Стиральная машинка в углу, сдвинутая пластиковая занавеска в веселеньких пляжных человечках (“bye-bye, sunny boy”), широкая полка с зеркалом, бритвенный станок, кремы – до бритья и после; банка геля, оранжевая мыльница, ножницы, поролоновая мочалка в виде сердечка, одинокий шлепанец на полу.
И махровый халат на вешалке.
И выкрашенный водоэмульсионкой змеевик трубы с едва заметной, но довольно широкой царапиной.
Именно здесь…
Настя прыгнула в ванну, задернула улыбающихся “санни-боев” и только потом начала раздеваться, перебрасывая вещи через занавеску. А затем, свернувшись клубком на дне, пустила воду. Можно было зажмуриться, сунуть ладони под струю и представить, что Кирилл варит кофе на кухне. Можно было растереть спину мочалкой-сердечком и представить, что Кирилл валяется на диване в комнате. Можно было исподтишка побрить подмышки его “Shick'oM” и представить, что Кирилл вышел за вином в честь приезда сестры…
Да мало ли какую еще бытовую сценку можно было представить, мало ли какую утешительную не правду можно было придумать!.. Но весь ужас ситуации был не в том, что Настя опоздала приехать.
А в том, что ее здесь никто не ждал.
Она протерла мутное от пара зеркало и, близко придвинув к нему лицо, начала изучать собственное отражение. Она не делала этого лет пять, а то и больше. И теперь пожинает плоды. “Тупая деревенская баба” и “мамаша” – вот и все комплименты, которыми удостоил ее, этот город. Но ведь не будешь хватать за руки всех его представителей и объяснять, что тебе всего лишь тридцать!..
Это все юг и постоянное солнце. Юг иссушает кожу и оставляет на ней светлые бороздки морщин. Юг – самый изощренный серийный убийца, он не оставляет женщинам никаких шансов.
Настя перевела взгляд на ключицы. Именно здесь, под ключицами, и проходила граница дозволенного и недозводенного в их семье. Обуглившиеся до самых плеч руки, обуглившаяся до самых ключиц шея и бледная грудь; загар и отсутствие загара мирно сосуществуют. И именно по этой идеальной выкройке подбираются все ее летние майки и футболки. Открытый ворот и короткие рукава – вот и все, чего добилась освобожденная женщина Востока.
Настя принялась яростно стирать мочалкой грань между черным и белым.
Напрасный труд. Она убедилась в этом через полчаса, а убедившись, решила вылезать из воды. Уже перебросив ногу через край ванны, она вспомнила, что ее собственное полотенце осталось на, кухне, аккуратно разложенное на табуретке. И что никаких других полотенец в ванной нет. Одинокий халат и одинокий шлепанец – вот и все имеющееся в наличии.
Не мешало бы найти ему пару.
Настя вытащила швабру, стоящую за стиральной машинкой, и принялась шарить ею под ванной. Первой в ее руки приплыла пустая бутылка из-под джина (во всяком случае, именно так было написано на этикетке). Потом пришел черед окурков и каких-то журналов с голыми девицами. Шлепанец так и не нашелся, но зато Настя выудила небольшую косметичку. Это был ее последний и главный трофей. Если бы не грязь, облепившая добычу со всех сторон, ее смело можно было бы причислить к произведениям искусства.
Во-первых, бока косметички матово поблескивали – настоящая, хорошо выделанная кожа, тут сомнений быть не может. Во-вторых, она была черной и смотрелась очень дорого. Абсолютно, стопроцентно женская вещь, и, кажется, Настя знает, кому она принадлежит… Присев на корточки, Настя очистила ее бока и щелкнула застежкой.
Вещей в косметичке было немного: два серых карандаша, губная помада и небольшой флакончик духов. На обоих карандашах было вытиснено “ANGEL”; такая же надпись сопровождала помаду, к ней прибавился только номер тона – “63”.
И, наконец, духи.
Духи назывались “Nahema”.
Даже далекая от каких-либо языков, кроме русского и грузинского, Настя смогла перевести: “Наэма”. Тот самый потерянный флакон, по которому так убивалась Мицуко.
Ради которого она была готова на все. Несколько секунд Настя раздумывала: разбить ли ей флакон о пол или кафельная стена больше подойдет для этой цели. Так ничего и не решив и все еще злясь на Мицуко, она осторожно открыла плотно притертую пробку.
Бр-р!..
Даже под страхом смерти Настя не стала бы пользоваться такими духами. Проще сорвать лепесток розы и растереть его в руках. Проще влезть в банку с ванилью и выпачкать в ней нос. А чистка гнилых фруктов, ежегодный летний кошмар! О, она знает, что это такое…
Она поставила духи на полку, сняла с вешалки халат и снова зацепилась взглядом за царапину на батарее. Пусть все, что сказала Мицуко, – правда, пусть он никогда не вспоминал ее… Но Кирюша все-таки позвонил ей, – быть может, в самый последний момент! Что именно он не успел или не захотел ей сказать?
Этого она не узнает никогда, а стиральная машина называется “Аристон”.
У них в доме, на огромной, заполненной связками перцев и чеснока кухне, тоже стоит машинка. Не такая роскошная, конечно, но стирать в ней – одно удовольствие…
Настя вышла из ванной и направилась в кладовую, где уже лежали рассортированные на стопки Кирюшины вещи. Уже поношенные и совсем новые. Оставлять их здесь не имеет смысла, надо бы перевезти все в Вознесенское. Но Зазе эти вещи не подойдут, Заза всегда был плотным и кряжистым, а в последнее время, после сорока пяти, вообще заметно расплылся. Кирилл же был сух и поджар, он пошел в мать, не то что ширококостная, широкоплечая Настя. Куртки, рубашки и штаны Кирилла могут подойти разве что Илико, но он еще мальчик. Надменный грузинский мальчик. Он никогда не будет носить тряпки с чужого плеча…
Настя отобрала веши для стирки и сунула их в стиральную машину. И под ее тихий ровный гул снова занялась косметичкой. Не то чтобы ей особенно понравились карандаши и помада… Просто…
Просто она никогда не пользовалась косметикой.
Она даже и вспомнить не могла, почему так повелось. В ящике у зеркала, в их с Зазой спальне, хранились ее нехитрые, еще девичьи радости – выцветшие польские тени, мамина тушь “Ленинград”, почти бесцветный блеск для губ – в Вознесенском всегда следили за нравственностью. И боевой раскраской пользовалась только продавщица одного из двух Вознесенских магазинов Лидуха – бедовая разведенка.
Вряд ли все эти причиндалы Мицуко подойдут к ее выцветшим белым волосам, узким бровям и смуглой коже… Но они такие маленькие, такие аккуратненькие, такие замечательные…
И Настя решилась.
Сначала она подвела один глаз, потом другой. Получилось не очень хорошо и не совсем ровно, но глаза, такие же выцветшие, как и волосы, неожиданно сверкнули и приобрели глубину. Покончив с глазами, Настя раскрыла помадный тюбик. Помада “Angel № 63” оказалась серо-пепельной, под стать карандашам. Довольно странно, если учесть, что перед ней Мицуко предстала в демонически-черном макияже. Похоже, что Мицуко постоянно экспериментирует, и все ее косметические эксперименты зависят только от какой-нибудь мужской визитки.
Тонкий слой помады веригами повис на губах. Нет, волочить на себе такую тяжесть она не способна! Но перед тем как избавиться от нее, Настя все-таки заглянула в зеркало. И… осталась там на добрых десять минут. Пожалуй, она ошиблась, определив цвет как серый. Влажный, слегка подрагивающий мутновато-жемчужный, блеск – так будет вернее. И так блестеть мог только восковой бок груши сорта “Любимица Клаппа”.