Искать тайники древних магов и мудрецов – и наткнуться всего‑навсего на замурованную кладовую, все сокровища которой оказались ненужными перед обреченностью людей, копивших эти несметные богатства. От досады захотелось даже плюнуть в щелку (где‑то в дальнем уголке сознания мелькнула мысль – пожалуй, такое желание вполне естественно для девчонки, которой только вчера врезали мячом по голове); удержали только настороженные взгляды сопровождавших ее дружинников, которым было велено держаться поблизости, но все‑таки на безопасном расстоянии – нелепо было бы закончить свою верную службу под обломками этой пузатой хоромины, ненадежные опоры которой грозили в любой момент подломиться.
Наблюдательный пункт для них был определен удачно: всего в полуполете стрелы, на гребне местами сохранившейся массивной стены, огораживающей сокровищницу. Юрг настоял на том, чтобы в свои путешествия мона Сэниа выбирала только тех, кто не входил в число троих подозреваемых; она скрепя сердце согласилась, прекрасно понимая, что такое ограничение долго не продержится. Незаподозренных оставалось уж слишком мало.
Так что с ней был Флейж, который сейчас сидел себе на верхней кромке стены, влажной от вечного тумана, и болтал ногами, уже привыкший к тому, что с предводительницей неуязвимой дружины ничего случиться просто органически не может; достославный же Эрромиорг, нагулявший себе изрядный животик за зиму, проведенную в должности сенешаля‑рестоврато‑ра асмуровского замка, напротив, замер у подножия стены в тревожной стойке, засунув большие пальцы за тесноватый пояс, чтобы руки были поближе к двум десинторам, снятым с предохранителя.
Принцесса помахала своим спутникам – мол, все в порядке, оставайтесь на месте; на всякий случай еще раз глянула на сверкавшую под нею россыпь драгоценностей.
И тут заметила, что они не были свалены как попало – искрящиеся нити, размытые овалы и однозначно распознаваемые многоугольники несомненно образовывали замысловатый узор, раздражающий своей асимметричностью. Внизу таилось изображение, интригующее своей загадочностью – так неужели же улететь, унося в памяти лишь малый его фрагмент, видимый в узкую щель?..
Естественно, в следующий миг она была уже там, внутри. Мелкие камешки, просыпавшиеся вниз, когда она шевельнулась, чтобы перейти через обязательное ничто, еще поклевывали ей макушку, а она уже выхватывала из‑за пазухи свой новый свахейский амулет – Ракушку, думая только об одном: только бы успеть, только бы это неразгаданное диво не порушилось прежде, чем его запечатлеет магическая память.
– Как там эти семечки… а, кунжут, то есть сезам, открывайся быстрее, тролль тебя побери! – крикнула она нетерпеливо.
И Ракушка послушно разверзлась с едва уловимым сухим щелчком. Получилось!
Ну и уноси ноги, пока не поздно!
В самый раз.
Потому что над головой затопало, загрохотало, каменные осколки посыпались все крупнее и крупнее, разбиваясь с хрустальным звоном; и вот уже сверху рушилось что‑то вовсе громадное и бесформенное, от чего она сумела‑таки увернуться, спасаясь через ни разу не изменившее ей ничто.
Флейж поймал ее за плечи и помог удержаться на кромке стены. Вот только Эрма здесь не было.
– А где…
Толстяк появился в тот же миг, едва не сбив ее с ног. Алмазы и изумруды сыпались с него, как блохи с шелудивого пса. Голову потерял, заевшийся жирный каплун, не мог сообразить, что изъеденная временем оболочка не выдержит его тушу!
– Какой тролль понес тебя на этот шар? – Она с трудом подобрала наиболее мягкие выражения. – Ты же прямо на меня рухнул, и как только мне шею не свернул!
И без того осунувшуюся физиономию сенешаля словно сполоснули кислым молоком.
– Но, моя принцесса, ты изволила повелеть нам наблюдать за тобою с безопасного расстояния, так что как только ты исчезла из обозримого пространства…
– Эрм, ты в чужом созвездии, здесь нужно думать, прежде чем выполнять приказы буквально! – вот что, значит, засидеться на диванных подушках, сёкосой ему в задницу!
Она представила себе, что было бы с Эрромиоргом, произнеси она вслух это запоздалое пожелание, и едва не фыркнула; но сейчас он вызывал только жалость, тем более что по его обвисшей щеке стекала алая струйка – как видно, зацепило каким‑то шальным самоцветом.
– Но, моя принцесса, ты изволила повелеть нам наблюдать за тобою с безопасного расстояния, так что как только ты исчезла из обозримого пространства…
– Эрм, ты в чужом созвездии, здесь нужно думать, прежде чем выполнять приказы буквально! – вот что, значит, засидеться на диванных подушках, сёкосой ему в задницу!
Она представила себе, что было бы с Эрромиоргом, произнеси она вслух это запоздалое пожелание, и едва не фыркнула; но сейчас он вызывал только жалость, тем более что по его обвисшей щеке стекала алая струйка – как видно, зацепило каким‑то шальным самоцветом.
– Прости, дружище, – проговорила она, дотрагиваясь до его плеча. – Просто теперь я понимаю командора, который…
Оглушительный, почти живой треск долетел снизу – казалось, переломился хребет у гигантского дракона; воздух наполнился звенящим гулом.
Это было впечатляющее, но достаточно печальное зрелище: наблюдать, как основательно и даже в какой‑то степени величаво рушится один из последних сохранившихся памятников нелепой свахейской архитектуры.
Желтоватый клуб пыли поглотил новоявленные руины, и отовсюду к нему уже спешили разнокалиберные поджарые жужелицы, стервозного вида сколопендры и солидные, словно сенешали, жуки‑навозники, не говоря уже о мелкой блошиной шушере. Ничего удивительного – где разразилась катастрофа, там пахло обедом.
– Ну, свое черное дело мы сделали, – усмехнулась принцесса, – можно возвращаться. Желающих подобрать себе сувенир на память не имеется? Тогда – домой!
Она заранее поёжилась, предчувствуя сокрушительный нагоняй со стороны заботливого супруга, и не столько по поводу ущерба, нанесенного культурному наследию Свахи, сколько из‑за несоблюдения норм экспедиционной безопасности, которые, к сожалению, чересчур различались у жителей Джаспера и Земли.
Но ожидаемая головомойка так и не состоялась: Юрг утратил дар речи в тот же миг, когда, оживленная родниковой водой, на голубом лугу радужными переливами вспыхнула иллюзорная сфера. Аналогичное впечатление произвела свахейская сокровищница и на всех остальных обитателей Игуаны, собравшихся поглядеть на невиданное диво; исключение составила только Гуен, с алчным уханьем метавшаяся над зрителями в безнадежной попытке забить своим страшенным клювом помстившуюся ей добычу – нацеливалась она исключительно на парные изумруды и цитрины, принимая их, как видно, за глаза прячущихся неизвестно где зверей; продолжалось это безобразие до тех пор, пока разъяренный командор не гаркнул: «Куррра безмозглая, на место!» и разобиженная сова не убралась на свой насест на верхушке шатрового корабля.
Всеобщее безмолвное восхищение могло длиться до бесконечности, но первому надоело, естественно, непоседливому Ю‑ю.
– Это для де‑ев‑цонок! – безапелляционно выпалил он, сползая с отцовских колен.
Паянна, все это время привычно обмывавшая целебным настоем глубокие царапины на холеном лице Эрромиорга, вытерла руки о свою многострадальную юбку.
– Не рачительно было этакое добро оставлять, – заметила она, впрочем, достаточно равнодушно. – За тое богатство тебе, княжна, цельный дворец на этом острову можно б отгрохать. А то еще нашему князю Милосердному на дороге евоной – полстолицы. Ты как мыслишь, певун‑молчун?
Менестрель, которого все это время по общему уговору никто не тревожил, дернул головой, точно его ужалил овод. Взгляд его, обычно обращенный как бы в глубину себя, загорелся мрачным огнем.
– Да будь у меня, хотя б чуток от такого клада, – проговорил он глухо, – может, я ее у стражи и откупил бы…
Он снова помотал головой, точно конь на перепутье, и неверным шагом двинулся за ворота.