс услышал крики в командном отсеке. Он видел, как Тайер переключается с поля зрения одного дрона на поле зрения другого, как она вновь и вновь демонстрирует капитану момент исчезновения объекта. Неужели эта штуковина взяла и рассосалась без следа? Тайер тщетно обыскивала космос в поисках радиации и обломков. Может быть, объект телепортировался? Компьютеры в аналитическом отделе старательно изучали хроматограммы места исчезновения, искали признаки какого-нибудь волшебного вещества, появившегося из недр объекта.
Слепец сохранял спокойствие. Он дождался момента, когда образы лихорадочных размышлений Тайер покинули поле его ложного зрения, и вернулся вторичным зрением туда, где прежде находился объект. Кэкс передвигался от одного дрона к другому в реальном времени, оставаясь при этом в спектре видимого света. Он наблюдал и ждал.
Пустое пространство выглядело совершенным. Совершенно пустым.
Звезды светили сквозь него. Они были немного смещены за счет того, что скорость движения дронов и объекта не совпадала. Теперь через пустоту пространства дроны могли видеть друг друга. Один из них видел «Рысь», которую до своего исчезновения заслонял собой объект.
– Тайер, – позвал Кэкс.
В первое мгновение она не отозвалась. Перегруженная приказами капитана, засыпанная его вопросами, она не имела времени на беседы с шумным слепым призраком. Однако в конце концов прежние рефлексы субординации возымели действие.
–
СТАРШИЙ ПОМОЩНИК
– Невидимость, – пробормотал капитан Зай.
– Управляемая рефракция, сэр, – поправила его лейтенант Тайер.
Хоббс искоса глянула на девушку. В деле анализа данных та была профессионалом высокого класса, но характер капитана пока не изучила.
– Но это не прозрачность, – продолжала Тайер. – Объект не пропускает излучение напрямую через себя. Он учитывает ракурс зрения объекта, и его поверхность действует как огромный экран с высокой направленностью отражения, проецирующий изображение в зависимости от позиции наблюдателя.
– Видимо, лейтенант хочет сказать, сэр, – высказалась Хоббс, – что в разгар боя непредсказуемость десятков ускоряющихся ракурсов сделает эту «невидимость» бесполезной.
– Он играет с нами, Хоббс, – отозвался капитан. – Показывает, на что способен, и смотрит, на что способны мы.
Старший помощник на миг задумалась.
– Может быть, он пытается потянуть время, сэр. Риксский крейсер всего в часе пути отсюда.
Капитан кивнул. После того как была снята броневая защита с командного отсека, «Рысь» проделала весь путь с ускорением в шесть g. Но риксский корабль не стал разворачиваться, не подумал сбросить ускорение, чтобы уравнять свою скорость со скоростями имперского фрегата и объекта. Крейсер мчался к «Рыси» во всю свою прыть. Риксы явно спешили. Крейсер должен был проскочить мимо с огромной относительной скоростью – почти вдвое быстрее, чем при первой встрече. Риксы потеряли почти все свое дронное сопровождение, но Хоббс не сомневалась в том, что крейсер способен уничтожить подбитый фрегат за несколько минут, стоит только «Рыси» оказаться в пределах досягаемости орудий.
– Это возможно, Хоббс. Так что давайте посмотрим, не сумеем ли мы сделать ему больно.
– С радостью, сэр. – Хоббс скрестила пальцы. – Тайер, дайте мне цель.
– Могу я назвать произвольный параллакс с комплексным дальним планом?
– Можете.
Тайер сделала условный жест, и дроны-разведчики пришли в движение. Они принялись описывать зигзаги вокруг объекта. Дрон-приманка разбрасывал в пространстве куски металлической фольги, а бортовые лазерные пушки «Рыси» эти куски освещали. Объект стал видимым на фоне далеких звезд и сверкающей фольги, хотя и старался всеми силами сохранять иллюзию своей невидимости.
Зай кивнул.
– Стрелок, пятьдесят терабит, по центру.
– Есть, сэр.
Одно мгновение было видимым тонкое копье лазерного луча, пробившегося через фольгу, – вспышка фонаря на старом пыльном чердаке. Объект появился на секунду, показал свою новую конфигурацию.
Сфероид с громадными вогнутыми зеркальными линзами, и все линзы были сфокусированы на «Рысь».
Ослепительное изображение обожгло глаза Хоббс. В кратчайший миг луч расщепился надвое, превратился в острие, заточенное под очень острым углом. Как только лазерное отражение коснулось корпуса фрегата, два луча сомкнулись.
Кормовой артиллерийский расчет – который, согласно распоряжениям Хоббс, был почти начисто лишен брони – умолк. Луч лазера погас.
– Медиков! Срочно пришлите медиков! – прокричал кто-то из отсека, отстоящего на сто метров от пораженного расчета. Хоббс еле сумела шевельнуть одеревеневшими пальцами. Она попыталась вызвать на связь бригаду орудийного расчета, но ей никто не ответил. Посыпались новые просьбы прислать медиков.
Потом взвыла сирена, возвещавшая о декомпрессии. Все как один офицеры, работавшие в командном отсеке, начали пристегивать гермошлемы. По всему кораблю запестрели «иконки», сообщавшие о жертвах. И никаких известий от орудийного расчета. «Они все там превратились в пар», – поняла Хоббс.
– Отказ энергопоглощающей оболочки, сэр! Луч прошил нас насквозь!
– Хоббс, – проговорил капитан.
– Пробоина второй кормовой переборки, сэр. Пенный герметик не держит. И…
– Хоббс! – рявкнул капитан. Его крик заставил ее умолкнуть.
– Да, сэр?
– Генератор сингулярности. Он цел?
Хоббс тряхнула головой, чтобы избавиться от голосов, требовавших ее внимания. Снова была пробита обшивка, кормовые переборки оголились, что называется, «до костей». Погибли и ранены члены экипажа. Так с какой стати капитан переживает из-за дополнительного источника энергии?
Она заглянула в данные внутренней диагностики бортовых систем.
– Да, сэр. С ним все в порядке. А в главном двигателе утечка…
– Вывести генератор сингулярности на критическую мощность, – приказал Зай.
– Что?
– Выведите черную дыру на критическую мощность, Хоббс. Я хочу, чтобы сингулярность самоуничтожилась через десять секунд после моей команды.
– Есть, сэр, – ответила Хоббс. В поле ее вторичного зрения возникли адские цвета протокола самоуничтожения. Она дала команду условным жестом – шевельнула большими пальцами и плечами. Даже само это движение было болезненным – наверное, нарочно.
А потом она догадалась о том, что задумал капитан.
«Господи, – подумала Кэтри Хоббс, – он собирается всех нас прикончить».
Кэтри Хоббс вошла в наблюдательный блистер, до боли сжав зубы. Она не боялась головокружения. Сейчас не было времени думать о верхе и низе.
– Сколько пострадавших? – спросил капитан, не дав ей сказать ни слова.
– Сорок один, сэр, – доложила она. – Тридцать обгорели, одиннадцать погибли при взрыве обшивки. Только двенадцати можно вживить симбиант.
Последовала минута молчания в память о погибших. Хоббс было нестерпимо трудно прерывать это безмолвие, но время поджимало. Вероятно, она никогда не смогла бы стать такой «серой», как капитан и ее товарищи по команде. Как часто ритуалы становились на пути действий!
– Сэр, – сказала Хоббс, – через двадцать минут ожидается прибытие риксского крейсера.
Лаурент Зай кивнул. Он стоял спиной к Хоббс, и на фоне тьмы космоса этот кивок получился почти незаметным.
Она собралась было продолжать, но вдруг увидела объект.
Хоббс еще ни разу не видела его невооруженным взглядом. Объект оказался намного темнее, чем она ожидала. Они находились слишком далеко от солнца системы Легис, и Хоббс не могла разглядеть тех деталей, которые выявлялись с помощью увеличения, телескопов и синестезии. Однако было хорошо видно, что объект продолжает двигаться, колебаться и извиваться. На полумесяцы перекатывающихся дюн падал солнечный свет, и они казались похожими на барашки волн на море под луной.
Объект окружала эскадра дронов-разведчиков. На поверхности объекта плясали зеленые поисковые огоньки. Лазеры невысокой мощности собирали информацию, пытались обнаружить слабые места.
Хоббс собралась с духом.
– Если мы намерены предпринять какие-то действия против объекта, нам следовало бы приступить к ним сейчас, сэр.
– Хоббс, – устало проговорил капитан. – Что именно вы предлагаете?
Она облизнула пересохшие губы.
– Подвергнуть его ядерной бомбардировке, сэр.
– У дронов-истребителей, насколько мне помнится, имелись помимо прочих и снаряды с ядерными боеголовками? – осведомился Зай.
– Весьма невысокой мощности, сэр. А я имею в виду ядерную боеголовку мощностью в тысячу мегатонн. Ни одно мыслимое вещество не способно выдержать температуру в миллион градусов.
– Ну-ну, – отозвался капитан.
Хоббс ждала. Капитан молча наблюдал за извивающейся в пространстве тварью.
– Еще идеи есть? – спросил он наконец.
– Да, сэр.
Хоббс пришла сюда, имея в запасе несколько предложений – на тот случай, если капитан возразит против ядерной атаки.
– Мы можем использовать три оставшиеся фотонные пушки тандемом, сэр. При этом можно было бы вести «Рысь» рывками. Отражающая линза на поверхности объекта была диаметром двадцать километров и очень жесткая. Аналитики считают, что объект не сумеет выследить нас.
– А мы сможем его повредить?
– Пока мы нанесли по нему удар мощностью пятьдесят терабит, сэр. Залпом максимальной мощности из трех орудий мы можем получить пятьсот.
– Ничего не получится, – заявил капитан.
– Сэр! – не сдержалась Хоббс. – И в первом, и во втором случае на поверхности объекта будет создана температура, достаточная для того, чтобы нейтроний превратился в пар. Ничто материальное не выдержит таких энергий.
– Хоббс, а что, если эта штуковина способна достигнуть абсолютной отражающей способности?
– Что вы имеете в виду, сэр?
Капитан повернулся и встал лицом к старшему помощнику.
– Что, если объект способен стать настолько совершенным зеркалом, что он сумел бы пройти через сердцевину звезды типа G и при этом не нагрелся бы ни на один градус?
Это предположение не на шутку испугало Хоббс. Это была инженерная фантазия, тот самый образ мышления, из-за которого она в свое время отказалась от утопианских устоев, обещавших вечное процветание.
– Это невозможно, сэр.
– Мы этого не знаем. Наши собственные энергетические экраны способны защитить нас от ядерных взрывов.
– Экраны используют эффект поля, сэр. Это энергия, а не материя. Пока мы не наблюдали в действиях объекта ничего, кроме построения элементов. Он не создавал никаких сложных устройств, не излучал никакой когерентной энергии. А наши экраны-шунты – это не волшебство. Прямое попадание снаряда с мощной ядерной боеголовкой – и «Рысь» испарится.
– «Рысь» – это «Рысь», Хоббс. А этот объект – нечто большее. Но он неопытен, и всякий раз, когда мы его атакуем, мы его тем самым обучаем.
Хоббс покачала головой.
– Если мы станем бомбить его ядерными бомбами или облучать лазерами, он адаптируется и к первому, и ко второму, – сказал капитан.
– Сэр, у него должны существовать структурные ограничения…
Зай шагнул к ней и знаком попросил замолчать.
– Этот объект – вовсе не космический корабль, Хоббс. Его нельзя рассматривать как некую инженерную проблему. Попытайтесь на миг мыслить по-риксски. Для них этот объект – вообще не артефакт.
Хоббс глубоко вдохнула. К чему клонил капитан? Да, безусловно, объект имел колоссальные размеры и являлся продуктом неизвестных научных изысканий. Но уже не первое столетие Империя сражалась со странными достижениями техники, зачастую превосходящими ее собственные.
Может быть, Лаурент Зай перестал верить в то, что способен победить в этом сражении?
– Если это не артефакт, сэр, то что же это тогда такое?
– Это живое божество.
Хоббс сглотнула подступивший к горлу ком. Уж не лишился ли капитан рассудка?
– Это не означает, что его нельзя убить, капитан.
Зай улыбнулся.
– Верно, не означает. У нас есть возможность его уничтожить. Но наше решение должно носить абсолютный характер. Речь должна идти не просто об энергии как таковой, но о разрыве ткани пространства-времени. О черной дыре. Саморазрушение – единственный возможный способ.
– Капитан, у меня есть другие предложения…
– Молчите, Хоббс. Пора.
Зай стремительно прошел мимо нее и, как только они вошли в шлюзовую камеру, дал блистеру команду сложиться. Хоббс поняла, что спорить бесполезно. Этот человек зациклился на смерти. Вот почему он приходил сюда, в блистер. Для того, чтобы предаться мрачным размышлениям о собственной обреченности.
«Бедный Лаурент, – думала Хоббс. – Отказ применить „клинок ошибки“ отнял у него все силы, подорвал изнутри».
И вот теперь утраченная ваданцем честь сосредоточилась для него в этом объекте, возвращение чести снова стало достижимо, оно превратилось в последний и единственный шанс умереть за Императора.
Шагая следом за капитаном к командному отсеку, Кэтри Хоббс вдруг ощутила прикосновение пристегнутого к запястью пистолета и подумала о том, стоило ли спасать капитана от покушавшихся на его жизнь мятежников.
– Десять минут, сэр.
Тысяча секунд – и риксский крейсер снова подлетит на такое расстояние, что «Рысь» окажется в зоне обстрела. Хоббс покачала головой. Ей казалось, что это чистое безумие – пережив бой с превосходящим противником, подвергать себя риску еще одного сражения. Однако думать об этом было уже поздно. Даже при максимальном ускорении фрегат больше не смог бы уцелеть в битве.
– Какова задержка со скидкой на скорость света? – спросил Зай.
– Сэр?
– Между нами и риксским крейсером.
Хоббс переключила разметку шкалы на световые секунды. Не вздумал ли капитан выйти на связь с врагами?
– Девять секунд в обе стороны, сэр.
– Тогда будем ждать, – сказал Зай. «Чего ждать?» – подумала Хоббс.
Прошло сто секунд. Риксский корабль приближался. Теперь он сбавлял скорость, а объект извивался в пространстве между «Рысью» и крейсером.
Хоббс сосредоточилась. Она пыталась вспомнить о том, каким считала Зая десять дней назад. Она считала его воплощением чести и компетентности. Она бы умерла за него – без вопросов. Почему же теперь ею овладели сомнения?
Она снова обдумала сложившееся положение. Приказ, полученный «Рысью», был ясен и четок: не допустить контакта между гигантским разумом и риксским крейсером. Для того чтобы этого добиться наверняка, существовал единственный способ. Вероятно, саморазрушение можно было считать почетным выбором. Но создавалось такое ощущение, что Лаурента просто-таки тешит мысль о гибели, а других вариантов он словно бы не видит и не желает обдумывать даже тогда, когда было время для выбора.
А теперь времени выбирать не осталось.
Кэтри гадала: не в том ли причина ее сомнений, что она позволила себе по-дурацки влюбиться в капитана? Неужели из-за того, что Зай отверг ее любовь, она стала не так верна ему? Хоббс пыталась воскресить в себе то чувство долга, которое заставило ее поступить во флот. Покинутая ею утопианская планета представляла собой тихую гавань, где можно было жить в безопасности и радоваться. Здесь, на грани гибели, Кэтри должна была постичь высший смысл своего предназначения. Такова аксиома служения Империи: Древний Враг придавал жизни смысл.